…Мощные птицы с размахом крыла метров пять или шесть вынырнули из кальдеры Олимпа и с невероятной скоростью понеслись прямо на нас, стоявших в двухстах метрах от вездехода.
— Не успеем! – Крикнул Джим и замер, обреченно задрав голову вверх, и в глазах его промелькнуло отчаяние.
— Каждый раз, когда ты чувствуешь себя обреченным, ты просто не видишь возможностей, — хладнокровно прошипела Анна и обернулась, но марсианская пустыня не могла ничем порадовать ее глаз. – Но на этот раз… похоже что ты прав, — произнесла она и вздохнула.
— Проклятые скабры все-таки добрались до нас, — медленно проговорил Джим и опустил голову.
Взгляд его уперся в землю… и в голову ему пришла потрясающая мысль.
— Пыль! – Заорал он, ударяя ногой по земле, поднимая небольшое облако пыли. – Поднимай пыль, живо!
Его голос звучал так хрипло, словно смешался с песком. Анна поняла его замысел и они отчаянно заработали ногами, даже руками, вертясь как бешеные волчки, двигаясь из стороны в сторону.
— Держись ближе к краю облака, оставь центр пустым! – Проорала Анна.
Услышал ли ее Джим и понял ли, она уже не успела понять. Облако пыли становилось все шире и гуще, поднималось все выше, и когда скабры оказались в пределах убойной досягаемости, прицелиться они уже не могли. Гроздья ядовитых когтей, сорвавшись с их лап, были посланы уже на удачу. Тридцать ядовитых стрел, пущенных с такой силой, что пробили бы человека насквозь. Убийственный дождь пронзил пыльное облако, и конечно, чисто интуитивно они метили в центр, поэтому ни один отравленный коготь цели на достиг.
— А теперь быстро, в вездеход!
Выскочив, словно зайцы из куста, они помчались к вездеходу.
— Ты разворачивай бластер, а я возьму на себя прицел! – Крикнула на бегу Анна.
Джим кивнул и прыгнул на крышу, ухватил ствол пушки, развернул ее в сторону трусливо удаляющихся скабров, и на прицеле уже замигал зеленый сигнал «наведено». Нажав гашетку, он удовлетворенно смотрел, как трассирующий след протянулся от них прямо к скабрам, и уже через пару секунд мощный полет грозных птиц оборвался, и лишь летящие во все стороны кровавые куски и перья показывали, что эта история закончена…
— Ну как? Ну?
Лисье нетерпеливо припрыгивала у меня, пока я читал вторую главу ее фантастического рассказа.
— Знаешь… это конечно круто… скабры, размах крыльев, пыльные облака и бластеры, да, мощно ты с ними расправилась.
— Да, нравится?
— Ну… динамично, конечно. Только вот от скабров придется отказаться.
— То есть… как?
— Ну если только ты не вставишь им в жопу реактивный двигатель, конечно. Где же та атмосфера, на которую могли бы опереться их крылья?:)
— О, черт… Об этом я не подумала… Того, что есть – точно недостаточно?
— Абсолютно, — помотал головой я. – Но ты ведь не научный очерк пишешь, а рассказ в стиле «буйный экшн», так что какая в общем разница.
— Ну да, ну да… но я все-таки еще подумаю, — она забрала из моих рук планшет и нахмурилась, видимо мучительно стараясь найти выход. – Реактивный двигатель, говоришь… а что, вот кальмары же передвигаются на реактивной тяге…
— Передвигаются, — согласился я. – Правда, они выталкивают воду, которой вокруг них полно. А что выталкивают скабры? Понос? Окаменевшее гуано динозавров?
Бросив на меня укоризненный взгляд, Лисье поджала губки и скорчила притворно обидчивую мордочку.
— Вот знаешь, если ты такой нечуткий, я в следующий раз пойду показывать свой рассказ… ну например… ну я подумаю, кому.
— Да ладно тебе. Ты подумай, какие просторы для фантазии открываются, если вставить в рассказ окаменевшее гуано динозавров. Это же Клондайк!
— Ага-ага, Юкон, я понимаю… ладно, пойду я. Все равно напишу!
— Я только «за». Главное, это удовольствие, Чингачгук, ты же знаешь об этом, ди гроссе шланге…
Разделавшись с марсианским Фенимором Купером, я уже приготовился было почитать второй томик Куратовского, как в кабинет вошел Фриц.
— Дела? – поприветствовал я его, не отрывая взгляда от книги.
— Ну как сказать… — уклончиво ответил он и развалился в кресле. – Слушай, Макс, пора поговорить, а? Ты как думаешь?
— Фриц, я всегда в твоем распоряжении, ты же знаешь.
— Знаю. А наверное пора прекращать твои ежедневные осмотры, как думаешь?
— О, я двумя руками «за». Что толку-то? Да собственно говоря, мы уже и так перестали, если честно:)
— Да я знаю…
— Смешной ты, Фриц:)
Я отложил книгу, поскольку понял, что эта липучка просто так не отлипнет.
— Говори, чего надо.
— Ты совершенно здоров, Макс.
— Я видел, да. Да и самочувствие великолепное.
— Поздравляю.
— Ага.
— После такой тяжелой травмы, и такое здоровье… искренне поздравляю.
— Как говорится, «с таким счастьем и на свободе», ты это имеешь в виду?
— Прости, не понял…?
— Ничего, это из русской прозы…
— Русскую прозу я читал, кстати, и довольно много. Знаешь, я впечатлен. На самом деле…
— Фриц… — перебил я его, делая свою интонацию уже не столь елейной, давая ему понять, что он немножко подзаебал.
— Ну что «Фриц»… Ты же знаешь, зачем я пришел.
— Может и знаю, может и нет. Ты пришел, ты и говори, что за детские игры в гестапо.
— Ну ладно… — он вздохнул и достал свой планшет. – Вот, не хочешь ли взглянуть на картинку?
Он мягко бросил мне планшет, так что он проскользил через весь стол и упал мне на колени. Я взял его в руки.
— Это мозги?
— Твои, — кивнул Фриц. – Одна из последних томографий.
— Я в этом очень мало понимаю… ну мозги и мозги.
— Я тоже, поэтому мне помог немного Конрад, ну и с Земли я получил несколько консультаций.
— А что… что-то не так? Мне есть о чем беспокоиться?
— Как сказать, Макс, как посмотреть… видишь там зелененькие такие черточки?
— Вижу… а, я знаю, что это такое. Когда мы погружались в ясли к псинам, я такую картинку уже видел с точно такими же зелененькими. Это веретенообразные нейтроны же, правильно?
— Абсолютно верно, абсолютно.
— Слава богам, что они у меня еще есть, правда?:) Иначе тебе было бы со мной скучно.
— Слава, — энергично согласился Фриц. – Слава богам, Иисусу и Амону Ра. Но знаешь, дело не в том, что они у тебя есть.
— Да? А в чем?
— Дело в том, что вот у меня, к примеру, их тут нет.
— Прости?..
— Ну вот тут, в этом месте мозга, у меня их нет. И поверь мне на слово, их нет также ни у Конрада, ни у Хидэки, ни у Лисье… ни у кого из нас. Более того, их нет ни у Кая, ни у Реми, а также у Рика и Сучки. Нету.
— Любопытно… — промычал я, начиная понимать.
— Вот именно, любопытная аномалия… приятная такая. И знаешь, они продолжают образовываться. Вот например прямо сейчас они там у тебя образуются, – он потыкал пальцем в сторону моей головы. – И довольно много. Сейчас у тебя веретенообразных нейронов процентов на двадцать или двадцать пять больше, чем у обычного человека. А это значит, что твой мозг неожиданно для себя столкнулся с задачей, для решения которой ему эти нейроны и нужны. Как известно, веретенообразные нейроны служат для координации отдельных блоков мозга, для управления смысловыми социальными блоками, ответственными за социальное поведение, эмоциональное реагирование… то есть, грубо говоря, можно построить такую модель… да, модель, согласно которой во время того, что произошло с тобой в пещере, ты каким-то образом обрел способность к какому-то совершенно новому объему восприятий, который настолько велик и настолько отличен от всего того, что было тебе доступно раньше, что мозг испытал ну очень настоятельную потребность в новых нейронах-реле, причем в очень значительном количестве, которые должны как-то упорядочить это новоприобретение, воссоединить даваемую им информационную пищу с имеющимися отделами мозга, перевести, так сказать, на язык зрительных, вкусовых, слуховых, тактильных или я не знаю каких еще восприятий.
— Любопытно, — вяло ответствовал я, отдавая себе отчет в том, что эта вялость не укроется от его внимания.
— Да, чертовски любопытно, я бы сказал. Скажи, Макс, не замечал ли ты в себе каких-то новых, необычных ощущений там или чего-то такого… а?
— Да пожалуй нет, — пожал я плечами, не испытывая никакого желания затевать перед ним какой-то сложный спектакль.
— Пожалуй или нет? – въедливо уточнил он?
— Ну… пожалуй нет.
— Ага. Понятно.
Он встал, прошелся туда-сюда по моей небольшой каморке, подошел к стеллажам, попялился на книги, будто раньше он не облапал уже каждую из них.
— Знаешь, Макс, я человек дотошный. Мне нравится наблюдать, сопоставлять, систематизировать… в детстве я, кстати, увлекался ботаникой. Вот ты наверное думаешь, что со времен Линнея в ней по сути делать уже и нечего, но уверяю тебе, это чистейшей воды заблуждение!
— Охотно верю, — с невозмутимой вежливостью и даже своего рода доброжелательностью преступника, решившего запираться до последнего, согласился я.
Когда преступник знает, что в любом случае будет изобличен, и что следователь уже совершенно точно знает о его виновности, и все же чисто юридические тонкости ведения дела еще требуют достаточно много времени, чтобы загнать жертву в тупик, и при этом остается какая-то чисто теоретическая, едва уловимая возможность, что преступнику удастся выкрутиться, между ним и следователем возникает вот такого рода показное добродушие, когда острота борьбы уже сошла на нет, но формальности еще требуют внимания и дотошности. Такое бывает и при игре в шахматы, когда, уже очевидно проигрывая, ты впадаешь в особое добродушие по отношению к сопернику, охотно им, начинающим уже смаковать приближение своей победы, разделяемое, и игра уже ведется как бы почти без присмотра за фигурами и комбинациями, когда вы даже порою обмениваетесь дружелюбными улыбками и позволяете себе широкие жесты по отношению друг к другу, и все же где-то там, на самом краю сознания, ты посматриваешь на доску в тайной надежде, что соперник, убаюканный признанным тобою поражением, в самый последний момент прозевает какую-то сущую мелочь, которая позволит тебе увести игру в патовое состояние.
Фриц, конечно, настоящий мастер, и рассчитывать на пат тут не приходилось, да и цугцванга в такой игре не бывает.
— Ну так вот, я вспомнил еще твои слова там, в пещере.
— Да, помню, что нес какую-то бредовую ерунду, — беспомощно попытался выкрутиться я.
— Ерунду, точно:) – рассмеялся он. – Но знаешь, с точки зрения информатики даже полная абракадабра может рассматриваться как текст, очень насыщенный информацией, если его, к примеру, не удается сжать имеющимися логическими компрессорами. Я понятно говорю?
— Да, вполне, — кивнул я. – Я немного знаком с колмогоровской сложностью…
— Отлично! Макс, с тобой всегда было чертовки приятно разговаривать… ты знаешь, это чистое наслаждение. Правда, чистое наслаждение беседовать с человеком, который понимает даже тонкие ходы твоей мысли, улавливает параллели и аналогии, в дискуссии с которым можно свободно заплывать в самые укромные уголки без опасения, что твой собеседник безнадежно утонет и потеряет мысль… Знаешь, мне напоминает это даже «Игру в бисер» — вот это плетение, этот узор, в который свободно вплетаешь в свое, уместное место самые причудливые цветы, и собеседник может понять, оценить и даже добавить что-то свое.
— Мне тоже это кое что немного напоминает… «Аварию» Дюрренматта, пожалуй…
— А…! – Фриц довольно осклабился и погрозил пальцем. – Ну я же говорю, это чистое наслаждение — смотреть, как собеседник тебя не только понимает, но способен еще и вплести что-то свое, что придаст особый аромат беседе.
— Так что насчет колмогоровской сложности? – Сделал я еще одну беспомощную попытку сбить его с курса. – Речь о количестве информации в некотором условном слове, правильно? Даже длинное слово, но состоящее из нулей, несет очень мало информации, в то время как слово, пусть даже являющееся абракадаброй, но которое не поддается сжатию, содержит много информации. Но хочу отметить, Фриц, что функция колмогоровской сложности неисчислима, ну попросту вследствие того, что не существует алгоритма, который определял бы эту сложность. Более того, не существует даже никакой нетривиальной вычислимой ее нижней оценки!
— О!… — простонал Фриц, словно Эллочка-людоедка при виде золотого ситечка. – Чертовски верно, Макс. Но это ты к чему?
— Я к тому, что абракадабра может оказаться просто абракадаброй.
— А… ну да… но вот ты тогда передал привет старику Мичурину, и мне подумалось – к чему бы это? И знаешь, я провел простой эксперимент. Я залез на русскоязычные форумы и попросил разных московитов и сибиряков сказать первую же ассоциацию к слову «Мичурин». Знаешь, что оказалось? Знаешь, ведь ты русскоязычный. «Прививать» и «гибрид». Немного пересекается по смыслу с тем, что я говорил о том, что в тебе мог бы появиться некий… резервуар новых восприятий. И еще ты упомянул тогда про вечность. Ну тут уже прямой связи нет, хотя… если посмотреть в определенном свете…
— Может быть, конечно ты в чем-то и прав, Фриц. Но все это как-то… слишком зыбко, ты не находишь?
— О да! – Широким жестом признал он. Тем самым жестом, который позволяют себе в заведомо выигрышной партии. – Очень зыбко. И я поэтому зашел немного с другой стороны. Я попросил Рика рассказать о том, как прошла ваша прогулка в пещеру…
— Рика?? – Это мне уже не понравилось, что он втягивает его сюда.
— Да, а что? Отличный пацан, мы с ним иногда болтаем о том о сем. И вот меня удивило, почему, когда я ему задал этот простой вопрос, он так странно отреагировал?
— Трудно сказать… а как он отреагировал?
— Ну он нахмурился, покачал головой и молча ушел.
— Ну наверное был не в настроении.
— Конечно, — Фриц снова широко улыбнулся. – Так оно и было, наверное. Но у меня всегда отличное настроение, Макс, и с этим своим отличным настроением я устрою за тобой такую слежку, что тебе мало не покажется. И я буду собирать в свою папочку такой, знаешь ли, гербарий… ты этого хочешь?
— А ты? – Я перестал играть этот безнадежный эндшпиль. – Чего ты хочешь, Фриц?
— Ясности, конечно! – Удивился он. – Ты наверное удивлен моей бесцеремонности, но я наверное удивлю тебя, если скажу, что действую в твоих же интересах.
— Ну нет, в этом я нисколько не сомневаюсь, что такой человек как ты способен убедительно доказать, что даже загоняя иголки под ногти, ты действуешь именно и исключительно во благо пытаемого человека. Оруэлл нервно покуривает со своим двоемыслием:)
— Макс, это все мимо. Ты уже второй раз допускаешь некие…эээ… аллюзии на Третий Рейх, к которому я был весьма причастен, но поскольку я не имел отношения ни к каким преступлениям нацизма, и ты это прекрасно знаешь, то это все… мимо. Если бы у тебя были более сильные способы меня поставить на место или запутать, ты бы давно ими воспользовался, верно? Отсюда я делаю вывод, что дискутировать тут не о чем и свое поражение ты признал целиком и полностью, и ты знаешь, что мне хватит дотошности и кропотливости, чтобы сделать это очевидным не только для меня… так что если у тебя в самом деле есть причины для того, чтобы не афишировать то, о чем ты умалчиваешь, то лучше бы тебе…
— А в чем тут мои интересы?
— Ну это очень просто. Ты был и остаешься главным человеком на всем Марсе. Марс – это уже не необитаемый остров с парочкой фиолетовых пятниц. Это уже довольно обширный коллектив людей, и на Земле еще своей очереди ждут тысячи, чтобы отправиться сюда. И это не просто «люди». Это уникальные, в общем, люди. Каждый из них – индивидуальность, ты сам отлично это знаешь. Ты сам болеешь за свое дело душой. Тебе не все равно, что будет с Марсом и со всеми этими людьми и со всей этой нарождающейся цивилизацией, показывающей собою пример, увлекающей за собой, являющеся предвестником будущего. Твое прошлое, прошлое всех этих людей, прошлое Пингвинии, прошлое Школы и даже Анэнэрбэ – это теперь, благодаря твоим поразительным усилиям, уже не просто прошлое, а пролог. И я, как и ты, заинтересован в высшей степени в том, чтобы поддерживать тут гомеостаз, чтобы этот великий эксперимент не оборвался и не затормозился.
— Я не понимаю, какая связь…
— Не понимаешь, или не хочешь понимать? Повторяю. Ты тут главный. Ты тут царь и бог, тиран и диктатор, который достаточно умен и человеколюбив, чтобы поддерживать атмосферу прогрессивной демократии. Ты в самом деле любишь этих людей, любишь себя, любишь природу и жизнь, поэтому вся энергия твоей диктатуры направлена на ее же уничтожение, на запуск тут, на Марсе, самой прогрессивной за всю историю человечества разумной демократии, точнее – разумной меритократии, причем во главу угла положены уникальные ценности. Мерилом достоинства человека является не происхождение, не деньги и даже не интеллект. Мир воплощенной Селекции Восприятий. Могу представить себе, как счастлив информатор, глядя на все это. И вот теперь, Макс, обрати внимание. Процесс формализации еще не закончен. Конституция еще пишется. Диктатор, как многомудрый капитан корабля, ведет его сквозь рифы и тернии, так сказать… и вдруг он… как бы сказать… меняется. С ним случается нечто. Нечто такое, что он сам оценивает весьма радикально… да, это я про Мичурина. И по-твоему, я должен спокойно сидеть и смотреть на это, сложа руки? Я не должен забить тревогу, предупредить народ, что капитан корабля… ну не совсем тот. А может и вовсе – совсем не тот, а? Ты по-прежнему считаешь, что тут упражняюсь и хочу переплюнуть Оруэлла? Что мной руководят честолюбие и подозрительность? Ну давай, говори правду, как думаешь. Ну?
Он замолчал, показательно сложил руки на груди и уселся поудобнее, внимательно меня разглядывая.
Надо сказать, что в этот момент я почувствовал укол стыда за свои гестаповские намеки и прочее. Как уже бывало, Фриц обладал способностью пройти по лезвию бритвы, по краю обрыва, но каждый раз оказывалось, что обрыв этот существовал лишь в моем воображении, и когда я уже начинал воспринимать его как человека, действующего по каким-то своим корыстным мотивам, он вскрывал суть вопроса таким образом, что все сомнения в его чистоплотности исчезали. Было ли это особым, может даже неосознаваемым им самим способом вести сложные дискуссии, когда человек, будучи заведен слишком далеко и необоснованно в своих подозрениях, с тем большей радостью, облегчением и открытостью возвращался на колею сотрудничества? Или же так получалось само собой в силу того, что некоторые вопросы, поднимаемые им, обладали особой остротой?
— Ты прав, Фриц, — согласился я. – Ты прав, а я неправ.
— Если ты сейчас сложишь с себя полномочия, пусть и неформальные, и превратишься просто в гражданина Марса, то клянусь тебе, Макс, я больше никогда не только не позволю себе шантажировать тебя, но и хотя бы краем своего любопытства лезть в то, что тебе не хочется открывать. Ты меня знаешь. Я чертовски уважаю собственное «прайваси», и не менее – прайваси своих друзей, да и вообще любого цивилизованного человека.
— Я понимаю.
— Но если честно, я бы очень этого не хотел, и я надеюсь, что секрет, который ты скрываешь, не стоит того, чтобы совершать такой поступок. Твой отход от дел чрезвычайно нежелателен для развития колонии, это будет огромной потерей. Этого просто не может, не должно случиться. Но и оставить все как есть я просто не могу, потому что речь идет, извини конечно, о том, что ты уже не совсем человек. И я считаю, что все мы имеем право об этом знать, если ты нами руководишь. Мы имеем право знать – что с тобой случилось, насколько это для нас желательно или нежелательно, а может и опасно, а может и обещает какие-то замечательные перспективы. Отнесись к нас с уважением, Макс. Мы тут все, начиная от Сучки и заканчивая самым старым тут жителем – мною – не просто «человеческий материал». У каждого есть индивидуальность, каждый прошел жесткий отбор на адекватность и… человечность, что ли. И знаешь… мне так показалось, что мрачность Рика вызвана не тем, что я стал его расспрашивать. Мне кажется, что он, понимает он это или нет, угнетен вот именно тем фактом, что сейчас ты нам всем не очень-то доверяешь. Для него эта ситуация скорее всего травмирующая. Он просто не понимает… нет, ты не подумай только, что я давлю на тебя через…
— Брось, Фриц, — перебил я его. – Ничего я такого не думаю. Я вижу, что ты говоришь чистую правду.
— … да… он просто не понимает. Вот мы все тут друзья, и вот вдруг бац, и вроде как уже не очень, и ты поставил его в ситуацию, когда он делает то, смысл чего сам не понимает, а это плохо.
— Я согласен. Со всем согласен. Это было… глупо, вот так запираться и создавать какие-то фигуры умолчания. Да еще и втягивая в это Рика, ты прав и в этом.
— Мда… Вот так… — пробормотал Фриц и умолк. – Знаешь, я пожалуй пойду. Все, что я хотел сказать, я сказал. Дальше решай сам, но не тяни, пожалуйста. Ну… в общем вот.
Он как-то неловко, словно стесняясь, вылез из кресла, грустновато улыбнулся и вышел из кабинета. А я остался.
О некоторых вещах мне хорошо думается тогда, когда ум занят какой-то несложной приятной деятельностью. Получается, что это даже не «думается», потому что процесс-то думания как раз идет о чем-то другом. А что тогда происходит в это время? Вот трудно сказать. Ну то есть как-то образно об этом рассказать как раз легко. «Укладывается» что-то, «утрясается», «переоценивается» и так далее. Но это все эпитеты, образы. А вот если на языке восприятий, то что происходит в это время? Почему спустя некоторое время такой неспешной спокойной умственной деятельности вдруг обнаруживаешь, что в голове что-то важное уложилось, утряслось, определилось? Не могу ответить. Не различаю. Но это не значит, что это повод вводить всякие подсознания и надсознания. Я просто не различаю, потому что нет такого опыта, потому что я никогда не тренировался за этим наблюдать.
Можно закончить статью о частной собственности. Она довольно простая и почти полностью уже сформулирована, так что остается просто немного поелозить по ней вниманием – как раз оптимальный способ занять свой ум.
Диктатор… а что, разве я диктатор? Интересно, меня все таким воспринимают? Формально, наверное, так и есть. Можно ли тут хоть что-то построить без моего одобрения и согласия? Можно ли как-то заметно изменить существующий порядок вещей? Нет, конечно. Передавая те или иные полномочия и сферы ответственности другим людям, я все равно в ключевых вопросах держу лапу на горле, а палец на пульсе. Но разве могло бы быть иначе? Может ли какая-то цивилизация бурно развиваться без того, чтобы ею управлял диктатор? Взлет Сингапура никогда бы не состоялся, если бы им не управлял авторитарный диктатор Ли Куан Ю. В Южной Корее и сейчас, наверное, пахали бы и сеяли с помощью воловьих упряжек, работали бы по четырнадцать часов в сутки за три миски риса с кусочком рыбки и шили бы трусы и мягкие игрушки, если бы не диктатор Пак Чжон Хи, бывший офицер японской армии, не гнушавшийся прибегать к физическому устранению оппозиции. В тех условиях, когда страна на восемьдесят процентов состоит из безграмотных нищих крестьян, есть ли другой способ вытащить страну наверх, кроме как облечь диктаторской властью человека, который будет прокладывать курс в верном направлении? Пак Чжон Хи мечтал об индустриализации, как и все тираны двадцатого века, включая Гитлера, Сталина, Мао Цзэ Дуна и Дэн Сяо Пина, Ким Ир Сена, Хо Ши Мина и прочих. И под руками он имел лишь безграмотное, покорное и голодное стадо крестьян. Какая в этих условиях вообще могла быть демократия? Слетав в Германию в начале шестидесятых годов двадцатого века, он увидел, что там есть автобаны и заводы, и что горы, о чудо, покрыты лесами! Вернувшись на родину он приказал строить автобаны для будущей индустриальной страны и запустил крупнейший в Азии Пхоханский металлургический комбинат. Должен был он обращать внимание на крики оппозиции насчет того, что это полное безумие – тратить государственные деньги нищей страны на постройку роскошных автобанов? Кто по ним будет носиться? Воловьи упряжки? А крупнейший металлургический комбинат? В безнадежно отсталой стране? Ну не безумие ли? Всемирный банк был полностью согласен с этим, и денег на комбинат не дал. А комбинат построили, и если бы не он, не было бы потом у Южной Кореи ни первого в мире судостроения, ни пятого в мире автомобилестроения. И всемирно теперь известные «чэболь» — огромные корейские концерны, созданные в те же годы, не могли бы появиться без напряженных усилий всей государственной машины, направляемых диктатором. Они создали корейское чудо и отошли в прошлое, уступив место современным, более эффективным формам, а вот например на Тайване такого диктатора, который бы пошел в этом направлении, не было – Чан Кай-ши это все было глубоко по барабану, а его сын, Цзян Цзянь-го, отец тайваньского экономического чуда, опирался, скорее, на индивидуальную и только индивидуальную инициативу, так что некому было мобилизовывать государственную мощь, и концернов таких так и не появилось, и место Тайваня в мировой экономике теперь заметно более скромное.
Но на Марсе-то ситуация иная. Тут не крестьяне безграмотные с психологией тысячелетней давности. Тут интеллигенция, ученые, инженеры, разделяющие в целом социальные и личные принципы, далеко опередившие свое время. Необходима ли диктатура в таком обществе? Вот странно-то.
Я встал и стал бродить по кабинету, как только что бродил Фриц. Мысль пыталась уйти в сторону, но я ее ловил и возвращал на место.
Почему вообще они мирятся с такой диктатурой? Конечно, назвать это в полном смысле «диктатурой» нельзя, и между прочим именно благодаря тому, что население Марса не безграмотно и довольно однородно. Здесь нет невменяемых Хузулиных и Хулоновых, которые выпучивают глаза и не понимают значения слова «амбивалентность». Вот если бы я стал диктатором Московии, возглавив людей, все еще больных катаром самодержавности, раком имперскости, бруцеллезом зловонной православной или псевдоправославной духовности… вот там мне пришлось бы воспользоваться опытом Пак Чжон Хи, при котором лидеры оппозиции внезапно падали в небольшие ямки, чудесным образом ломая себе шеи, или даже опытом Мао или Сталина. Конечно, это был бы в любом случае путь к самопожертвованию, поскольку если двигаться в нужном направлении, то благосостояние общества будет неизбежно и быстро расти, как и его образованность, как и его политическая и социальная зрелость, ведь именно к этому идеальный тиран и ведет возглавляемое им общество! И те же люди, стремящееся к свободе сознание которых выращено моими же тираническими усилиями, меня же и предадут анафеме как тирана, закопают в дерьмо по самые уши, как это и случилось с тем же Пак Чжон Хи и не случилось с Ли Куан Ю лишь потому, что он ценой более рискованной игры в демократию оставался в более цивилизованных рамках. Но сколько раз он рисковал упустить власть из рук? И что было бы сейчас с Сингапуром, если бы в результате утери этой власти коммунистическая идеология вышла бы из карцера вместе с лидерами коммунистов? Ну, был бы Вьетнам, видимо…
Да, Пака закопало и предало анафеме новое поколение, выросшее образованным и богатым именно благодаря этому же Паку. Закон отрицания отрицания, так сказать:) А что, все-таки в диалектике есть интересные наблюдения. Из нее сделали идеологическую дубину, но по сути там есть вполне интересные наблюдения. Социальная система развивается тогда, когда наступает отрицание предыдущего отрицания. Пак Чжон Хи решительно отверг предыдущий образ жизни, создав индустриальное общество, превратив Корею из жалкого поставщика тряпок и риса в мощного азиатского тигра. Последующие лидеры решительно отвергли уже его самого с его диктаторскими методами, и произошло это именно потому, что Пак достиг успеха! Общество изменилось так, как он хотел, и в силу этого факта оно подвергло решительному отрицанию все то, что привело их на этот уровень. Если есть вот такое движение по спирали путем отрицания отрицания, значит общество развивается. И чем выше по эволюционной спирали взбирается общество, тем это отрицание становится более мягким, позитивно настроенным. Параноидально настроенный Сталин ввел доктрины обострения классовой борьбы, превратив в параноиков все советское общество, но исходный постулат ведь ложен. Если общество в самом деле развивается, а не надрывается вследствие амбиций диктатора на покорение всего мира, то степень внутренних противоречий уменьшается… Интересно, когда наступит этап марсианского отрицания, то что именно люди будущего будут отрицать в моих методах? И будет ли этот этап развития общества таким мягким, что это отрицание будет полностью исключать характер претензий и будет иметь характер благодарного, так сказать, подхватывания инициативы и ее развития? Ну, я еще все это увижу своими глазами, надеюсь…
Так почему меня терпят? Ну, видимо потому, что имея столь однородное и столь развитое общество, мне вообще никогда, ни разу не приходилось прибегать ни к какой форме давления, кроме как давление здравым смыслом. И как неандертальцы уважали грубую силу бицепсов и дубинки, так и марсиане уважают мягкую, но не менее мощную при этом силу интеллекта и убеждения. Парадоксы какие-то. Ведь все-таки они воспринимают меня как диктатора. Видимо, это связано с тем, что в рамках целесообразности можно было бы двигаться все же самыми разными путями, но движемся мы так и туда, как и куда представляю себе я. Учитывая то и се, конечно, руководясь здравым смыслом и всегда находя весомые аргументы в пользу своих решений. И даже когда я соглашаюсь с кем-то в том, что сделать можно не так, как изначально планировал я, все равно без моего согласия ничто никуда не сдвинется. Самое мягкое диктаторство в истории, видимо. И все-таки диктаторство, Фриц все же прав.
Ну что ж… тем скорее необходимо закончить конституцию, тем скорее необходимо образовать некое формальное правительство, описать его полномочия и полномочия президента, если таковой вообще будет нужен… но пока что все так быстро и так здорово развивается, что ни у кого, ну вообще ни у кого просто нет стимула этим заниматься! Парадокс:) Больше всего вопросы конституции и прочих законов занимают меня самого:) Ведь это удивительно. Люди в Пингвинии и на Марсе живут, по сути, вообще в условиях полного беззакония! Абсолютно самоорганизующееся общество. А если формально так взглянуть, кошмар полнейший: общество в условиях тотального беззакония под властью диктатора! Ну Зимбабве просто:) Ни одного полицейского! О… ну зато у нас есть армия!:) И есть вооруженные силы. Можно парад Победы проводить. Лазерная пушка, готовая сбить нахрен любой космический корабль или любой спутник на орбите, если к нам сюда кто-то решит прилететь устанавливать духовные скрепы. И кстати, ведь в Московии так о нас и пишут, как о мире тотального беззакония под властью диктатора. Мне как-то присылали ссылки на статейки обо мне. Это нечто. Зловонные протуберанцы ненависти к антихристу, педофилу, тирану, ублюдку – совершенно по образцам тридцатых годов двадцатого века и двадцатых – двадцать первого. Какое все-таки счастье, что Московия наконец-то снова сузилась до минимальных размеров, окончательно выпустив из своих отравленных когтей русский народ, который теперь может спокойно трудиться и созидать свою жизнь в независимых русских же государствах. Бывает же такое – возникнет какая-то раковая опухоль и сотни лет подминает под себя все живое, расползаясь метастазами… но русский этнос еще очень долго будет болеть. Не так-то просто окончательно вытравить из себя заразу.
Ладно… а что там статья о частной собственности. Надо закончить все-таки. Там все ясно, конечно, ну вот поэтому и надо закончить, какой смысл откладывать. Надо ее дописать и идти дальше – есть еще много вопросов, которые я хочу занести именно в конституцию, в основной закон Марса.
………………………………………………………
Статья 8.
а) Частная собственность является неприкосновенной. Проверка легальности капиталов, используемых при приобретении частной собственности, должна осуществляться установленными общепринятыми цивилизованными методами, но если приобретение признано легальным, данное решение никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть оспорено.
б) Если в будущем все-таки выяснится, что в силу несовершенства механизма контроля капитал имел сомнительное или очевидно нелегальное происхождение, право человека на приобретенную собственность остается незыблемым, а механизмы контроля необходимо будет усовершенствовать.
Комментарии:
Современная земная цивилизация уже обладает достаточно развернутой и совершенной системой проверки легальности капиталов, и мы можем ее перенять, как и многие другие разработки. Конечно, может так случиться, что в следствие несовершенства этой системы какой-то человек сможет обрести собственность на Марсе, приобретя ее на капиталы сомнительного происхождения. Чисто теоретически в этом можно усмотреть некий вред, некую несправедливость. Но если мы допустим хотя бы минимальную лазейку для того, чтобы у человека можно было бы что-то отнять, принадлежащее ему, это откроет тот же самый ящик Пандоры, какой открывается при любом, даже самом ничтожном запрете на свободу слова. Вред экономике и народу Марса этим будет нанесен огромный. Люди, которые уверены абсолютно в том, что их частная собственность ни при каких обстоятельствах не сможет быть отнята, трудятся на порядок активней и радостней, чем те, кто живет в атмосфере пусть даже туманных опасений на этот счет. Активность инвесторов точно так же вырастает на порядок, если они уверены в абсолютной защите их инвестиций.
………………………………………………………
Ну… как бы и все, что ли? Вроде да. Коротко, ясно и черт с ним.
Диктатор… на самом деле здорово, что все так получилось. Что все так совпало – встреча с бегемотами, демарш Фрица… это подстегнет завершение создания формального устройства нашего общества. Оказывается, я и не заметил, как вот это бремя руководства постепенно начинает все больше и больше меня обременять. И главное и самое плохое, что на самом деле есть в существующем статус-кво, так это отсутствие политической жизни в стране. Нет, ну чисто внешне все есть. Люди на самом деле довольно активны, в инициативах недостатка нет, и вот например сегодняшний приход Хейди – совершенно нормальный для Марса процесс, когда кто угодно приходит к… диктатору и излагает ему свои соображения. То есть голова у людей работает, фантазия не спит, идеи каких-то новых проектов вырастают один за другим. Коммуникации существуют и живут, не замыкаясь на меня – есть несколько десятков тематических чатов и конференций, в которых плотно участвует вообще все население Марса. Кстати об автобанах, вот Коос вчера написал в транспортный чат, что пора бы начать создавать автобаны и на Марсе, а не просто прокладывать проходимые трассы. Это он, видимо, уже в свете создания своей отмененной теперь уже Бобряндии:) – конечно, если строить где-то город, то его надо связывать с Пандорой очень хорошей трассой… Но вот чего им не хватает, так это опыта принятия окончательного решения, а это, на самом деле, довольно серьезно. Обмениваться аргументами, генерировать идеи – это все замечательно. Это два столпа развития цивилизации из трех. Но есть третий – принятие окончательного решения, и как ни странно, в этой области тоже нужен опыт, в противном же случае творческая активность людей будет поражена плесенью страха ответственности. Марс не может чувствовать себя в полной безопасности, пока не появится хотя бы ограниченная группа людей, имеющая опыт принятия пусть даже не личных, а коллегиальных решений. Нужно формировать правительство, определять порядок его создания, функционирования и ротации. И нужно запускать это…
Черт, это что еще такое…
В изумлении я воззрился на свое левое запястье и с удивлением обнаружил, что оно такое же, как обычно. Странно, да?:) Посмотреть на часть своего тела, обнаружить, что оно совершенно такое же, как обычно, и изумиться этим фактом. Но я по-прежнему пялился в упор на него и по-прежнему удивлялся, так как то, что я в этом запястье испытывал, было совершенно удивительным, и я ожидал увидеть что угодно. Вакуум – точно такой же, как в груди, появился теперь и здесь. Если закрыть глаза и попробовать создать образ запястья по ощущениям, то воображается некая область диаметров сантиметров двадцать, в которой живет и буйствует вакуумный вихрь, сотканный из мириадов сияющих, пламенеющих нитей. Ну значит, получается что два типа ощущения накладываются друг на друга – вакуум плюс огненный клубок энергии. В запястье… интересно!
Вообще-то это радует. Здорово, что именно в запястье. Я даже испытал некоторое облегчение, потому что в вопросе «человек — не человек» появился некий просвет. Вот если бы этот вакуум появился, скажем, в жопе…
Первый всплеск тревожности от того, что вакуумный огненный клубок распространяется по телу, дает «метастазы», рассеялся, и я, расслабившись, откинулся на спинку стула. Запястье…это просто замечательно!
В свое время для меня стало удивительным, потрясающим самые основы моего представления о человеке событием, когда я впервые испытал оргазм в запястье левой руки. Именно левой, кстати. Затем я начал испытывать оргазмы и в других местах, но началось все именно оттуда. Длительный и интенсивный озаренный фон предвкушения и нежности, активная сексуальная жизнь без оргазмов на протяжении нескольких месяцев – видимо, все это сыграло свою роль. Спустя несколько лет, наблюдая проявления оргазмов в местах, совершенно не связанных с половыми органами, я понял, что не существует никакой такой специальной особенности нервов, как «способности испытывать оргазм». Что это естественная способность нервной системы вообще, и сначала оргазмы начинают пробуждаться там, где густота нервной сети максимальна. Что состояние оргазма – это вообще совершенно естественное, нормальное состояние нервной системы безотносительно к сексу, просто секс – это такое действие, которое мощно подстегивает приближение к оргазму в половых органах и поддерживает, подпитывает фоновое состояние мягкого оргазма в других местах тела. Причем обычный оргазм приводит к такому мощному выбросу энергии, что это оказывает подавляющее, разрушающее влияние на тело, на психику, и в течение ближайших нескольких месяцев после оргазма думать о каких-то ярких озаренных восприятиях, о насыщенной жизни, переливающейся через край, и не приходится. Мне приходила в голову гипотеза, что возможно это связано с тем, что для зачатия активного, жизнеспособного ребенка необходимо не просто его зачать в пробирке, но и сопроводить это зачатие вот таким мощным выбросом энергии, часть которой каким-то образом аккумулируется им. Это, конечно, пока что просто вольная фантазия, но было бы интересно проверить, сравнить степень поисковой активности, общей энергичности детей, зачатых во время сильного обоюдного оргазма, во время обычного «сливного» мужского оргазма при безразличии женщины, а также зачатых пробирочным способом.
Состояние оргазма в других точках тела таким свойством – лишать меня энергии, способности испытывать яркие озаренные восприятия – не обладает. Более того, испытывание оргазма способствует распространению приятных ощущений, оживляет тело, подпитывает озаренный фон. И наряду с крупными центрами оргазма, ну вот такими как сердце, центр груди, горло, запястье и другие, существует и великое множество мелких. Я как-то взял ручку и прямо нарисовал кружки на тех участках руки, где я чувствовал такие оргазменные вихри. Получилось так, что эти кружки легли на одну линию, ведущую от плеча к кончику указательного пальца, и мне вспомнились акупунктурные линии и точки. Я так до сих пор и не нашел времени для того, чтобы сравнить их, неинтересно почему-то… так вот то, что вакуумно-плазменный комок в груди «отпочковался», и теперь я испытываю точно такой же, мелкий, именно в запястье, дает надежду на то, что я не такой уж и киборг, что мое состояние «гибрида» является совершенно естественным, вполне человеческим. Так же, как когда-то многоклеточные существа приняли в себя митохондрии, превратившись во что-то новое, и в то же время не перестав быть существами, не переродившись во что-то, чужеродное самим себе.
Страхи какие-то тупые на самом деле… Это что, наследие ужастиков типа «Чужие»? Ну если мое тело восприняло что-то, интегрировало в себя от другого живого существа, пусть и неорганического, чувствует себя при этом великолепно, то почему возникают какие-то атавистические страхи? Почему не принимать это радостно, с предвосхищением?
И псины. Если они с такой горячностью и нетерпением «подпитались» от меня, значит им есть что подпитывать. Когда-то давно, на заре развития Марса, псины, и может и другие существа, жившие в океане, видимо вошли в симбиоз с неорганическими существами, получили от них эти… как бы их назвать… биомагнетары. Интересно, и как часто необходимо подпитываться от неорганических существ? А ведь я знаю ответ на этот вопрос! Откуда… хороший вопрос. Оттуда же, откуда я теперь знаю разные странные вещи, о которых пока предпочитаю не думать. Откуда я знаю, чего мне хочется съесть? Откуда я «знаю», что меня возбуждает девочка? Биомагнетар стал частью моего тела. Он в нем распространяется, укрепляется, он дает мне новые виды восприятий, теперь-то это надо признать. Когда я гулял с Лисье к пещере, я ведь в какой-то момент совершенно точно узнал, что вот в том направлении примерно в километре есть небольшое месторождение платиноидов, а чуть дальше лежат глины, содержащие алюминий, а чуть южнее можно найти большие опалы. Я знал это совершенно точно, без сомнений и догадок, и когда я попробовал сформулировать – почему и как я это знаю, возникло какое-то тянущее неприятное чувство, как будто тыкаешь пальцем в пустоту, чтобы найти опору, и ничего не нащупываешь. Ну нет еще, видимо, материальных структур, ответственных за «перевод» этих восприятий на привычный мне язык ощущений. Поэтому, видимо, веретенообразные нейроны так активно и формируются, чтобы включить эту новую часть меня в состав моей индивидуальности, заново интегрировать мое существо.
Раз в тысячу, две тысячи лет, вот как часто надо подпитывать биомагнетар, чтобы он продолжал активно функционировать. Значит ли это, что человек, будучи носителем этой части неорганического сознания, не способен настолько интегрировать ее в себя, настолько срастись с ней, чтобы не испытывать больше необходимости в подпитке от бегемотов? Это вопрос… псинам это, видимо, не удалось, но то псины, а то человек. Кто знает, не получится ли у нас то, что не получилось у них? Не получится ли так, что человек станет тем недостающим звеном в цепи бегемотов и псин, организм и сознание которого и найдет способ органически усвоить, приживить неорганическое сознание, сделать его неотъемлемым и самоподдерживающимся?
Гибрид, значит. Что означает все это для будущего Марса? Не приведет ли к тому фундаментальному расколу, о котором мы говорили с Коосом? Если часть марсиан захочет стать гибридом, а часть откажется? Если между ними возникнут атавистические чувства ксенофобии? Будь население Марса не таким элитным, можно было бы ожидать очень неприятных и крупных потрясений. Но разве мы не справимся? Вот что, Фриц пойдет на меня с вилами из-за того, что я гибрид? Или Кай пойдет на митинг с плакатом «вон гибридов» потому, что Реми захочет тоже вживить в себя биомагнетар? Да нет, ну хуйня полная. А вот со стороны землян… да, от них стоит ожидать очередного всплеска витка ксенофобии. Одно дело, несколько фиолетовых от рождения детей, и другое дело, когда вообще все марсиане, включая «нормальных» землян вдруг превратятся в гибридов органического и неорганического сознаний – вот это точно повлечет за собой лавину ненависти. Ну, ненависть ненавистью, а бизнес бизнесом и наука наукой. Мы друг другу необходимы, и власть в руках все-таки не тупой толпы с оскаленными мордами, а в руках финансовых и политических элит, которые могут, конечно, тайком нас и ненавидеть и бояться, но не посмеют превратить в пыль все свои инвестиции, все свои планы на будущее развитие наук и технологий, неразрывно связанных с Марсом. Они не позволят пропустить вперед менее параноидально настроенные страны, чтобы те обогнали их в результате активного сотрудничества с Марсом. Так что… все будет нормально. Ну и надо сделать этот шаг, Фриц прав. Я достаточно колебался, и кто знает, сколько еще сидел бы в такой нерешительности. Граждане Марса заслуживают право знать всю полноту правды, и они ее получат.