— Я прилетел сюда и собрал вас тут для того, чтобы разъяснить кое-какие свои планы, в которых вы, возможно, захотите принять участие. Собственно, я решил прилететь уже тогда, когда история с магнетарами стала мне известной. И когда стало ясно, что вы вполне уже сжились с этими элементами неорганического сознания в себе, я уже не видел никакого смысла откладывать, ну и как оказалось, прилетел очень даже вовремя.
Информатор перевел взгляд на Реми, которая валялась рядом с ним, положив голову на животик Сучки.
— Значит, вас, гибридов, всего восемь. Макс, Коос и шестеро пупсов. Плюс к вашей компании еще я и Сага, которая решила, что Марс без нее не обойдется:)
— С меня тут все началось, я и продолжу, — улыбнулась Сага, бросив на меня взгляд. – Макс, кажется, все еще в шоке от моего появления:)
— Ну не в шоке… но ваш прилет был очень неожиданным, это уж точно. И выглядишь ты совсем не так, как я привык…
— Да, придется привыкать заново. Теперь я уже не высохшее бревно. Ну и Марс, надо сказать, тоже немножко изменился с тех пор, как я его видела в последний раз:)
— И я хочу, — продолжил информатор, — чтобы за пределы этого круга в десять человек не выходило то, что я хочу сейчас рассказать о своих планах. Потом, когда-нибудь, это ради бога, а сейчас я не хочу, чтобы поднимался какой-либо шум и всякие спекуляции. Все согласны, без моего согласия не распространять информацию?
Он обвел всех взглядом, скорее чисто формально, чем в самом деле ожидая от кого-то возражений.
— Ну и отлично. Значит, теперь вам придется послушать небольшую лекцию… о сне.
— О, отлично! Мне как раз сегодня снилось, как я трахаюсь с Каем. Вот к чему бы это, а? – Сучка встопорщилась и заржала, так что голова Реми запрыгала у нее на животике.
— О самых простых вещах люди предпочитают не думать, особенно в том случае, если существует грань, перейти которую им не удается, и раз так они делают вид, что вопроса попросту не существует.
— Это ты про сон? – Уточнила Сага.
— Про сон. Кто-нибудь задумывался о том, зачем люди спят?
— Чтобы отдыхал мозг. – Вставил Коос.
— Разумно. Ну и как, он отдыхает?
— Кто?
— Мозг. Твой мозг отдыхает во время сна?
— Думаю, что отдыхает, потому что я просыпаюсь свежим, хорошо соображающим.
— И ты думаешь, что после этого означает вследствие этого?
— А почему бы мне думать иначе? – Искренне удивился Коос и заулыбался.
— Ну хотя бы потому, что каждый человек знает, что во время сна энцефалограмма отнюдь не превращается в ровную линию. Всем известно, что есть фаза быстрого и медленного сна, и что во время сна мозг, таким образом, работает вместо того, чтобы отдыхать.
— Про быстрый и медленный сон я слышал… но я так понял, что просто активность мозга в это время носит, так сказать, фоновый характер? На минимальном уровне?
— А вот это уже чистейшие спекуляции, фантазии, не основанные ни на чем. Ты ведь не сравнивал на самом деле активность мозга во сне и бодрствовании?
— Нет, конечно.
— Ну можешь сравнить. Это очень просто сделать хотя бы в вашей лаборатории. Но можешь пока просто поверить мне на слово. Во время сна активность мозга ничуть не меньше, чем во время бодрствования. Мозг работает, а не отдыхает.
— Прикольно… и зачем тогда сон?
— Вот именно. Зачем?
Информатор сделал паузу и его лицо приобрело вопросительное выражение.
— А как вы думаете, что происходит с животным, если ему не давать спать?
— Умрет. – Мрачно произнесла Васка. – Я сегодня не выспалась, кстати, так что моя жизнь в опасности.
— Меньше трахаться надо, вот и выспалась бы, — авторитетно заявила Сучка, заговорщицки поглядывая на Кая.
— Да, животное умрет. И это всем известно. А вот известно ли вам о результатах вскрытия тел животных, умерших от лишения сна? Думаю, что неизвестно. Ведь если животное умерло, то что-то в его теле необратимо и катастрофически изменилось, разрушилось. Как думаете, что?
— Мозг, конечно, — ответил Коос.
— Вот Коос снова пропихивает свой мозг… и не без оснований. Все, наверное, так думают, да? Но реальность поразит ваше воображение. Вскрытие покажет, что мозг, по сути, единственный… подчеркиваю, единственный орган в теле несчастного животного, который никаким образом не пострадает. Он будет абсолютно здоровым и готовым к функционированию с точки зрения анатомии. А вот вскрытие брюшной полости покажет невероятную картину всеобщей разрухи. Покрытый ужасными язвами желудок и кишечник, разрушенная печень и сердце… ничто не останется здоровым. И отсюда становится ясным что? Становится ясным то, что во мне нуждается не мозг, а внутренние органы.
— Но я не понимаю, какое отношение…
— Погоди. Знаешь ли ты, что в глазу человека находится несколько миллионов рецепторов, воспринимающих свет и передающих сигналы в мозг?
— Разумеется.
— Представь себе, что в кишечнике, например, тоже есть несколько миллионов рецепторов, которые непрерывно снимают информацию о самых разнообразных физиологических параметрах и передающих их в своего рода «промежуточный информационный центр», мощности которого недостаточно для того, чтобы эту информацию анализировать, принимать какие-то решения и формировать команды, но достаточно, чтобы ее пока что сохранять. От других органов тоже приходит масса информации. И чтобы ее всю обработать, нужен… весь наш мозг. Кора мозга, в основном, но не только. Та самая кора мозга, которая во время бодрствования занимается анализом приходящей извне информации посредством органов чувств. Одновременно обрабатывать такие массивы информации наш мозг не умеет. Представь себе, Коос, что во время управления вездеходом или решения сложной математической задачи ресурсы твоего мозга начнут параллельно обрабатывать данные, поступающие с десятков миллионов рецепторов? Боюсь, как водитель и как математик ты не будешь особенно эффективен, и твоя реакция на нападение хищника тоже будет неидеальной. Отсюда вывод: в результате естественного отбора выжили те виды живых существ, которые во время активного бодрствования были полностью сосредоточены на собственной охоте, на ускользании от охотящихся на них хищников, а все свои внутренние вопросы они решали во время сна, когда они в относительной безопасности от хищников, сидя по своим берлогам, когда перед ними не стоят задачи поиска еды и так далее. Выжили те, чей мозг смог разделить эти функции. И кроме того, если выполнять параллельно обе функции, то снижается эффективность не только решения внешних задач, но и эффективность управления нашими органами, что тоже очень фигово и чревато ошибками, имеющими фатальные последствия. Во сне мозг полностью сосредоточен на управлении органами тела, и он может делать это максимально эффективно, последовательно просматривая один объем данных за другим. Во время медленного сна идет управление желудком, кишечником и прочим. Во время быстрого сна – сердцем, дыхательной системой. Одно за другим последовательно просматривается, корректируется.
— Прикольно, — пробормотал я. – Получается, что когда я не высыпаюсь, то мой мозг просто не успевает обработать всю информацию, принять нужные решения, раздать нужные команды по коррекции работы всевозможных желез и так далее. Отсюда и плохое самочувствие!
— И еще, — вставила Сага. – Если у человека много негативных эмоций, то его тело подвергается непрерывному отравлению, что требует, по идее, увеличенного времени на корректировку, то есть увеличенному времени сна, а на самом деле обычно бывает иначе: когда у кого-то масса негативных эмоций, они еще и сон делают некрепким, приводят к бессоннице, и разрушение тела ускоряется.
— Теперь понятно, почему человек так много хочет спать, когда он болен! – Воскликнул Коос. – И почему считается, что если больной человек начал много спать, то для него это имеет целебный эффект и свидетельствует о начале процесса выздоровления.
— И если я испытываю много озаренных восприятий, то мое тело испытывает целебное воздействие прямо во время бодрствования, оно испытывает меньше деструктивных влияний, оно просто не требует большого объема корректировок, — вставил я. — Поэтому если я ужасно увлечен чем-то, то могу ложиться в полночь а подскакивать уже в пять утра, будучи пусть и немного невыспавшимся, но в целом отлично себя чувствующим, и мое тело даже при таком режиме жизни будет оставаться сильным, энергичным, здоровым.
— Очень много чего становится понятным, — согласился информатор. – А вот куда девается наше сознание во время сна? Ну иногда нам снятся сны, но иногда и не снятся. И почему во сне человек может за минуту прожить столько, сколько в бодрствовании потребует период времени в десятки раз более длительный?
Я пожал плечами. У остальных тоже, видимо, не было подходящих идей.
— Нам ясно, — продолжил он, — что так или иначе, тем или иным образом наше сознание жестко привязано к нервной системе, к мозгу, к совокупности нейронов. Как именно это происходит, наука не знает и вряд ли вскоре узнает, ну хотя бы потому, что никто всерьез эти вопросы и не исследует. Это в научном мире считается несерьезным. Но давайте остановимся на том, что нам ясно уже сейчас – вот на этом факте крепкой привязки нашего сознания к нейронам, к нервной системе. То есть акты нашего сознания в той или иной степени обусловлены не только электрическими эффектами, имеющими место в нейронных сетях, но и теми, что имеют чисто химическую природу! А их, этих химических эффектов, ужасно много. По сути почти все функционирование нервной системы можно свести к обмену разными химическими веществами между синапсами, например, и так далее. А химия – это очень надежно, с одной стороны. Если какой-то ингибитор присосался к своей позиции, то он там есть, он там торчит и он там выполняет свою функцию. Прочно, надежно. Но это с одной стороны. А что с другой?
Он обвел нас взглядом, рассчитывая, видимо, получить какую-то осмысленную догадку, но похоже, что всем хотелось просто слушать вместо того, чтобы напрягаться в поисках каких-то гипотез.
— А с другой стороны, это очень медленно. Понимаете теперь?
— Это намек на объем переживаний во сне за короткое время? – Догадалась Васка.
— Это он. Если во сне мы вдруг таинственным образом получаем возможность переживать огромные объемы психических восприятий за несопоставимо короткое время, это означает…
— Что наше сознание освобождается от привязки к материальному носителю, — закончил я его мысль.
— Или освобождается совершенно, или частично, да. Мы много чего переживаем за очень малое время, и это еще один поразительный эффект сна. Психически нездоровый человек переживет во сне очень много всего неприятного, что ускорит его деградацию. Человек, подобный нам, за время сна испытает очень много чего приятного, что ускорит накопление нашего опыта.
— Но разве это можно назвать опытом? – Возразил Коос.
— Конечно! Ведь ты это переживаешь. Какая разница, сон это или бодрствование? Ведь твои переживания реальны. Если ты испытал сильную влюбленность в приснившуюся девочку, ты переживал это, причем в очень чистом, концентрированном виде. Разве это не опыт? Опыт, причем ценнейший. Но! Но тут есть одно «но». Да, во время озаренного, приятного сна мы освободились от материальной зависимости, которая ограничивала нас в скорости и, возможно, даже глубине восприятий. Но мы теряем то, что нам дает эта привязанность – стабильность. Сознание слишком подвижно. Восприятия перетекают одно в другое, сюжеты произвольно меняются, мы не обладаем даже такой степенью фиксации, которая позволяет сформировать свое «я» и начать этими своими восприятиями управлять. Не формируются субличности, то есть восприятия не воссоединяются в нечто цельное, и отсюда – полный хаос, неуправляемость.
— Но иногда такое все же случается! – Воскликнул я.
— Да, иногда. Иногда человек спонтанно осознает себя во сне, но это лишь краткие мгновения, и они в любом случае не дают нам возможности строить целенаправленно свой опыт. Но мы, во всяком случае, знаем, что это возможно. А если это возможно один раз, то это возможно и другой, и возможно стремиться к тому, чтобы сделать этот опыт цельным, постоянным.
— Если во время осознанных сновидений наше сознание, хоть и лишенное материальной субстантивации, материальной поддержки, все же способно сохранять цельность, образовывать субличности, то за счет чего же это достигается? – Кая, судя по всему, сильно захватила вся эта тема, и он выглядел очень вовлеченным в какие-то свои мысли.
— За счет возможностей, присущих нашему сознанию, — ответил информатор. – Такие возможности в принципе у нашего сознания есть, но лишь в принципе. У обычного человека осознанности не хватает даже на то, чтобы отвергнуть догмы и следовать здравому смыслу, чтобы вылечить свой эмоциональный мир от рака эмоций в виде негативных эмоций, чтобы следовать своим радостным желаниям, преодолев страх авторитетов и традиций, силу озабоченности мнением и т.д. Обычный человек бесконечно слаб. Его психика бесконечно слаба и уязвима.
— Если учесть столь же несомненную возможность внетелесных восприятий, например выхода из тела, то видимо у нашего сознания все-таки есть возможность целиком отрываться от материального носителя, — заметил я. – И кстати, выходы из тела легче всего удаются именно тогда, когда ты не слишком сильно вовлечен в сон. То есть если ты средне хочешь спать, когда только ложишься, или когда ты уже почти выспался, но вот еще не совсем, и еще хочешь поваляться, когда уже проснулся. То есть в обоих случаях это те моменты, когда мозг или еще не приступил к обработке данных от внутренних органов, или уже по сути закончил эту работу. То есть и тут параллельной работы мозг старается избегать.
— Логично, — согласился информатор.
— А ты… ты ведь обладаешь достаточным уровнем развития своей психики, чтобы фиксировать цельную личность, цельное самоосознание и во время сна, и во время выходов из тела? – Поинтересовалась Сага.
— До известного предела. И вот тут нам пора вернуться к нашим баранам. Да, можно выходить из тела и получать вполне адекватный внетелесный опыт. Можно расширить эксперименты и не только бродить в соседние комнаты или по улицам соседнего города, но и попробовать подняться повыше… потом еще повыше… и еще…
— И улететь в космос? – Рик вскочил, встал на коленки и почему-то вопросительно посмотрел на Сучку.
— И улететь в космос, — кивнул информатор. – Но недалеко.
— Насколько недалеко? Например… ты мог бы слетать и сюда к нам на Марс? – Уточнил я.
— На Марс мог бы. И на Венеру мог бы. А дальше – не мог бы, так как слишком далеко. По неизвестным причинам наше сознание имеет плотную привязку к Земле, и слишком далеко удаляться от нее своим сознанием – означает сильно рисковать. Ты теряешь энергию.
— То есть от Земли мы получаем энергию?
— Видимо да, и видимо это касается только такого существования, которое не имеет опоры в виде физического тела, физической структуры мозга. Долететь до Марса и попутешествовать тут, оставив тело на Земле, можно, но трудно и, как я думаю, небезопасно. Но тут есть один аспект, который надо ясно понимать, чтобы не впасть в катастрофичность. Ребенку очень трудно покидать утробу матери и выходить во внешний мир. Он лишается очень многого, ведь мать за него, по сути, жила. Он получал растворенный кислород уже прямо в кровь, он получал питательные вещества, и так далее, а теперь ему все приходится делать самому! Это очень трудно, это серьезный шок. Но разве это трагедия? Нет. Это просто шаг вперед. Выходя во внешний мир, он лишается одних источников, но приобретает другие, и, вместе с этим, свободу выбора. Дышит он своими легкими и еду поглощает своим ртом, и у него теперь огромный выбор. А что происходит дальше, когда он выходит за пределы своей семьи? Это новый шок на новом уровне. Раньше он еду находил в холодильнике, а одежду в шкафу. Теперь ему необходимо самому зарабатывать и самому тратить, но если психика человека достаточно здорова, то этот шок становится для него созидательным, эволюционно развивающим. Он приспосабливается и получает, в результате, огромную свободу выбора. Теперь у него есть возможность не просто тратить карманные деньги и выбирать одни трусы из двух. Теперь он может, если хочет, зарабатывать миллионы, покупать себе то, о чем он раньше не мог и мечтать, и он может покупать себе не только вещи, но и впечатления, и образование. Вы понимаете, к чему я клоню?
— Разумеется, — кивнул я. – Ты клонишь к тому, что Земля дает нам энергию, которая нас оживляет, дает нам невероятные возможности, о многих из которых, как я думаю, присутствующие тут еще и не догадываются, но при всем при этом Земля является в то же самое время и нашим ограничителем.
— Да.
Воцарилось молчание. Каждый переваривал услышанное, но этап молчаливого переваривания продлился недолго, и на информатора со всех сторон посыпались вопросы.
— И выйти за пределы Земли, будучи неподготовленным, так же опасно и бессмысленно, как выйти голым и дурным из своего дома, где о тебе все заботились, и попасть в мир, который хоть и полон невероятных возможностей, о которых ты и не догадываешься, но которыми тебе может быть и не удастся воспользоваться, если у тебя не хватит ума или сил приспособиться. Так?
— Так.
— Ты рассчитываешь, выйдя за пределы Земли, получить тем самым новые возможности, новую свободу?
— Рассчитываю.
— И поэтому ты здесь?
— Поэтому.
— Ты предполагаешь, что наличие у нас магнетара даст какие-то новые возможности?
— Предполагаю, что да.
— Ты сам пойдешь к бегемотам, чтобы стать гибридом?
— Нет.
— Нет??
— Нет.
— Но почему??
— Потому что это рискованно.
— Рискованно?
— А что тебя удивляет? Да, рискованно. Посмотри, я вот тут, живой, гуляю по Марсу. Я не погиб в горах под лавиной, не утонул в морских глубинах, не умер с голоду, заблудившись в тайге и так далее. Я жив и отлично себя чувствую, потому что я никогда не иду на необоснованный риск. Я ценю свою жизнь более всего на свете. Больше новых знаний, больше новых прорывов, больше путешествий и всего прочего. Моя жизнь – величайшая ценность, и я призываю вас всех относиться также к своей, иначе вы станете бесполезными или даже опасными партнерами. Знания, навыки, имущество и степени свободы – это наживное. Это все можно постепенно получить, если двигаться без суеты, устраняя как спешку, так и промедление. Но ничего этого у вас не будет, если вы перестанете жить. Вот и все. Очень просто. На данный момент я рассматриваю опыт с магнетаром как интересный, но недостаточно проверенный на безопасность. И весь тот опыт, который вы можете получить, пользуясь новыми возможностями, никуда от меня не денется. Уж так получилось, что вы стали гибридами. Так вышло. Это не значит, что я теперь тоже должен с головой кидаться в этот новый опыт. Сначала я посмотрю на вас, а потом приму решение.
— Подопытные кролики:), — усмехнулся я.
— Вот именно, — невозмутимо подтвердил он.
— Послушай… — перебила меня Сага, — а есть основания предполагать, что с магнетаром мы сможем путешествовать вне тела далеко за пределами Земли?
Информатор задумался. С минуту он просто молчал, глядя куда-то перед собой, ну и мы тоже могли продолжать переваривать все это.
— Такие основания есть. У меня было несколько кратковременных и плохо поддающихся анализу опытов, я не вижу смысла сейчас их пытаться описывать, но у меня в общем сложилась определенная гипотеза…
Он снова умолк, но никто не захотел его перебивать, надеясь услышать что-то большее.
— И я так допускаю, что это возможно, да.
— Никто ведь не будет возражать, если я схожу к бегемотам и стану гибридом? – Спросила Сага, глядя на меня. – Я хочу принять активное участие в этом опыте.
— То есть предостережение информатора… — начал я, но она меня перебила.
— Я его приняла к сведению и приняла свое решение, Макс. Я уже провела значительную часть своей жизни в весьма странном… положении, я бы сказала, и я еще не предприняла достаточно усилий к тому, чтобы как-то систематизировать полученный опыт…
— Опыт? – Удивился я.
— Опыт. А что тебя так удивляет? Если тебе кажется, что все эти годы я ничего не чувствовала и не переживала, то это далеко не так. Просто все это… очень разрозненно и хаотично, и мне, видимо, потребуется какой-то толчок к тому, чтобы пробиться к этому опыту и воспринять его целиком, а не просто утерять. Поэтому в отличие от информатора, в моем положении этот опыт мне необходим, чтобы не утерять целые годы, понимаешь? Я знаю, что там было очень много всего интересного и важного, и я не хочу, не могу себе позволить, чтобы это просто постепенно забылось. Мне нужен пинок, и есть шанс, что магнетар даст мне дополнительные возможности.
— Ну пока что я бы так не сказал, что мы получили дополнительные возможности, — с сомнением проговорил я. – А вот Реми мы чуть не потеряли, это да…
— А как ты думаешь, кстати, что случилось с Реми? – Сага обернулась к информатору, который опять задумался о чем-то своем. — И кто такие эти динозавры? И почему ничего не помогало, а спустя неделю она вдруг проснулась, как ни в чем не бывало?
— Существование таких динозавров само по себе не является чем-то удивительным. В конце концов, и на Земле в океане по-прежнему замечательно себя чувствуют акулы, как это было еще пятьсот миллионов лет назад.
— За пятьсот миллионов лет можно многому научиться! – Воскликнула Сучка.
— Они и научились:) В том числе такому, что тебе покажется совершенно нереальным.
— Например?
— Ну например они умеют очищать свой желудок, выворачивая его наружу через рот и прополаскивая! При этом они умудряются даже не поцарапать его своими многочисленными зубками.
— О!… желудок… через рот… наружу!
Потрясенная Сучка выпучила глаза, видимо пытаясь представить себе все это, и похоже, что ей это не слишком хорошо удавалось.
— Еще они имеют печень, которая по массе может достигать до тридцати процентов массы всего тела. Это позволяет им накапливать запасы питательных веществ и использовать их очень рационально. Например трехметровой песчаной акуле весом под полтора центнера требуется всего лишь триста грамм рыбы в день.
— Ну я тоже мало ем, и потом они ведь холоднокровные, да?
— Да, почти все, кроме мако, белой и голубой.
— Ну поэтому им и жрать не надо особенно много… но вот желудок… наружу!..
— А что касается того, что динозавр сделал с Реми, то я так думаю, что он просто каким-то образом нормализовал внутреннюю динамику магнетара, устранив хаотичность, своего рода деструктивную фибрилляцию магнитных полей, что и привело к тому, что она постепенно пришла в себя.
— Я же говорила, что что-то изменилось! – Торжествующе воскликнула Сучка. – Точно как он говорит. Магнетар Реми стал словно бы спокойней, упорядоченней, но мне трудно это было выразить, сформулировать… а откуда ты-то это знаешь? – Она с подозрением взглянула на информатора. – Тебя же тут не было вообще.
— Не было. Но потом я ведь тут появился.
— И что?
— Ну и… у меня появились некие основания для предположений.
— Это ничего не объясняет, — фыркнула Сучка и поджала губки.
— Ну вот так, — информатор остался непоколебим перед лицом этой психической атаки.
— Как ты думаешь, как далеко мы должны добраться, чтобы, с одной стороны, выйти из-под довлеющего влияния Земли, и с другой стороны, чтобы попасть под какое-то другое влияние… какое, кстати? – решил уточнить я.
— Видимо, это будет влияние Солнца… и я думаю, что достаточно выбраться за пределы пояса астероидов, ну условно говоря, приблизиться к Юпитеру.
— Может ли так получиться, что влияние Юпитера окажется…
— Макс, — перебил меня он. – Может получиться все, что угодно, и на самом деле самое интересное тут даже не в том, чтобы выйти из-под влияния Земли или Юпитера. Если хотите знать, самая захватывающая для меня перспектива состоит в том, чтобы выйти из-под влияния Солнца, если таковое в самом деле существует, если вообще все, о чем мы сейчас говорим, на самом деле существует, ведь мы пока этого на самом деле не знаем. А чтобы выйти из-под влияния Солнца, вы должны добраться до самых окраин Солнечной Системы. Очень, очень далеко – до самого облака Оорта, а это минимум пятьдесят тысяч астрономических единиц – в пятьдесят тысяч раз дальше, чем Земля отстоит от Солнца.
— На месте НАСА я был бы в восторге от таких опытов, ведь мы, фактически, своими глазами смогли бы исследовать такие отдаленные области пространства, куда они со своими аппаратами попросту никогда не смогут добраться:) – усмехнулся Коос.
— Они не будут в восторге, не сомневайся:) А вот в сумасшедшие записать могут, поэтому я и прошу, чтобы все это оставалось только между нами. Потом, когда и если мы сможем получить информацию, которая позволит нам не просто описывать свои смутные впечатления, а еще и предсказывать астрономические открытия, вот тогда мы этим и займемся и, таким образом, заставим обратить на себя внимание и официальную науку. А пока мы на такое не способны, давайте оставим это только между нами.
— Значит за пределами облака Оорта или где-то там, внутри него, нам станут доступны новые источники энергии, о которых мы сейчас не можем и догадываться?
— Я предполагаю, что так, — кивнул информатор.
— И если бы где-то в космосе существовала цивилизация более древняя, чем человеческая, то они, видимо, тоже со временем наткнулись бы на эту же идею и провели такие же эксперименты…
— Хочешь сказать, что там мы могли бы столкнуться с другими сознаниями, путешествующими в межзвездном пространстве?
— Может и нет, может и да. Что тут можно обсуждать? Это все бурные фантазии… но вообще-то можно предположить, что такие возможности могут быть доступны только в том случае, если органическое и неорганические сознания смогут организовать своего рода симбиоз, как это получилось у вас, таким образом совместив, с одной стороны, исключительную подвижность и гибкость сознания, присущую органической жизни, с небывалой мощью, присущей жизни неорганической. А вероятность того, что в каком-то уголке Вселенной да еще примерно в одно и то же время могли бы образоваться и органическая и неорганическая жизнь…
— Наверное, это нечто крайне маловероятное, ведь даже образование жизни в любом ее варианте, судя по «успехам» SETI, дело очень маловероятное, а тут надо, чтобы сразу две принципиально разные формы жизни, да еще в одно и то же время… так что мы можем оказаться первыми путешественниками во Вселенной.
— Ты уже замахнулся на Вселенную, — усмехнулся информатор.
— Замахнуться несложно:)
— Вот именно…
— Но начать нам надо с того, чтобы тренировать устойчивый выход из тела с сохранением целостного осознания?
— Да. – Информатор посерьезнел. Эта тема ему была, видимо, интереснее розовых фантазий о покорении Вселенной. – И я думаю, что магнетары могут оказать вам в этом существенную поддержку.
— И значит, у меня шансов побольше, чем у других? – Вставила Реми.
— В обоих смыслах.
— То есть?
— То есть больше шансов на успех, да. С одной стороны. И больше опасность попасть в переплет, с другой стороны. Поэтому не особенно радуйся. Имей в виду, что безумные поступки, которые приведут к трагедии, могут привести к тому, что нам вообще придется все эти эксперименты прекратить. Не думаю, что кто-то тут готов идти по трупам ради каких-то новых приключений. А значит, вам нужна дисциплина. Дисциплина как следование принципам, которые вы сами же выработаете, исходя из своего здравого смысла. И тут вам очень пригодится опыт Макса…
— Опыт? – Удивилась Сага.
— Когда-то давно Макс занимался довольно странными исследованиями, которые, вот удивительное совпадение, были сопряжены с поисками инопланетного разума, который предположительно, вмешивался в ход событий на Земле.
— Ого?! – Макс, ты трахал инопланетянок?:)
— Да, сколько угодно… знаешь, они везде, инопланетянки… вот тут, например, в этой комнате аж шестеро сразу:)
— А точно… — мечтательно произнесла Васка. – Ведь мы для вас инопланетяне… Макс, ты трахал шестерых инопланетян! Гордись!
— Горжусь, да… а что, — я повернул голову к информатору, — есть основания полагать, что те исследования могут получить какое-то развитие в связи с тем, что ты сейчас нам предлагаешь?
— Ну как тебе сказать, Макс… сиё тайна великая есть… ты ведь помнишь о таком странном термине «багрянец» и о том еще более странном понятии «сбор багрянца», который как раз и предполагает процесс сбора и накопления какого-то уникального энергетического ресурса?
— Отлично помню…:) вообще иногда мне кажется, что та эпоха еще не закончилась, что в ней только наступил перерыв.
— Скорее всего так и есть. И я так думаю, что вот этот «багрянец» и есть тот энергетический ресурс, к которому мы и сможем получить доступ, выйдя за пределы Солнечной Системы.
— А почему он не проникает сюда, к нам? – Сучка заинтересовалась и уже почти залезла на голову к информатору, повиснув у него на плечах.
— Ну наверное потому же, почему сверхэнергетические космические частицы не достигают поверхности Земли. Они отклоняются магнитным полем. И так называемый солнечный ветер может создавать препятствие для проникновение этой материи к нам.
— Фигово…
— Ну как сказать. Ты же не знаешь, смогла бы появиться на Земле жизнь, если бы этой защиты не было? Даже самый простой огонь – с одной стороны он дал человеку в руки столько всего ценного, а с другой – может все уничтожить. Тот же ультрафиолет – когда его много, он несет нам смерть, а когда его немного – жизнь. Вопрос в том, сможем ли мы так эволюционировать, чтобы воспринять эту новую форму энергии, чтобы обратить ее себе на пользу.
— Ну, значит тебе будет тут чем заняться у нас на Марсе, — подытожил я, вставая. – Я так понимаю, что у меня и у Кооса и так дел по горло, и вряд ли мы сейчас составим собою авангард ваших исследований. Коос строит свой город и прокладывает пути дальше, а я уж знаю, что это такое, строить город… У меня еще много хвостов от прежних дел, которые я еще не передал, плюс сейчас эта странная затея с собственной валютой Марса… да блин, постоянно что-то новое возникает, а вот у Саги и пупсов тут полный простор для действий, так что я, пожалуй, поплетусь пока в хвосте ваших исследований, но если вдруг что-то интересное наметится, рассказывайте, может я включусь активней.
— ОК, договорились, — согласился информатор. – В переводе на нормальный язык это означает «у меня полно конкретных дел, и витать в облаках фантазий мне сейчас неохота, так что пофантазируйте сами, а как надоест, возвращайтесь с небес на землю и помогайте, скажем, Коосу строить новый город», правильно?:)
— Абсолютно.
— Хорошо, меня это тоже вполне устраивает. И насколько я понимаю, кое-кто из твоих пупсов совсем не прочь попробовать позаниматься осознанными сновидениями и путешествиями вне тела.
Разноголосый восторженный рёв подтвердил, что он не ошибался, и он, как пчеломатка, облепленная пчелками, вывалился из валятельной комнаты.
— Думаешь, все это ерунда? – Осторожно поинтересовался Коос.
— Нет, это уж точно не ерунда. Информатор… это уникальный человек, который тщательно отделяет фантазии от реальности, тем более что в своей жизни он множество фантастических вещей превратил в реальность, но что касается полетов к облаку Оорта…
— А что за «багрянец» такой?
— Сам не знаю, почему был выбран такой термин. Я спрашивал, но похоже, что ответа не знает никто. Так уж как-то сложилось. Лично у меня знаешь… есть такой образ, как я гуляю по парку с кленами и березами, на улице разгар осени, мягкое солнце, немного прохладно, и вот дуновение ветра, и с деревьев начинают осыпаться багряные листья. Их много, они плавно и игриво опускаются на землю, кружат впереди, сбоку, и солнечные лучи отражаются от их глянцевой поверхности, образуя причудливую игру искр, и эти багряные искры напитывают меня невыразимым чувством красоты и блаженства.
— Листопад… это красиво, да… Листопад в облаке Оорта, наполняющий человека новой энергией и открывающий ему новые горизонты эволюции… — Коос о чем-то задумался и замолчал.
Мне тоже показалось, что тут все уже сказано, и я нажал на иконку сообщения, которая уже минут как десять мигала на моем коммуникаторе. Ну понятно, конечно это Хидэки, совершенно неожиданно для меня увлекшийся идеей марсианской валюты и, вопреки моим скептическим прогнозам, увлекший этой идеей довольно многих, требовал меня на ковер. Ну, видимо, не миновать нам «марсиков». И пусть. По меньшей мере, будет еще одно развлечение, собственная валюта. Надо, в конце концов, понять – чем это вообще может быть интересно, если не выгодно. Так как эта финансовая система будет существовать и развиваться параллельно уже работающей, то никому от нее вреда не будет, а значит будет польза от того, что люди получат впечатления, получат какие-то предметные, практические знания о том, как вообще устроен мир финансов, что такое деньги и о прочем. В общем-то, это и мне на самом деле немного интересно.
Отправив подтверждение, что скоро приду, я оставил задумчивого Кооса в одиночестве и покинул помещение.