Это фраза, точнее страдальческий вопль, навсегда врезался мне в память, будучи повторен тысячекратно во время моего детства, и подкреплен самыми разнообразными мерами физического и психического воздействия. Да и впоследствии, когда детство прошло, эта фраза вряд ли могла бы забыться, поскольку в тех или иных вариациях она постоянно доносится до наших ушей буквально отовсюду – идет процесс «воспитания»…
Удивительное дело. Каждый из нас хорошо различает вкусное и невкусное, каждый понимает, что вкусное кушать приятно, а невкусное – неприятно и не хочется. Каждый легко отличит приятное прикосновение от неприятного пинка. Во многих сферах жизни мы легко отличаем приятное от неприятного и выбираем приятное. Реклама призывает нас выбирать самое вкусное, самое удобное, самое приятное. И в то же самое время, те же самые рекламщики и рекламодатели, что тратят месяцы и миллионы на создание рекламы, призывающей выбирать вкусное, приятное, удобное, у себя дома, в кругу своей семьи изо всех сил подавляют свои собственные желания, а особенно желания своих детей или внуков. Какие только эпитеты не находятся, чтобы пригвоздить к позорному столбу желания своих детей! Но природа человека сильна, поэтому одними словами не обойдешься, и в ход идут кулаки и ремни, разнообразные репрессивные меры, домашнее тюремное заключение. Удивительно, но по какой-то причине люди категорически отказываются различать приятные и неприятные желания. Я называю их «радостные желания» (рж) и «механические желания» (мж). Но если уже нет никакой возможности подавить их различение, то в действие идут концепции «долга», «приличий» и прочих мутотеней, с помощью которых человек все-таки умудряется подавить свои радостные желания и отдать себя во власть желаний механических, безрадостных.
Во времена диктатуры, попирающей все живое, такой подход понятен – преврати людей в быдло, заставь их поверить, что их радостные желания – лишь блажь, и более того – преступная блажь, и затем можно направлять толпы туда, куда тебе захочется. Граждане СССР достигли в этом деле самоумерщвления удивительного искусства, а сейчас в нем упражняются северокорейцы и прочие строители коммунистического, христианского, мусульманского и т.д. рая. Руководствуясь лубочными картинками счастливого будущего для своих правнуков, они жили в сверхсвинских условиях в тайге и болотах, да и жизнь собственно внутри городов также была сверхсвинской. Любопытно, что вкалывая от зари до зари, не получая за свой труд ничего, руководствуясь доктриной светлого будущего, они, видимо, не задумывались – а каким, собственно, оно им представляется – это светлое будущее их потомков? Вряд ли оно состояло в том, что потомки будут также вкалывать и дохнуть в нищете и болезнях, иначе – в чем же смысл этих жертв? Видимо, потомки должны были все-таки жить в комфорте, сытости и радости? Видимо так. Взять, например, книги Ефремова, которые издавались при советской власти, и в которых описывалась эта воображаемая счастливая жизнь, служа прообразом и вдохновляя многочисленную молодёжь на трудовые свершения. В этих книгах люди советского будущего по-прежнему много трудились, по-прежнему выполняли какой-то новый долг, но все же нельзя было не заметить, что труд этот описывался как радостный, что люди носили красивую одежду, вкусно ели и много времени проводили на природе, много читали и разве что не занимались сексом (секс всегда был, есть и долго еще будет запретным удовольствием). Ну а если все советские люди ударно трудились ради такого или подобного светлого будущего потомков, если они приносили такие огромные жертвы – своим временем, здоровьем, самой жизнью, значит это самое будущее прекрасно, и образ жизни будущих потомков тоже прекрасен? Значит, если кому-то удается урвать кусочек этого будущего счастья, то это замечательно?
Как бы ни так!
Если советский человек на свою честно заработанную мизерную зарплату покупал заграничные джинсы, то он становился козлом отпущения, моральным уродом в глазах идеологических лидеров в первую очередь, а вслед за ними и остального трудового класса. Была официально принятая и утвержденная органами мода, развлечения, искусство, а все остальное называлось загниванием и попросту предательством.
Эта пакость невероятно живуча. До сих пор можно и в современных книгах встретить строчки одобрения в адрес тиранов, которые тиранили не только других, но и себя. Например, любой автор биографии Сталина не преминет одобрительно и с уважением отметить, что жил вождь очень просто и даже аскетически скромно – стол, стул, сапоги, шинель – вот, по сути, и всё его личное имущество. Быт Ленина и Гитлера также нередко описывают в теплых тонах, а вот роскошествующий Геринг вызывает крайнее неодобрение – ишь, сибарит проклятый… А что, собственно, тут такого, что вызывает такое одобрение? Допустим, некий человек не только всех остальных людей заставляет отрезать себе яйца, язык и нос, но еще и себя кастрирует подобным образом. И что, мы будем про него уважительно писать, что вот и он являл собою образец той жизни, которую насаждал? Сталин был уродом и кастратом, который отказывал себе в удовольствиях вкусной еды, красивой одежды, разнообразного секса и многих прочих видах удовольствия. Чем это так здорово?? Тем не менее, я никогда – ни в одной биографии какого-нибудь очередного фюрера не встречал осуждения такой самокастрации – только одобрение – более или менее сдержанное.
Конечно, толпы людей, направленные в едином направлении, могут сделать многое и быстро. История СССР – прекрасный пример такого подхода. Запустили спутник, наклепали ядерных бомб, проложили БАМ и прочее и прочее. Героический подвиг трудового народа, так сказать. Да, чуть не забыл – войну выиграли! На войне-то уж точно все средства хороши? С точки зрения советского человека – да. С точки зрения общества, в котором человеческая жизнь имеет ценность – нет. Для примера хочу привести Эйзенхауэра. Во время холодной войны между СССР и США, Эйзенхауэр был почти единственным человеком у власти (зато каким человеком – Президентом!), который всеми силами, рискуя всем чем можно сокращал гонку вооружений, сокращал численность американских вооруженных сил, препятствовал вбухиванию астрономических средств в постройку атомных бомб, танков, авианосцев, баллистических ракет и даже любимых всеми американскими и советскими гражданами спутников. При этом он выражал свою позицию такими словами: «Давайте не забывать, что вооруженные силы должны защищать образ жизни, а не просто землю, собственность и жизни. Что я должен сделать, так это заставить начальников штабов понять: они являются людьми, занимающими достаточно солидное положение, имеющими достаточную подготовку и интеллект, чтобы думать об этом балансе, балансе между минимальными требованиями к дорогостоящим инструментам войны и здоровьем нашей экономики». Он повторял эту мысль множество раз, десятки и сотни: «…мы должны помнить, что защищаем образ жизни, а не только собственность, богатство и даже наши дома… Если мы должны будем прибегнуть к чему-либо напоминающему казарменное государство, то все, что мы жаждем защищать… может исчезнуть». В итоге в самый острый период советско-американских отношений, в разгар паники, охватившей американцев после запуска первого советского спутника, Эйзенхауэр категорически отказался уступить невероятному давлению, оказываемому на него буквально всеми, кем только можно, и отказался начать программу строительства радиоактивных убежищ, отказался увеличить обычные и ядерные вооруженные силы, отказался впасть в панику.
«Образ жизни»! Вот что было главным для Эйзенхауэра – возможность оставаться человеком, а не винтиком. Ну хорошо, это все-таки уже мирное время, США – сверхдержава и т.д. Но на второй мировой войне, где Эйзенхауэр был Верховным Главнокомандующим союзных войск США и Великобритании, и где решались судьбы человечества, было уже не до «гуманизьма», наверное, главное – победить, все для Победы… так? Нет, не так. Вот история, в реальность которой практически невозможно поверить человеку с советской закалкой. У Эйзенхауэра было среди подчиненных ему генералов два самых- самых доверенных, самых надежных, опора, так сказать, и надежда – Пэттон (в русской литературе его фамилия почему-то неправильно пишется «Паттон») и Брэдли. И вот Пэттон посещает военный госпиталь, в котором натыкается на солдата, совершенно во всех отношениях здорового. «Какого черта ты тут делаешь??», изумленно вопрошает Пэттон. А был он, этот Пэттон, самым горячим из всех горячих генералов, от него всегда можно было ждать какой-нибудь раздраженной выходки и грубой риторики. Солдат отвечает, что он не может больше воевать и нуждается в лечении, поскольку нервы его расстроились, и при звуках артобстрела он впадает в истерику. Сказав это, солдат зарыдал. Пэттон до того разозлился, что обматерил солдата и два раза (о боже, целых два!!) ударил его, и все это в присутствии врачей и других солдат.
Великий киллер Жуков пристрелил бы его на месте, а заодно – для устрашения – и еще парочку соседей. Что ему, полководцу, который, не поморщившись, сотнями тысяч перемалывал солдат в мясорубках типа Ельни. Хотя нет, Жуков бы такого солдата не пристрелил – просто не успел бы. Его еще до него пристрелили бы другие – командиры помельче и комиссары всех мастей. В американской армии дела обстояли иначе. Эйзенхауэр, получив рапорт о происшествии, подумал, что «если это когда-либо выйдет наружу, они потребуют скальп Пэттона, и это будет концом военной карьеры Джорджи. Я не могу допустить этого. Пэттон незаменим в этой войне — он один из гарантов нашей победы». Итак — Пэттон незаменим. Он – один из гарантов победы! И тем не менее история эта немедленно вышла наружу, стала достоянием прессы, поднялся страшный шум, и только огромная власть и популярность Эйзенхауэра спасла Пэттона от позорной отставки. Вот что написал Эйзенхауэр Пэттону в частном письме: «Я хорошо понимаю необходимость твердых и решительных мер для достижения определенных результатов, но это не может служить оправданием жестокости, насилия над больными или демонстрации неуправляемого темперамента в присутствии подчиненных». Он также приказал Пэттону составить собственный неофициальный отчет о событии и извиниться перед солдатом, а также сестрами и врачами госпиталя.
Это и есть – защита образа жизни.
И всё же, несмотря на то – насколько живуча эта пакость подавления радостных желаний, ей долго не жить. Как и многие другие зловонные гидры, не выжить ей в борьбе с … экономикой. Экономика – безжалостная штука. Доллар или рубль – он или есть, или нет, и если его нет – как ни философствуй, а еды не купишь. Люди хотят иметь доллары, люди хотят получать удовольствие, а поэтому экономика растет и развивается, а с ней – реклама, которая объясняет минута за минутой, день за днем, десятилетие за десятилетием – «выбирай вкусное, лучшее, удобное, приятное». Никакая государственная социальная пропаганда не может сравниться с этой объединенной рекламной мощью. И как бы ни были прочны моральные устои самокастратов, какую бы власть ни имели родители над детьми даже в такой дикой стране, как Россия, им не выстоять. Они уже проиграли в тот момент, когда упал железный занавес, и в страну ворвалась настоящая экономика, настоящая жизнь. Реклама везде, она столь же вездесуща, как бактерии, и вся ее суть сводится к одному – выбирай самое вкусное, самое приятное, самое удобное.
Результат этого очевиден и неизбежен – люди начинают выбирать самое приятное и лучшее. И только товарами тут не ограничиться. Люди хотят выбирать не только товары, но и сам образ жизни. Поэтому совершенно неизбежно наступление такого момента, когда понятие «радостное желание» перестанет быть чем-то странным, и его противопоставление желаниям механическим станет совершенно естественным. «Общество потребления», которое так фанатично осуждали коммунистические параноики, наступит повсеместно и победит гидру самоизнасилования с той же неизбежностью, с которой на месте пепелищ снова возникают города и сады. Западный мир давно уже продвинулся чуть дальше, чем Россия. Во многих странах Европы и Америки дети могут (чисто теоретически, конечно) обратиться к государству за защитой от произвола своих родителей, если те нарушают их права. Более того, родители уже сами во многих семьях разъясняют своим детям, что дети имеют право обратиться в специальные органы защиты, если им покажется, что родители ущемляют их права! Конечно, не следует забывать, что вслед за этим они добавляют: «но если ты это сделаешь, ты убьешь этим свою бабушку и останешься без мамы с папой и будет тебе НУ ОЧЕНЬ плохо, уж поверь…». И все же это шаг вперед, и эти шаги будут следовать один за другим – экономика не даст отступить. Никому не выгодно – в том числе и тем же родителям, чтобы общество перестало быть обществом потребителей, и превратилось в общество аскетов, что повлекло бы за собой смерть экономики и смерть общества.
Радостные желания очень легко отделить от желаний механических – настолько легко, что стоит любому человеку прочесть главу про радостные желания в моей книге «Селекция привлекательных состояний», как он уже никогда не забудет этого, даже если будет по привычке плеваться и осуждать «капризных сибаритов». Радостные желания сопровождаются предвкушением, энтузиазмом. Механические желания, вызванные к жизни «долгом», «моралью», «нравственностью» и т.д., тяжелые и раздавливающие. Сравни желание поиграться в любимую игрушку или посмотреть футбол и желание сходить на день рождения к бабушке! Первое желание радостное – тебе до чертиков, до визга хочется этого. Второе желание – мертвое, раздавливающее, отравляющее. Ты говоришь сам себе: «нельзя обижать бабушку, она будет страдать, если я не пойду и не навещу ее, надо блин, ладно, схожу…». И, следуя этому желанию, ты идешь к ебаной бабушке и прямо чувствуешь, как умираешь. И это вместо того, чтобы сказать ей – «слушай, у меня своя жизнь, а у тебя своя. Если тебе скучно – хватит сидеть и разлагаться – вот тебе список действий, которые ты можешь совершить, чтобы найти и развивать какие-то свои интересы – делай это, не сиди сиднем, делай! Читай книги, учи науки, языки, займись выпиливанием лобзиком, начни ходить кроссы и ставить рекорды, сходи, наконец, в трек к Аннапурне, куда ходят десятки тысяч (!!) европейских стариков и старушек, рисуй, пиши, обучай малолеток грамоте – ДЕЛАЙ что-нибудь». Вот это было бы настоящим содействием, настоящей помощью. А когда ты, убивая самого себя, из чувства долга тащишься к отупевшей бабуле и высиживаешь положенное и уходишь, отравленный и раздавленный, навстречу очередному «надо», то ты и себя убиваешь, и других.
Когда-нибудь люди неизбежно должны это понять и принять – неизбежно, если не в силу здравого смысла и стремления к счастью, то по крайней мере в силу давления экономики и связанного с этим культом здорового и приятного образа жизни. И тогда раздел «культивирование радостных желаний» станет зачитанным до битых кластеров, а вслед за ним – и остальные разделы книг об озаренных восприятиях.