Судя по хищному выражению лица Хидэки, на этот раз он твердо был намерен добить меня со своими марсиками, и судя по лицу сидящего у него Фрица, тот уже смирился с тем, что финансовый эксперимент неизбежен.
Хидэки молча проводил меня взглядом, когда я прошел внутрь комнаты и завалился на его диван. Да, это был самый настоящий диван, набитый самым настоящим сеном, которое, хоть и было тщательно просушено под марсианским солнцем, все-таки испускало слабый приятный запах, напоминающий о земных лугах и стогах сена, и я подумал, что надо бы сделать себе такой же.
— Я пока что не очень понимаю саму суть идеи, Хидэки. Ну то есть даже не вдаваясь пока в детали, я вот именно не понимаю сути. Зачем нам все это? Если просто для игры, то вопросов больше нет, игра так игра, я не против. Но если ты видишь в этом какой-то прагматический смысл, то мне хотелось бы понять.
— Видишь ли, Макс… я физик, а не экономист, поэтому не смогу, наверное, вот так взять и убедить тебя в том, что прагматический смысл во всем этом есть. Но как у физика, у меня есть чутье, и это чутье подсказывает, что собственные деньги нам нужны.
— Но ведь это чутье на что-то опирается?
— Конечно.
— Ну вот и расскажи, я готов послушать, а то после всех этих облаков Оорта…
Я прикусил язык, но уши Фрица уже чутко уловили произнесенное мной, и его безупречно работающий интеллект наверняка уже начал сопоставлять имеющуюся у него информацию и наблюдения. Это не человек, это, блин, компьютер. Про то, что информатор нанес мне визит, он наверняка знал, и вряд ли ему составит труд выяснить, кто примерно был на этой встрече, и теперь он сможет это сопоставить с облаком Оорта, которое в силу своей бесконечной удаленности от нас встречалось в нашем лексиконе крайне редко. Да наверное вообще не встречалось. Не, пофиг. Безнадежно. Ему никогда не понять, о чем мы там могли говорить.
— Ладно. – Хидэки прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Я вывалю на тебя все подряд, и конечно в этом будет много хаоса, потому что я и сам…
— Хватит предисловий, говори уже, — перебил я его и разлегся на диване, подложив под голову подушку, так же набитую сеном.
— Первое, что мы можем сделать, это условно акционировать все, что было построено на Марсе. Сделать это легко, так как построено все-таки не так уж много, и у нас так и так есть список.
— Акционировать? – Встрепенулся Фриц. – В каком смысле?
— В простом. Каждый объект нашей инфраструктуры, ну или группа объектов, если в некоторых случаях это будет удобней, превращается… ну чисто юридически, в самостоятельное акционерное общество. То есть мы образуем, к примеру, акционерные общества под названием «атомная электростанция» или «дорога от Пандоры к Биверлэнду» и так далее. Каждое это общество выпускает количество акций, количество которых соответствует числу граждан, умноженное на сто. После этого каждый гражданин получает на свой счет сто акций каждого предприятия. Все это, конечно, в электронном виде, никакие бумажки нам не нужны, технологии это позволяют элементарно.
— Значит каждый гражданин становится совладельцем всего, что есть на Марсе, так?
— Так. Дальше ты можешь со своими акциями делать все, что угодно. Ты можешь продать восемьдесят процентов того, что тебе не очень интересно, и купить то, что интересно. Или можешь продать все сто процентов и полностью выйти из состава акционеров конкретного предприятия.
— Стоп. Я против.
Хидэки чуть не подавился, напоровшись на мое резкое возражение, и я смягчил тон, поняв, что зря на него наехал.
— Я против такого варианта, когда человек может продать все сто процентов акций.
— Но почему??
Удивлению Хидэки не было пределов, и он воззрился на меня, словно увидел перед собой ракопаука.
— А что, в твоем представлении я являюсь представителем идеологии дикого капитализма?:) Нет, не являюсь. Я считаю, что должны быть внутренние правила, ограничивающие ту или иную свободу гражданина, будь то свобода плевать в морду соседу или вот свобода продать все акции.
— Но Макс, Марс населяют здравые люди, и никому не придет в голову плевать в лицо соседа.
— Это да, согласен. Но я не склонен преувеличивать это.
— Преувеличивать что??
— Погоди, ты сядь, успокойся:) Хидэки, конечно марсиане – особенные люди, но не ангелы. Всем нам свойственны те или иные заблуждения, те или иные омрачения. Не надо об этом забывать.
— Я не понимаю, причем тут свобода продавать свое имущество?
— Свое имущество продавать можно, а акции предприятий – нет. Это очень просто показать на таком примере. Представь себе обычный рейсовый автобус где-нибудь на Земле. Тебя не удивит, если ты увидишь, что сидения этого автобуса все разрезаны, распотрошены, испачканы, исписаны?
— Удивит конечно! А как это могло случиться?
Фриц заржал, как конь, и до меня дошло, что Хидэки-то родом не из России и не из Индии, а из Японии…
— Да, пример не очень… ну хорошо, вот ты представь себе, что в России, например, это совершенно рядовое, нормальное явление. А теперь представь себе, что тот самый человек, кто достал нож и забавы ради разрезал и выпотрошил сиденье, имеет у себя на счету акции этого автобусного парка. Он станет заниматься таким вандализмом?
— Если только он совсем идиот, — согласился Хидэки. – Но среди марсиан…
— Да, среди марсиан идиотов нет, но ты пойми. Я хочу, чтобы у нас не было конфликта интересов. Ну то есть, чтобы этот конфликт не приобретал уж слишком резкие формы. Если ситуация повернется так, что какой-то дефицитный материал ты можешь направить на завод, чьими акциями ты владеешь, или на завод, чьих акций у тебя нет, то не может ли так получиться, что…
— Я честный человек, Макс, — неожиданно вспыхнул Хидэки. – Я бы не позволил себе…
— Да заткнись ты, господи, — я махнул на него рукой. – Остынь, что ты как ебанутый. Я не тебя конкретно имею в виду и я не говорю о том, что кто-то из нас вообще захочет заниматься вот таким целенаправленным… дело не в этом. Дело в том, что мы, будучи все-таки просто людьми, а не компьютерами, можем невольно, понимаешь? невольно отдавать приоритет тому, что ему ближе, что ему выгодней. А даже если этого не случится, то случится другое, когда каждый человек, принимающий решения, начнет заниматься самокопательством, а не сделал ли он выбор в пользу этого предприятия только потому, что владеет его акциями? И начнет грызть себя сомнениями… вот это тебе, как японцу, очень хорошо должно быть понятно, не так ли?
— Да, это мне… понятно, согласен.
— Вот поэтому я и хочу поставить раз и навсегда точку в этом вопросе. Каждый гражданин должен, просто по закону должен быть собственником каждого предприятия на Марсе. Поэтому я соглашусь, если мы, к примеру, ограничим объем возможной продажи акций, ну скажем, восьмьюдесятью процентами. То есть минимум двадцать процентов акций у тебя останется, что и будет означать, что ты будешь вполне заинтересован в том, что это предприятие не оставалось без внимания, чтобы оно развивалось.
— ОК, согласен. Согласен, это прекрасно, — неожиданно возбудился Хидэки.
Возможно, это возбуждение было вызвано тем, что он понял, что я начинаю воспринимать его идеи всерьез ну или, по меньшей мере, всерьез готов их рассматривать, раз уже предлагаю какую-то оптимизацию.
— Но граждан Марса будет все больше и больше. Как быть с этим? Сейчас граждан более трех тысяч, а будет-то их… тридцать, триста, три миллиона? Ну со временем, конечно:) – добавил я, наткнувшись на насмешливый взгляд Фрица.
— Да, с очень большим временем, — добавил он со скептической интонацией.
— Это легко. – Бодро продолжал Хидэки. — Каждый новый гражданин получает равную долю. То есть если мы принимаем нового гражданина, то попросту выпускается еще одна акция каждого предприятия.
— И это значит, что каждый старый гражданин беднеет на одну трехтысячную?
— Не совсем так, не совсем так! Совсем не так, я бы сказал, — воскликнул Хидэки и стал чуть ли не носиться по комнате.
Вообще сейчас он мне напоминал какого-то сумасшедшего ученого, каким он, в сущности, и был, конечно… ну… в хорошем смысле этого слова:)
— Конечно, в конкретный данный момент так и получится, что каждый гражданин обеднеет на одну трехтысячную, но что такое «новый гражданин»? Это человек, которого мы решили принять к себе, поскольку он является не просто бременем и тупым лентяем, а поскольку он близок к нам, он активный, созидательный член общества. И кстати, чаще всего каждый такой гражданин является, видимо, уже обладателем какого-то состояния на Земле, и его состояние, таким образом, активнее вольется в общую экономическую активность Марса. А главное это то, что такой активный человек сам по себе является ценностью. Он будет что-то созидать, вести какую-то общественно-полезную деятельность, поэтому на самом деле в выигрыше окажутся все.
— Но это в некоем философском смысле, да? – Уточнил я.
— Да нет же, в самом что ни на есть финансовом, Макс, в том-то и дело. Ведь у каждой акции есть стоимость, правильно? Выражена она будет в марсиках, ну и поскольку марсики будут конвертируемой валютой, то и в долларах тоже. Представь себе, что к нам на Марс прилетел человек, который является инженером и будет принимать участие в постройке чего-то там – ускорителя для NASA или молокозавода. Акции этого чего-то разве не поднимутся в цене?
— Каким образом они поднимутся, Хидэки? Стоимость акций определяется рынком, и значит на нашей марсианской бирже эти акции должны покупаться и продаваться по более высокой цене, чем раньше, что и даст нам понять, что капитализация этого акционерного общества выросла. Но я что-то сильно сомневаюсь, что такие сделки вообще будут иметь место. Мне трудно представить, что я вдруг пойду на биржу и начну продавать свои акции чего-то одного и докупать акции чего-то другого… это как-то совсем не то, чем мне хочется заниматься, я просто не вижу в этом никакого смысла. Меня вполне устраивает быть акционером всего, что есть на Марсе, потому что мы же тут не от балды все строим, и все, что тут есть и будет – оно все замечательное и нужное, и какой смысл перекладывать бумажки из кармана в карман? То есть какая-либо активность на этой бирже будет равна нулю или близка к нему. Ноль по Фаренгейту, Хидэки, вот что тебя ждет на этой бирже:) И таким образом рынок попросту не сможет никак оценить и зафиксировать прирост стоимости акций.
— Это разумно, да… — Хидэки почесал затылок. – Но я думаю, что все равно всем будет ясно, что его личное состояние прирастает по мере того, как прибывают новые граждане.
— А что с теми, кто получает гражданство Марса, но остается на Земле? Он автоматически получает долю собственности Марса, но живет-то он и платит налоги на Земле, и созидательной деятельностью занимается там же. С этим как быть?
— Став гражданином Марса, Макс, ты все равно все больше и больше будешь вовлекаться в марсианскую жизнь, это совершенно неизбежно просто в силу того, что тут ведь подбираются люди с определенными личностными качествами, и тебе будет просто приятно иметь дело именно с ними.
— Да… ну чисто вот так философски я согласен, но практически пока это выглядит не очень убедительно.
— Я понимаю, что это риск, — по-прежнему энергично пытался меня убедить Хидэки. – Я понимаю… но вот представь себе, что на Земле сейчас живет Ума. Представь, что еще недавно там жил Фриц и вероятно вскоре улетит обратно. И ты считаешь, что есть некий риск в том, что мы, дав им марсианское гражданство и соответствующую долю в собственности, обеднеем? Что они получат свое и в итоге никак не будут с нами соприкасаться? Не будут с нами сотрудничать?
— Нет, это кажется нереальным.
— Надо уметь рисковать, Макс. Рисковать и смотреть в будущее, опираясь на свои пусть даже достаточно общие представления о законах, которым подчиняется психика человека.
— Ну ладно, ладно. Я могу согласиться, что в этом есть смысл. Есть риск, но есть и смысл. Оправданный риск, согласен. Ну и заодно это прибавит нам чувства ответственности при приеме новых граждан. А что с налогами?
— О! С налогами мы поступим просто. Налогов не будет!
— Вообще?:)
— Вообще. А значит, не будет налогового законодательства и налоговых юристов, не будет армии бухгалтеров и армии инспекторов, не будет сокрытия налогов и налоговых преступлений.
— И не будет людей, которые управляют расходами налоговых поступлений, — добавил я.
— Да! И поэтому не будет коррупции, не будет недовольства тем, как эти люди тратят деньги.
— А что с финансированием общественно важных проектов?
— А что это такое «общественно важные», Макс? Это те, что важны для всех или для части общества. А что, наше общество настолько тупо, что не в состоянии оценить важность того или иного проекта? Оно не тупо. Поэтому по инициативе любого человека может быть создано направление, которое по его мнению является общественно важным. Ну вот например я хочу, чтобы в Биверлэнде был построен большой парк. Не как тут, на Пандоре, а настоящий парк, с озером, песчаным пляжем, скалами, вышкой для ныряния, деревьями и кустами, цветами и может быть даже настоящими утками и другими птицами! Это потребует каких-то ресурсов. Для тех, кто живет или предполагает жить в Биверлэнде, это будет иметь значение? Наверное да, и они отдадут свой голос за выделение каких-то средств…
— Откуда?
— Из общего бюджета Марса. У нас ведь есть свой центробанк в Пингвинии, и управление находящимися там средствами сейчас несколько хаотично.
— Ну я бы не назвал это хаотичным. Мы обсуждаем…
— Мы обсуждаем, Макс, я согласен. Но это обсуждение носит несколько хаотичный характер, это не совсем функционально. А так, как я предлагаю… это будет очень удобно. Ну вот представь. Любой человек может внести в список финансируемых проектов что угодно, вот я внесу парк в Биверлэнде. После этого какая-то часть проектов получит определенное финансирование со стороны заинтересованных людей, и автоматически соответствующая часть бюджета будет направлена именно туда. Совершенно автоматически, понимаешь?
— Пока нет. А как будет определяться сумма?
— Каждый марсианин получает право на управление своей долей общего бюджета. Сумма бюджета может фиксироваться раз в год, например, или раз в полгода. Значит каждый гражданин имеет право на то, чтобы потратить причитающуюся ему сумму так, как ему вздумается. И я, например, решаю часть своей суммы потратить на…
— Понятно. Что-то тут мне не очень нравится…
— Ну а как быть с тем, — вступил в наш разговор Фриц, — если средства будут потрачены на всякие мелочи типа завоза райских птичек в твой парк, а на жизненно важные проекты денег попросту не хватит?
— Да… вот пожалуй это меня и беспокоит. Хидэки, что с этим делать?
— Ничего:) – Широко улыбнувшись, он расселся в кресле и скрестил на груди руки. – Ничего не делать! Если марсиане такие идиоты, что вместо жизненно важных проектов финансируют завоз райских птичек, бегемотов и носорогов, так значит они идиоты и несомненно пострадают от своего идиотизма. И в следующее полугодие деньги будут потрачены с большим умом.
— Надо как-то выделить жизненно-важные проекты, все-таки… не заставить людей их финансировать, а показать приоритеты, как себе их представляют люди с высоким статусом.
— То есть снова идея кворума?
— Да, идея консультационного, что ли, кворума. Бюджетно-консультационного. То есть все желающие подают заявку… вот, точно, можно сделать так, — я уже увлекся идеей и лежать на диване мне стало некомфортно, поэтому под иронический смешок Фрица я тоже вскочил и теперь стал ходить туда-сюда вместо Хидэки. – Заявки подаются раз в пол года – тогда же, когда формируется полугодовой бюджет. Каждая заявка имеет своих авторов, свои комментарии, и каждый может с ними знакомиться. В то же самое время из всех тех, кто захотел принять участие в бюджетном кворуме, отбирается, скажем, двадцать человек с наиболее высоким статусом. И все, что требуется от кворума – это выставить свои приоритеты по жизненно-важным направлениям. Остальное они оставляют без внимания, а вот самое важное они должны выделить и, таким образом, рекомендовать гражданам оплатить реализацию этих проектов.
— Значит процесс финансирования должен быть гибким и занимать некоторое время, — встрял Фриц. – Представим себе, что мы все распорядились о своих расходах. Я решил поддержать и жизненно-важные проекты и просто прикольные, и спустя три дня, к примеру, формирование бюджета закончено. И вот мы смотрим и видим, что на ключевые статьи денег не хватило. И меня это, допустим, не устраивает, и тогда я хочу иметь возможность провести секвестр своих расходов, то есть часть денег я снимаю с второстепенных проектов и направляю на главные.
— Нет… нет, Фриц. Это все хорошо, но не годится. Ну допустим я переведу часть денег на главные проекты, а если все равно не хватит? Опять что ли заниматься этим? А если снова? Нет, мы так никогда не закончим. Нет. Вот что. Давайте так. Пусть бюджетный кворум обладает привилегией не просто расставить свои приоритеты, но еще и выделить те или иные статьи расходов как безусловно исполняемые. И все. А все остальное тратьте как влезет, хоть гиппопотамов тащите, хоть проституток.
— Да, согласен, — Фриц утвердительно кивнул и взглянул на Хидэки.
— Я за, полностью за, очень разумно, — он, похоже, был готов согласиться с чем угодно, если только его идею примут в целом, поэтому он лишь улыбнулся и одобрительно кивнул.
— Но это все как-то насчет бюджета… а что про марсики? – Вернул его я к изначальной теме.
— Марсики. Вот. Мы можем ввести свою валюту в том случае, если мы сможем сделать выгодной или даже необходимой ее покупку. А это можно лишь в том случае, если что-то мы будем продавать на Землю только за марсики. Допустим, мы выбираем так, что палладий мы продаем только за марсики. Это значит, что наши контрагенты на Земле вынуждены будут у нас эти марсики покупать, и таким образом все и установится.
— Будет эмиссионный центр?
— Ну вообще да, должен быть. С этим я особых сложностей не вижу. Сначала мы грубо оценим стоимость всего, что есть на Марсе, в долларах – это просто, так как мы знаем точно, сколько денег было потрачено на все, что тут сделано. А дальше марсики будут выпускаться по мере того, как будет прирастать мощность марсианской экономики. Ну например вот я сейчас говорю, что хочу создать парк в Биверлэнде. Имеет ли он какую-то ценность? Коммерческую ценность, я имею в виду.
— Ты будешь продавать билеты на вход для марсиан?:)
— Ну я пока не рассматривал такой вариант, хотя не исключаю. Почему бы нет? Скажем, годовой абонемент. Почему нет?
— Не знаю, почему нет, просто как-то странно… до сих пор все было у нас общим.
— Ну или можно сделать так: парк бесплатный для всех, кто является акционером, и платный для остальных. В конце концов, рынок есть рынок, Макс, что в нем плохого? А может быть мы решим, что смысла в этом нет, и тогда этот парк будет платным только для туристов.
— С туристами согласен.
— Значит вот, теперь смотри, что будет дальше. Я описываю бизнес-план: сколько будет стоить изготовление парка, поддержание его работы, и сколько мы сможем получать денег от туристов. Теперь это уже не объект жизненно-важный для Марса, который в равных долях принадлежит всем гражданам. Это конкретный бизнес, который принадлежит тем, кто решил вложить в него свои деньги. И акции этого парка будут свободно обращаться на марсианской бирже. То есть на самом деле уже сейчас, в тот момент, когда я решил создать парк, ценность марсианской экономики в целом выросла, поскольку мы хоть пока и не создали конкретный продукт, но уже имеем план его создания. Он будет. Но ладно, дождемся когда он будет построен. И если проект будет рентабельным, то это значит, что мы взяли определенную сумму и вложили ее с умом, сумма эта будет прирастать. То есть мы создали новую стоимость, и под это центробанк может эмитировать соответствующее количество марсиков. То есть количество марсиков, находящееся в обращении, будет соответствовать общей стоимости всей экономики Марса.
— А чем плохи доллары-то, я никак не пойму. Для чего нам все вот это с нашей валютой?
— У нас нет контроля за долларами, Макс. А за марсиками – будет.
— А надо? Контроль ради контроля, чем это хорошо? Ну я понимаю, допустим ФРС начнет штамповать доллары для того, чтобы устроить управляемую инфляцию у себя в стране, ну хотя бы процента два в год, без которой, как мы знаем, наступает затык в развитии бизнеса. И вот, чтобы избежать гибельной дефляции и наступления японской болезни, они начинают триллионами штамповать новые, ничем уже не обеспеченные доллары. Хорошо. Но инфляция, разумеется, от этого не прибавляется, потому что она успешно экспортируется туда, где дешевле рабочая сила, где больше перспектив – полученные в кредит доллары люди не тратят здесь же, в своей стране, а вкладывают в бизнес где-то еще, принося живительную инфляцию именно туда. И тогда ФРС начинает штамповать все новые и новые триллионы долларов, и все, в общем, впустую. А каждый напечатанный триллион, тем не менее, снижает стоимость каждого отдельного доллара, его покупательную способность, и таким образом, деньги постепенно вынимаются из нашего кармана, так?
— Так.
— И ты вот именно от этого хочешь предохраниться?
— Ну… да, наверное…
— Наверное?:)
— А почему нет, Макс. Ну почему нам не сыграть в игру…
— Если это игра, то вопросов нет, Хидэки. С этого я и начал. Давай, делай. Тем более, что это фактически не будет нам стоить ничего. Это обычная электронная валюта с единым эмиссионным центром со стандартными технологиями защиты. И насчет продажи палладия или там родия только за марсики я не возражаю, потому что без этого проект будет вообще мертв. Отлично, запускай в мир новую валюту и посмотрим, что это нам даст кроме морального удовлетворения:)
— Значит нужно выделить средства на закупку программного обеспечения, компьютеров, установку их тут… хотя зачем тут? Давай все это поставим в Пингвинии?
— Давай, почему нет. Там намного все проще.
— Да, давайте у нас, — кивнул Фриц. – Тогда расходов мы и не заметим.
— Но все равно здесь, на Марсе, надо делать какой-то промежуточный центр расчетов, чтобы все марсианские транзакции в марсиках осуществлялись мгновенно.
— Конечно, да.
— И ты будешь этим заниматься, Хидэки?
— Буду! И ты еще мне скажешь потом спасибо:)
— Да не проблема… спасибо я могу сказать и сейчас, если для тебя это важно. Спасибо тебе, Хидэки, за то, что ты подарил Марсу свою собственную валюту:)
С невероятно довольной физиономией он важно кивнул, так что Фриц не выдержал и рассмеялся, а я хлопнул Хидэки по плечу и вышел. Этот разговор меня почему-то немного утомил. Возможно потому, что у меня так и не возникло ясности в том, зачем нам это надо и надо ли вообще, но с другой стороны, меня это вообще не касается. Это просто личный проект Хидэки, и пусть делает, что ему охота. А если из этой игрушки будет польза, то и отлично, а если нет, то и хрен с ним. Сейчас мне больше хотелось поговорить с Сагой, чем обдумывать туманные вопросы с валютой. Мы с ней договаривались встретиться в парке Пандоры уже минут десять как назад, и я сейчас выслал сообщение, что ей придется подождать меня еще десять минут, если у нее есть время.
Спустя несколько секунд я получил ответ, из которого следует, что точность – это вежливость королей, но времени у нее полно, так что она с удовольствием меня еще подождет.
Все-таки изменилась она сильно. И трудно сказать, чем именно. Ну просто я уже давно привык к ней такой, какой она была в бессознательном состоянии – сильно похудевшей, с застывшими чертами лица, и я по сути уже и не помнил, какой она была тогда, когда была еще… когда не была еще в коме, и сейчас я испытывал странное удовольствие просто от того, что мог смотреть на нее живую, вспоминать ее мимику, повадки, и даже то, что она все-таки изменилась в этом по сравнению с тем, что было раньше, тоже доставляло удовольствие, ведь это свидетельствовало о том, что это время не прошло для нее просто так, не пролетело как и не бывало.
— Вы вылетали все с того же космодрома на Горакшепе?
— С того же. Там мало что изменилось – как на самом космодроме, так и вокруг него.
— И все так же ходят портеры?
— Да, так же и ходят, если я правильно понимаю то, о чем ты спрашиваешь.
— Ты подразумеваешь, что я думаю… о сексе?:)
— Я редко что-то подразумеваю.
— Но сейчас подразуме…ла?:)
— Сейчас да, глядя на то, каким мечтательным стало твое лицо.
— Ну да… — я рассмеялся и кивнул, признавая свое поражение. – На самом деле это довольно приятные воспоминания. Местные пареньки-портеры так легко отдаются… отдавались, во всяком случае. Они были совершенно, ну абсолютно невинны и столь же абсолютно легко возбуждаемы.
— И как тебе удалось это проверить?
— О, это очень просто. Тут политика такая: сначала берись за то, за что можно, а потом переходи туда, куда он позволит.
— За что же можно взяться, не вызывая подозрений… за уши? Ты представлялся отоларингологом? Я отдаю должное твоим талантам, но…
— Нет:) Уши не подходят хотя бы потому, что очень далеко от эрогенных зон.
— Шея?
— Задние лапы.
— Но как же ты добирался до задних лап портеров?? Они ведь, как бы это сказать… идут, и более того, несут! Ты давал им подножку и нападал на беспомощно растянувшееся тело? Нехорошо, Макс…
— Все проще. Я подходил и спрашивал, не хочет ли он, чтобы я сделал ему массаж ступней.
— Неужели в те годы портеры знали английский так хорошо? Деградировали значит?
— Нет, конечно. Ну в общем я довольно быстро понял, что вместо того, чтобы тратить несколько минут на безуспешные попытки объясниться, я могу просто говорить им что делать.
— То есть?
— Я выбирал симпатичного паренька лет шестнадцати-двадцати и задавал ему свой сакраментальный вопрос, не ожидая уже ничего осмысленного услышать в ответ, и когда он переспрашивал, что я от него хочу, и было понятно, что по-английски он знает меньше, чем я по-коптски, я просто показывал знаком, что ему надо сесть, после чего брал его лапу, ну и если она оказывалась красивой, то начинал массировать… ну то есть делать вид, что массирую.
— И?
— А дальше – надо смотреть на лицо. Если лицо довольное, я продолжаю массаж.
— То есть ты его лапаешь?
— Вот именно. Лапаю его ножку.
— Они часто оказывались красивыми?
— Часто. Иногда просто совершенными. И я сначала тискал его лапу, и меня даже возбуждало, что она была пыльная, пахла запахом лап паренька – для меня запах тела очень важен… в сексе, ну и не только.
— И потом?
— Потом я начинал ему массировать голени, потом ляжки, а потом как бы случайно касался области между ног и проверял – есть ли результат.
— И он был?
— Всегда. Всегда без исключения у паренька оказывалась эрекция такой силы, что казалось, стоит немножко потискать его хуй, и он тут же кончит. Иногда, кстати, так и бывало.
— И потом?
— Что… затягивает?:)
— Ну интересно…
— Потом как повезет. Некоторые соглашались с моим предложением уйти в густые кусты рядом с тропой, чтобы там продолжить массаж, особенно после того, как я немного целовал их лапки, и тот, кто на это соглашался, обычно уже соглашался на все остальное.
— На секс?
— В том числе. Охотнее всего они давали сосать, ну и трахались в попку тоже. Ну то есть себя они редко давали трахать, хотя было и такое, а вот потрахать меня соглашались с огромным энтузиазмом, и это было… очень возбуждающе, когда такой страстный паренек накидывается на твою попку и трахает ее, как кролик, и бурно кончает.
— Да… я бы посмотрела, пожалуй:) А девочки?
— С девочками сложнее. На массаж лапок соглашались далеко не все, и потом у них же нет хуя, понимаешь? Если ты начинаешь лапать вставший хуй мальчика, он уже практически твой, особенно если это такие в целом позитивно и дружелюбно настроенные мальчики, как тогдашние непальцы. А с девочками все сложнее… причем если мальчиков надо как раз ловить одиночек, то с девочками все наоборот – наедине с тобой она будет опасаться. Не знаю чего. Вряд ли изнасилования, но просто, если ее увидят наедине с иностранцем… поэтому я подкатывал к группкам. Как-то встретил сразу трех отдыхающих девушек-портеров и предложил одной из них сделать массаж лапок. Естественно, она не поняла ни слова, и тогда я просто подошел к ней, сел рядом, стащил с нее кроссовок и стал делать вид, что делаю массаж. Она позволяла, и остальные девочки смотрели и смеялись. Я предложил остальным двум то же самое, но они отказывались… до тех пор, пока я не взял ее лапку и не начал целовать. Девочка смотрела на меня широко открытыми глазками, но целовать свою ножку позволяла. И неожиданно вторая подошла, села рядом, повыше меня на склоне рядом с первой, разулась и сама дала мне обе свои голые лапки. Меня сильно… очень сильно возбудило то, что она, насмотревшись на то, как я вылизываю и целую ножки ее подруге, дала мне свои. И я стал целовать сразу четыре лапки, пока они сидели, обнявшись. А потом подошла и третья, и так же разулась и дала мне свои ножки, но она оказалась очень щекотливой, а с теми двумя я сидел минут, наверное, десять, и все их ножки были мои, и я из вылизывал, вынюхивал, целовал, сосал пальчики… и они сидели, притихшие и, я думаю, все-таки с мокрыми письками, но проверять это не имело никакого смысла – тут-то как раз уже надо было утаскивать в кусты какую-то одну из них, но никаких кустов рядом не было.
— Думаю, что вряд ли что-то там изменилось, Макс… там столетиями ничего не меняется, так что… когда прилетишь на Землю, тебя ожидают новые сексуальные непальские приключения.
— Когда я прилечу на Землю… да… и когда я прилечу на Землю, Сага?
— Думаешь, никогда?
— Да нет… но тут постоянно столько интересного, развивается новая цивилизация, и теперь еще эта история с магнетарами и информатором… а чтобы слетать на Землю, это же наверное год, чтобы не просто туда-сюда слетать, а еще и попутешествовать там, пожить… но уж если я и полечу, то за сексуальными впечатлениями отправлюсь скорее не в Непал, а на Филиппины. Там тоже полно бисексуальных и голубых мальчиков, и доступных сексуальных девочек, которые готовы трахаться и за деньги, и просто так.
— А почему бы не притащить их сюда?
— Филиппинских девочек??
— Да, а что? Ну если вы возите сюда то, что вам нравится, почему бы не притащить сюда проституточек? Чем плохо?
— Публичный дом на Марсе?:) Идея прикольная, но как-то… дороговато.
— Макс… — Сага укоризненно посмотрела на меня и покачала головой. – Не вешай мне лапшу. Марс чертовски богат, уж мне ли этого не знать, ведь я гражданка:) И притащить сюда несколько проституточек – совсем не проблема. А они будут безумно счастливы устроить себе такое невероятное путешествие и заработать кучу денег, уж это точно, от желающих отбоя не будет. Так что нее делай вид, что эта идея чем-то плоха. Признайся, что она тебе просто не приходила в голову.
— Признаюсь:) Просто тут еще сказывается то, что здесь ведь нет такого дефицита секса, как на Земле. Тут ведь можно все. Все то, о чем я мечтал. Можно подойти к девушке или парню и предложить ему заняться сексом или потискать его попу или поцеловать ножки, и самое худшее, что тебя ожидает, это отказ. Тут полная свобода секса, и поэтому мысль о проститутках как-то не возникает.
— Хуйня какая-то, Макс. В условиях полной сексуальной свободы проституточки – это просто дополнительный источник сексуальных впечатлений…
— Ты права, — перебил я ее. – Ты на самом деле права, это просто, видимо, какой-то затык на фоне отсутствия дефицита других сексуальных впечатлений и на фоне привычки, что надо просчитывать каждый килограмм грузов, отправляемых на Марс, хотя на самом деле, это ведь всего лишь клевые впечатления, и зачем себя их лишать? Я предложу эту идею.
— И мне кажется, она пойдет «на ура»:)
— Да, возможно. Скорее всего. В конце концов, идея о том, что мы живем для получения удовольствия, слишком глубоко въелась в каждого марсианина.
— И марсианку! Не забудь о мальчиках-проституточках.
— Не забуду. Но надо кому-то на Земле поручить.
— Я знаю кому.
— Ларсу?:)
— Разумеется. Он разберется. Он решал и вопросы не такого уровня…
— Сам он сюда не собирался?
— О… сюда много кто собирался, но ведь это не так просто. Это ведь, фактически, начать совершенно новую жизнь в таких необычных условиях… не так-то просто решиться, ты же знаешь.
— Я знаю только то, что мы сюда ломанулись со всех ног, спотыкаясь и оббивая копыта:)
— Ну мы… мы да. У каждого просто был свой стимул…
Ее лицо помрачнело и она замолчала, и было нетрудно догадаться, о чем она подумала.
Я подсел вплотную к ней, обнял ее за плечи и притянул к себе.
Она подалась с непривычной для нее покорностью, и я понял, что эта тема для нее по-прежнему очень болезненна.
— Их больше нет, Сага. Их больше нет. Когда я думаю об этом… о том, что они не видят нас тут, не знают, что нам удалось тут сделать, какие офигенно интересные проекты мы запускаем и как интересно тут жить… а их нет. Совсем нет. Это невозможно понять. Никак. Но что мы тут можем сделать… Во всяком случае, мы можем не быть несчастными и делать свою жизнь и жизнь других людей интересной и счастливой.
— Когда-нибудь мы все умрем, Макс. Когда-нибудь не станет меня, не станет тебя и мы никогда не сможем узнать, как дальше идет жизнь, что происходит с любимыми нашими людьми… это такая безумно странная тема… особенно когда ты видишь, что вот были близкие люди рядом с тобой, и вот их больше совсем нет. Смерть – это великая загадка. Великая и чертовски грустная.
— Более великая, чем сон…
— Да… я тоже думала об этом… о том, что рассказал информатор и о том, что может быть существует способ в самом деле собрать свое сознание в такую кучку, которая не рассыплется после смерти… и потом… ну что, бредить о перевоплощениях мне кажется глупым, но все-таки если есть возможность даже путешествовать по разным планетам вне тела… правда, тела живого… это конечно совершенно разные вещи.
— Ну, допустим, ты не имеешь никакого представления о том, что тут разные вещи, что возможно и что нет.
— Об этом стараешься ведь не думать… но теперь… если в самом деле проект информатора имеет под собой хоть какую-то реальную почву, если в самом деле мы сможем, собирая багрянец, становиться на порядок, на два порядка более сильными, цельными личностями, не так безнадежно зависимыми от своего тела… вдруг это пусть к преодолению смерти? Это было бы потрясающе.
— И именно поэтому ты с такой решимостью сунулась в этот проект?
— Да, наверное… может и поэтому. Я не могу примириться с их смертью, Макс. Тебе было немного проще, мне кажется, потому что ты должен был выживать, ты должен был столько лет выживать, и потом бороться за выживание твоих пупсов, а потом надо было быстро решать вопросы независимости и снова выживания… и за все эти годы боль потери должна была притупиться, отступить. А у меня ведь все не так. Я как бы проснулась, вынырнув в жизнь откуда-то… о чем я до сих пор не имею представления, и вот так вдруг я узнаю и понимаю, что ребята погибли, что их больше нет.
— Да, так и есть, — кивнул я. – У меня не было просто времени на все это. А теперь я в самом деле незаметно для себя свыкся, что их больше нет, и смерть снова прошла мимо меня не только в прямом смысле, но и в смысле того, что мне не довелось переживать потерю, не довелось погружаться в ужас понимания того, что их больше нет. В этом смысле, конечно ты мотивирована гораздо больше меня на этот эксперимент… кстати, как у тебя?
— Магнетар? Все нормально. Все как у других. Сначала было как-то… странно, и честно говоря мне не понравилось снова проваливаться в бессознательное состояние, пока мое тело привыкало, и было неприятно просыпаться заново, как в тот раз… снова нахлынули старые чувства… в общем, у меня нормально.
— Что-то делаете сейчас?
— Вообще-то да, делаем:) Довольно прикольные штуки… думаю, тебе было бы интересно. Ты ведь все-таки еще не отбросил идею, чтобы присоединиться к нам?
— Нет, Сага. Не отбросил. Но мне, видимо, нужно дождаться чего-то, не знаю чего. Может чтобы что-то дозрело во мне самом, а может чтобы вы начали получать какие-то интересные результаты.
— Не боишься отстать? Ведь если мы получим интересные результаты, значит немного уйдем вперед.
— Ну… есть некоторые опасения на этот счет:)
— Но ты в себе уверен, да?:)
— Да, я в себе уверен. Я догоню, я упорный. Но сейчас у меня тут полно дел, и я не хочу их оставлять и переключаться на что-то другое. Ты потом расскажешь, что делаете?
— В любой момент, конечно.
— Значит… когда этот момент настанет, я до тебя доберусь.
— Если только пупсы не доберутся до тебя раньше:) Кстати, ты общаешься с новым приплодом? Как они тебе?
— Общаюсь… ну как с ними можно общаться в таком возрасте:) Ну в общем да, общаюсь, хотя с ними и без меня есть кому. Тут, конечно, уже никогда не будет так, как с моими, ты же понимаешь.
— Да, понимаю.
— Но я не жалею, естественно. Мир меняется, причем очень быстро, и я ведь и есть тот человек, который во многом и является двигателем, пихающим жизнь в хвост и гриву, чтобы она развивалась… так что мне ли жаловаться:) Я вообще ненавижу стагнацию, а ты?
— Я… да. Иной раз так ненавижу, что прямо кушать не могу…:)
— Прикольная ты девочка:) – рассмеялся я и снова притянул ее к себе. – И почему мы тогда, в самом начале, держались друг от друга… как бы сказать… на расстоянии?
— Думаю, у нас просто не было достаточно времени.
— Наверное… да, возможно. Но теперь оно есть, и я намерен им воспользоваться.