Стиль ведения переговоров, обусловленный расстоянием между Марсом и Землей, вполне устраивал меня, но, кажется, частенько приводил в бешенство моих оппонентов и даже партнеров:) Все-таки ждать ответа по пятнадцать минут на свою реплику – это совершенно не соответствовало тем стереотипам общения, что были общеприняты на Земле. Мне же это было очень удобно по нескольким причинам. Во-первых, никому в такой ситуации не хотелось лить воду, что делало общение максимально конструктивным. Во-вторых, у обоих сторон было время взвесить свою позицию. Ну и в-третьих, это позволяло мне не залипать в переговорах, а заниматься тем, что актуально здесь и сейчас, отвлекаясь ненадолго, когда приходило ответное сообщение.
А актуального было чрезвычайно много. В каком-то смысле меня спасало то, что мы начинали почти что с самого нуля и не могли по объективным причинам развивать слишком бурную деятельность, прежде всего в связи с ограниченностью ресурсов и людей. С момента такого спонтанного провозглашения независимости прошел год, и за этот год произошло многое. Как и можно было предположить, никто на Земле всерьез не воспринял мои заявления, но с другой стороны, и предпринимать какие-то меры им было не с руки, поэтому все как-то замерло в состоянии неопределенности, и я старался обратить эту неопределенность в свою пользу, тихой сапой заключая одно соглашение за другим.
Были и громкие высказывания в нашу поддержку, были и воинственные заявления о необходимости прижать нас к стенке и восстановить порядок, но одно дело – сидеть у себя на кухне или где-нибудь на ассамблее и производить впечатление на коллег и избирателей пышными речами, и совсем другое дело – совершать практические шаги, каждый из которых стоил бы миллиарды и имел бы совершенно непредсказуемые последствия и весьма сомнительную рентабельность. Для того, чтобы освоение Марса стало рентабельным, необходим комплексный подход. Построить инфраструктуру для добычи полезных ископаемых, для проживания там людей – это стоило бы фантастических средств, которые, однако, окупились бы на порядок быстрее, если совместить это с туристическим проектом, если опираться на поддержку уже существующих наработок и живущих тут марсиан, поэтому, если в первые полгода я довольно ревниво и с опаской наблюдал за тем, как то в Московии, то в Китае, то в США вспыхивали те или иные амбициозные проекты по созданию альтернативной базы на Марсе, то потом я плюнул и махнул рукой. Все эти проекты были хороши только в программных заявлениях и протоколах о намерениях. Когда же поднимался вопрос финансирования, то оказывалось, что желающих нет, и чем дальше продвигались развитие моих проектов, тем меньше было желающих выкидывать десятки миллиардов на альтернативные проекты, которые заведомо будут отставать на десяток лет и, кроме того, встречать активное наше сопротивление.
По сути, нас отчасти спасло именно это несерьезное отношение к нашему отделению, потому что если бы земляне сумели как-то оперативно собраться и предотвратить наше постепенное развитие, то шансы бы у них, конечно, были бы очень существенные хотя бы в силу того, что мы без поставок с Земли развиваться бы не смогли. Но о каком-то единстве на Земле не было и речи. Россия только что рассыпалась на части, и их взаимная ревность друг к другу и к бывшей метрополии, которая сейчас именовалась Московией, делала невозможным какое-либо их серьезное участие в столь далеком от них во всех смыслах проекте, как покорение Марса. Китай больше тратил сил на то, чтобы избежать участи России, и поскольку ситуация там лишь обострялась, то и им было сейчас совершенно не до космоса. США и Европа были на порядок больше озадачены развитием своих баз и проектов на Луне, поэтому единственными, по сути, активными игроками были крупные корпорации, которые так и так сторонились политики, и восстановлению мифической имперской позиции Земли в Солнечной системе предпочитали конкретный коммерческий интерес. Этим я и пользовался изо всех сил, полагая, что чем больше крупных корпораций и влиятельных частных инвесторов завязнет тут, в моих проектах, тем более сильным будет становится мое лобби на Земле, тем больше все они будут озадачены укреплением моих позиций, поскольку это влечет за собой и рост их финансового благополучия.
Конечно, в первую очередь я уделял внимание тем, кто зарекомендовал себя авантюристом, хотя бы отчасти, и довольно быстро заручился содействием Гугла в своем туристическом проекте. В обмен на пятидесятипроцентное финансирование проекта они получали двадцать пять процентов акций, и остальные двадцать пять я разделил между двумя десятками других крупных частных инвесторов, при этом они принимали мое условие в том, что никакого влияния, кроме консультативного, на принятие решений они оказывать не могли. В этом была главная суть моего подхода. Каждый проект, который я собирался открывать тут, в обязательном порядке должен был быть акционирован, и около двадцати процентов акций должны выкупаться инвесторами, чтобы они были кровно заинтересованы в успешном развитии. Первый проект – самый важный, конечно, поэтому в нем я решил отдать пятьдесят процентов акций, чтобы заинтересовать акционеров по максимуму. Но в том, что касается управления проектами, отдавать даже часть своей власти я никому пока что не намерен. В будущем, когда наше положение тут укрепится, я не буду возражать против того, чтобы здесь создавались частные самоуправляемые предприятия, в которых, конечно, марсианское государство всегда будет иметь долю своей прибыли.
Чисто политический аспект нашей жизнедеятельности сначала меня несколько пугал, но потом до меня дошло, что если люди из политики делают нечто грязное и утомительное, то это не значит, что и я обязан делать то же самое. Поэтому первое, что я сделал в этой области, это провозгласил принцип полной политической открытости. Никаких закулисных переговоров и соглашений, никаких секретных пунктов к договорам, никаких двуличных переговоров за спинами партнеров – полная открытость. Реализовать это оказалось чрезвычайно просто, что еще раз доказало, что если политика – грязное дело, то лишь потому, что свинья всегда грязь найдет. Каждое достигнутое соглашение вывешивалось на сайте правительства Марса. Если чего-то там не было, значит оно и не имело никакой силы. Если там что-то есть, значит оно и именно оно имеет силу и именно в том виде, в котором оно там изложено. По сути, к принципу безграничного уважения к частной собственности я добавил и принцип безграничного уважения к достигнутым договоренностям, и это невероятно все упростило. Захочешь ли ты инвестировать в страну, где твоя собственность в любой момент будет национализирована? Вряд-ли. Захочешь ли ты инвестировать свое время, интеллект, свой труд в создание договоренностей, если ты знаешь, что с большой вероятностью завтра или через год все будет перевернуто с ног на голову? На Земле выбора нет – вся политика такова. Тем более охотно партнеры общались со мной, зная, что мы декларируем категорическое неприятие денонсирования соглашений, какими бы благовидными ни были бы причины. И это чрезвычайно все упростило, и сложнейшие вопросы решались в результате быстро и эффективно. Самой моей большой, пока что, политической победой было завершение восьмимесячных переговоров с правительством Чили. Сначала это казалось нереальным – чтобы какая-то самопровозглашенная власть на каком-то кирпиче, болтающемся в космосе, вошла в официальные переговоры с правительством обычной земной страны, и в самом деле, потребовалось пройти через целую цепочку посредников, первый из которых был сагитирован Фрицем. Но зеленые бумажки – это, в конечном счете, и есть квинтэссенция политики. Мое предложение по сути было крайне простым. Ссылаясь на уже достигнутые договоренности о создании первого марсианского отельного комплекса и на активную работу в этом направлении, я апеллировал к их алчности в хорошем смысле этого слова. По сути, сделка, которую я им предлагал, давала им одни плюсы. Со своей стороны я обещал открыть банк в Чили, который бы выполнял функции госбанка Марса, и все те гигантские, многомиллиардные финансовые потоки, таким образом, шли бы через Чили, давая им не только материальную выгоду, но и особый политический вес в мировом сообществе. Можно только представить себе – какую материальную и политическую выгоду получила бы страна, через банки которой шли бы все финансовые потоки, связанные с инвестициями в только что открытую Америку, с торговлей с ней. А тут речь идет не о континенте, а о целой планете. Я предлагал заключить соглашение на пятьдесят лет, и спустя этот срок правительство Чили имело преимущественное право на продление этой договоренности. Марс, со своей стороны, имел право отмены соглашения лишь в том случае, если бюджетный дефицит на протяжении четырех кварталов подряд будет превышать три процента. Не слишком жесткое условие для страны-лидера в своем регионе, которая стремится и дальше эволюционировать в технологически и экономически развитое государство… Взамен я хотел, правда, довольно многого по современным меркам — чтобы они разрешили острову Фрица отделиться от Чили в самостоятельное государство, внеся при этом значительную сумму на развитие социальных проектов метрополии. Конечно, еще пятнадцать лет назад это было бы совершенно немыслимым на волне истерических хватательных имперских рефлексов, но к своему удовольствию я обнаружил, что сейчас ситуация изменилась, и довольно существенно. Более пятидесяти стран за это время разделились на группы более мелких государств, и конечно же, в ближайшие же последующие годы выяснилось, что это имеет чрезвычайно благотворный эффект, ведь граждане отделившихся стран испытывают стремительный рост социальной и экономической активности. Одно дело – жить в какой-то абстрактной России, где ты вообще никто, где твои инициативы никому не нужны и не имеют даже призрачных шансов быть кем-то замечены, не то что реализованы. И совсем другое дело — жить в Иркутской республике или в Карельской федерации или в Вольном Кенигсберге, когда никакие политиканы и коррупционеры из Московии, прикрываясь репрессивными полицейским и судейским аппаратами, не могут начать говорить тебе – что тебе делать и как тебе жить. Резко выросло количество экономических и политических экспериментов, что многократно ускорило социальную и политическую эволюцию землян, которые теперь могли принимать к сведению все результаты удачных и неудачных экспериментов. Конкуренция из чисто экономического термина превратилась и в политический, и стремление государств становиться особенно привлекательными для иммиграции состоятельных, квалифицированных, адекватных и трудолюбивых граждан очень быстро привело к крайне позитивным сдвигам.
Ну и конечно, взамен я требовал политическое признание независимости Марса. И поскольку вопрос с госбанком надо было решать немедленно, я забросил аналогичные удочки в другие места, что подстегнуло чилийских политиков. В конце концов, для Чили вопрос отделения острова был с чисто политической точки зрения малозначимым, поскольку так и так это была частная территория, не ведущая никакой экономической деятельности, и все, что государство от этого имело, это жалкий налог на недвижимость. И все равно, когда вопрос окончательно разрешился, я чувствовал себя на седьмом небе от изумления и восторга — примерно так же, как когда заявил о независимости Марса. Более того, во время окончательных консультаций Фрицу удалось присовокупить к своему новоявленному острову-государству восемь соседних небольших островов, выкупив их территорию и оплатив переселение на материк и социальную интеграцию их крайне незначительного местного населения. Это было очень здорово. Увеличение жизненного пространства для населения Пингвинии хоть и не было актуальным именно сейчас, но, учитывая активный его прирост, должно было бы стать актуальным в ближайшие десятилетия. Кроме того, Ларс перетащил свою базу на один из новых островов и перевел свою деятельность в полностью легальное поле. Хотя лично я думаю, что наиболее одиозные социальные эксперименты он продолжал проводить на старой базе, чтобы не создавать политических проблем своей новой родине…
Вообще стремительное раздробление государств-монстров на мелкие политические образования оказало еще один крайне благотворный эффект. Если раньше, к примеру, авторитарная и дикая Россия могла махать нефтегазовой дубиной и, брызгая слюной, грозить своими солдафонами, идущими парадом по Красной Площади мимо мавзолея с трупами Ленина и Путина, и если раньше это могло приводить к изоляции от экономического сотрудничества сразу с одной шестой части суши Земли, то сейчас лично мне было глубоко наплевать на то, что президент Московии госпожа (с позволения сказать) Хузулина на вчерашнем заседании парламента толкнула эпохальную речь о том, что марсианский спрут опутывает Землю своими богопротивными замыслами и щупальцами, и что всем миром надо дать отпор этим махровым фашиствующим баклажанам без роду и племени.
Я придвинул компьютер и еще раз пролистал запись ее выступления. Некоторые пассажи были совершенно восхитительны, равно как и перлы из последующего выступления премьер-министра Хулонова. Теперь мне на это было наплевать, и я даже был рад этому, поскольку сей факт скорее подталкивал, из чувства противоречия, к сотрудничеству с нами все государства от Желтого до Черного морей на территории бывшей империи зла. Все-таки удивительно – насколько последовательно, столетие за столетием, Московия со своей православной дубиной разрушала все прогрессивное, умное, живое, подчиняя своей злобной энергии огромные пространства. С другой стороны, всегда ведь кто-то будет опережать других, а кто-то плестись в затхлом вонючем охвостье. Удивительно именно та вековая последовательность и неизменная преемственность в злобности, деструктивности, человеконенавистничестве и мракобесии, которой добивался этот монстр, безжалостно и с непременным успехом уничтожая любые и всякие ростки свободомыслия, предпринимательства, личностного развития. Так что пусть Хузулины и Хулоновы упражняются в своей риторике, мое дело – продолжать свое дело, и в частности – то, что отнимает большую часть нашего времени сейчас — надо заканчивать строительство первой марсианской жилой зоны, которая под единым куполом соберет в себе целый мини-городок, включающая и коммерческий VIP-отель (пока еще только лишь для очень богатых людей), и комфортную жилую зону для уже работающих тут на постройке космического лифта инженеров, условия жизни которых на данный момент могут компенсироваться лишь высокой зарплатой и энтузиазмом участия в освоении новой планеты. Здесь же, под тем же куполом, заканчивается постройка бизнес-центра, в котором уже размещается штаб-квартира первого на Марсе предприятия по добыче полезных ископаемых.
Вопрос с добычей ископаемых решился довольно просто – проще, чем я думал. Следующая же после первого прилета Дэвида экспедиция притащила с собой еще в пять раз больше груза – сразу после того, как было достигнуто рамочное соглашение с Гуглом, и поскольку их главный коммерческий интерес заключается именно в добыче полезных ископаемых, то на этом они и сделали акцент – на разведке. В долинах Маринера копаться особенно не стали – все-таки далековато от главной базы, не говоря уже о кратерах и вулканах, хотя именно там и лежат, скорее всего, главные минеральные ценности Марса, а вот в ущельях Лабиринта Ночи покопались, и не без успеха. Я бы даже сказал – с большим успехом, если судить по той активности, которую гугловцы развили по итогам разведки. Конечно, железо, хром, молибден и никель таскать на Землю смысла нет, зато они прекрасно пригодятся тут, а вот разведанные здесь в приличных количествах вольфрам, золото, особо чистые рубины, лютеций, европий, уран, самарий, палладий, торий, платина, кобальт, рутений, родий – вот все это крайне перспективно с экспортной точки зрения. В одиночку даже Гугл все это не потянул бы, конечно, поэтому постоянно шла работа по привлечению новых инвесторов, и поскольку инициатором тут уже выступали не мы, а собственно Гугл, собаку съевший на бизнесе, то дела шли неплохо. Одним из недавних «уловов» оказались Sony и Hitachi, ищущие принципиально новые направления бизнеса. Вообще-то я изначально пытался играть на соперничестве японцев, американцев и корейцев, подогревая их интерес намеками на успешность продвижения переговоров с их конкурентами.
Я также приветствовал привлечение пусть и не очень крупных, но технологичных и активных компаний, чьи навыки, капиталы и патенты нам могли бы пригодиться, и когда недавно обретший самостоятельность и вынырнувший из забвения SAAB захотел взять подряд на поставку комбинированных вездеходов, способных преодолевать усложненный рельеф типа того, что мы встретили в Волчьем Каньоне, и предложил отличные условия, я с радостью согласился.
Парадоксально, но именно то, что на Земле не особо приветствуется – производство с мощными выбросами тепла – очень понадобится нам тут, ведь даже небольшое повышение температуры атмосферы приведет к высвобождению воды и углекислого газа из полярных шапок. Вода нужна нам, а углекислый газ – растениям. Так что в этом смысле и развитие производства, и работа ядерных реакторов играет нам на руку и является самостоятельным шагом к терраформированию Марса.
Если через два месяца мы по плану закончим купол, то работа тут закипит так, что все предыдущее покажется детской игрой. Купол за счет того, что состоит из нескольких слоев, заполненных озоном, метаном и другими газами, защитит нас от радиации, создаст внутри более комфортную температуру, которую мы доведем до оптимальной уже своими средствами. Он же создаст защиту от крайне неприятной для производства и жизнедеятельности всепроникающей марсианской пыли, ведь еще пройдет немало времени, пока эта пыль не схватится корнями мхов и трав и не превратится в почву тундры и альпийских лугов. Кварцевое стекло с какими-то нанопримесями, в которых я еще не разбирался, придающими ему огромную прочность, составляют сегменты купола, которые могут выдержать падение трактора:) И все же энергию падения даже небольшого метеорита они выдержать не смогут, да и не должны. За счет того, что купол строится в глубоком и достаточно узком ущелье, лишь очень вычурно летящий метеорит может достичь нас, и в этом случае пострадает всего лишь одна секция, которая будет тотчас заблокирована и затем быстро заменена. В целом это оказалось проще, чем я думал.
Исследовательский центр – предмет моего особого интереса. Производство, бизнес, вовлечение корпораций, налаживание коммуникаций – это все одна сторона дела. Лишь одна, пусть и самая важная сейчас. И нельзя позволить этой части разрастись больше, чем необходимо. Нельзя из средства превратить ее в цель. А цель – создание тут, на Марсе, заповедника, в котором будет приятно жить и марсианам по рождению, и тем, кто получит гражданство согласно определенным критериям натурализации, и китам с псинами, которые живут тут уже миллионы лет, и животному миру, который мы притащим с собой и приучим жить тут. Огромное предвкушение возникает при мысли о том, что мы начнем исследовать море, ну или моря, и поддерживающих их в жидком состоянии гейзеров, само существование которых уже загадочно и проливает совершенно новый свет и на устройство коры Марса, и на его геологическую историю.
— Макс, есть новости. – Раздался голос Реми из компьютера.
Валяясь в горячей ванне, я отключался от всего, оставляя включенной только связь с пупсами, плавая в своих мыслях о прошлом, настоящем и, чаще всего, о будущем. До окончания строительства отеля еще три месяца, но валяться в горячей ванне можно уже сейчас. Ванны, выдолбленные из цельного куска камня, производят впечатление:) Теперь, когда третья экспедиция привезла спецрейсом стационарный мощный реактор, энергии у нас на порядок больше, чем мы могли бы использовать с учетом всего, что запланировано построить, включая заводы, отели и прочее. Система фильтров очищала воду, забираемую из моря, потом проходила ее минерализация, чтобы вода становилась такой, к какой мы, люди, привыкли, а использованная вода использовалась на плантациях. Любопытно, но для урожденных марсиан минеральный состав воды, вызывающий чувство максимального комфорта, отличался от того, который нужен был мне. Не то, чтобы это было существенно, и пока что мы использовали одно и то же оборудование, но все же интересно. Наверняка, это связано с отличиями в коже, ведь кожа марсиан отличалась не только цветом, но и даже просто наощупь – она была более плотной, более упругой, и я предполагал, что в их коже больше коллагена. Это мы уже скоро проверим, так как установка медицинского исследовательского оборудования в исследовательском корпусе уже почти была закончена.
— Давай, Реми, что там?
— Информация от Каталины. Следующим рейсом прибудет двенадцать ще́нок! Здорово?
— Мда… — я почесал в затылке. – Придется поработать, ведь роддом еще не готов, придется все делать вручную.
— Справимся… это ведь будет в сто раз легче, чем с было с Умой и Сагой…
Ее голос немного погрустнел. Несмотря на то, что Уму и Сагу она никак не могла знать лично, все равно с годами у пупсов возникла симпатия к ним и привязанность, в основном на основе моих рассказов, и когда мы отправляли их на Землю, расставаться было грустно. Так и нет ясности, удастся их вернуть к жизни, или уже нет. Во всяком случае, хуже пока не становилось, и хотя прогнозы врачей были крайне пессимистичны, мы решили не сдаваться. Фриц устроил у себя специальную палату для них. Первый позитивный сдвиг, во всяком случае, уже был – они стали понемногу обрастать мышцами и подкожным жиром, и из скелетин, в которых они тут превратились, они стали понемногу превращаться в девушек. Удивительно, что объем висцерального жира, как оказалось, сохранился на оптимальном уровне, и я думаю, что тут не обошлось без псин, которым, в принципе, было выгодно как-то так повлиять на физиологию девушек, чтобы они были способны и дальше рожать.
Каталина, как выяснилось, отлично прижилась на острове и активно занималась селекцией новичков, и когда я рассказал о своей идее повышения популяции марсиан, она загорелась этой идеей и развила бурную активность, в которую потом втянулась и Клэр. Если Клэр занималась первичным поиском и отбором кандидатов, мотаясь по миру, то Каталина больше проводила окончательные собеседования, опираясь на свой огромный опыт в селекции людей, и на ней лежа задача проводить полное предполетное инструктирование, контроль юридических аспектов. Очень необычно было спустя столько лет снова начать общаться со всеми ними. И я, и они изменились очень сильно, так что мы решили, что наилучший способ снова начать узнавать друг друга – это вести какую-то совместную деятельность. Думаю, что и в самом деле это было оптимальным решением, и если сначала при мысли об общении с Машей и Клэр у меня возникали не только ажиотаж и всплески пронзительной влюбленности, но и опасения на тот счет, будем ли мы так же близки друг к другу, как раньше, то теперь при мысли о том, что первую группу ще́нок будет сопровождать Клэр, никакой тревожности и сомнений уже не возникало. Будет охуенно, когда она прилетит.
— Конечно, теперь будет легче, это ясно. Но вообще двенадцать… это как-то неожиданно:) Неожиданно много. Я привык… слишком привык к тому, что вас шестеро, а тут сразу прибавится двенадцать! Надо будет им имена подбирать:)
— Справимся. Я сейчас пойду посмотрю – что там с пространством на берегу, хотя можно и по-очереди их таскать…
— Я думаю, по-очереди даже лучше, чтобы не было лишней суматохи и толкотни. И надо сказать Дэвиду, чтобы он уже сейчас забронировал двенадцать мест.
— Уже сделала. Похоже, будет тесновато!
— Ничего. Под куполом места дофига, нам надолго хватит, просто построим следующее крыло, когда закончим текущую стройку.
— Иксам наверное стоит сообщить, чтобы ускорились?
— Да, неплохо бы.
«Иксами» мы называли компанию X-Mars, которая поставила перед собой амбициозную задачу – устанавливать двигатель на небольших астероидах, которых в наших окрестностях несравнимо больше, чем у Земли, чтобы, меняя их траекторию, подгонять к Марсу и устраивать небольшое столкновение. Этот проект был перспективен, ведь в отличие от Марса и Земли, прошедших в своем геологическом развитии период дифференциации недр, в процессе которого под влиянием гравитации тяжелые металлы опускались вглубь, формируя ядро, на астероидах ничего такого не было, поэтому ценные металлы должны быть на них в количестве, существенно большем, чем мы могли бы найти тут или, тем более, на Земле. В качестве «посадочной площадки» мы выбрали плато между Павлиньей горой и Арсией, поскольку с одной стороны это достаточно близко от нас, чтобы наладить поставки метеоритного вещества с небольшими расходами, с другой стороны – достаточно далеко, чтобы не опасаться, что астероид приземлится нам на голову в случае ошибок. Ну и кроме того, это направление для нас стратегически важное, и всякие коммуникации в направлении гор Фарсида и Олимпа нам очень даже пригодятся в будущем. В соответствии с контрактом, иксы должны будут осуществить для нас пробный захват и доставку астероидов, состоящих из льда и, предположительно, являющихся выродившимися ядрами комет. Несколько кандидатов уже были определены и ждали своего часа. В том случае, если такой способ доставки воды на Марс окажется перспективным, то это очень серьезно облегчит нам жизнь, учитывая и то, что их не надо будет сажать прицельно, а можно фигачить ими в произвольные точки Марса. С другой стороны, можно было бы прицельно сажать такие водяные астероиды на равнину Эллада, уровень которой на семь километров ниже среднемарсианского уровня, и где таким образом мы могли бы постепенно попробовать воссоздать настоящее поверхностное жидкое море, когда температура и давление на Марсе подошли бы к приемлемому для этого уровню, что необходимо для поверхностных резервуаров воды в отличие от нашего пещерного моря, вода в котором оставалась жидкой и не кипела при таком слабом марсианском поверхностном давлении из-за достаточного насыщения подземной атмосферы метаном и азотом — в результате жизнедеятельности организмов и в силу изолированности этого пространства конфигурацией туннелей, ведущих вниз. И тогда в будущем именно на берегах Эллады могло начаться освоение восточного полушария Марса, но до этого еще очень и очень далеко, конечно…
По нашей договоренности, иксы пока что пользовались нашей инфраструктурой, но в ближайшем будущем должны были перебраться поближе в Фарсиде. Поскольку в этом проекте было пятьдесят процентов нашего акционерного участия, а в целом около двух десятков компаний принимали участие в его развитии, вопросы взаимоподдержки и всяческого сотрудничества решались, конечно же, максимально эффективно – в этом и был смысл такого перекрестного акционирования. И тем не менее, надо пнуть Роджера – директора астероидного проекта, чтобы он больше налегал на бытовую инфраструктуру, чтобы максимально оперативно выгрузить туда сотрудников и не занимать места здесь.
Роджер был одним из тех сотрудников, прибывших на Марс, с которым я почти никак вживую не пересекался. Он работал тут по контракту и не собирался оставаться на постоянное проживание и не претендовал на гражданство, поэтому у меня и не было стимула как-то близко с ним знакомиться. Лично мы встречались буквально пару раз и то лишь потому, что он — директор проекта, а директоров я хочу все-таки знать не только заочно, но и прощупывать в личном контакте, а все остальное общение уже велось исключительно по видеосвязи.
— А как остальные ребята? – Поинтересовался я. – Ведь одно дело просто рассуждать и мечтать, и совсем другое дело… они-то как насчет этих двенадцати? Ведь теперь уже совсем скоро, через три месяца они прилетят, а еще через девять…
— Да все отлично! А почему бы нам относиться к этому как-то иначе, Макс?
— Не знаю, ну просто спрашиваю.
— Все отлично, короче. У Васки значит праздник! – довольным голосом продолжала Реми.
Впрочем, я никогда и не видел ее недовольной…
— Да, идея оказалась плодотворной… черт, все-таки ужасно интересно, что из всего этого получится.
— Мы тут уже все прыгаем от нетерпения!
— Ладно, я понял в общем, отлично. Если все так рады и довольны, если все так быстро продвигается, то так тому и быть.
Реми отключилась, и я вздохнул. Если так все будет идти и дальше… то разговоры о «популяции марсиан» перестанут быть умозрительной натяжкой. Ведь это в самом деле превратится в новую человеческую популяцию. Человеческая популяция марсиан…
Идею придумала Васка, ну и ребята конечно тут же ее подхватили. Я не сомневался, что среди наших на Земле тоже найдется горячая поддержка, что и получилось. Нам не хотелось, чтобы марсиане по рождению оставались меньшинством на собственной планете. Конечно, мы сейчас разрабатывали и Конституцию, и положение о гражданстве, точнее о гражданствах, и чилийцы принимали в этом активное участие, но где-то на заднем плане с самого начала крутилась мысль о том, что марсиане по рождению пока что – всего лишь крохотная кучка, которая может просто потеряться, не прижиться среди новоприбывших, какими бы замечательными людьми они бы ни были. Отсюда и идея – по контракту приглашать на Марс женщин, которые должны будут здесь зачать ребенка с помощью искусственного оплодотворения, ну или, по желанию, естественным путем с кем-то их тех, кто живет тут. Кай и Рик проявляли столько энтузиазма на этот счет, что я думаю, без Кая точно не обойдется:), а вот Рику, увы для него, придется подождать полового созревания, ведь несмотря на то, что он давным-давно в курсе, что секс предназначен отнюдь не только для рождения детей, прибывшие с Земли девушки и женщины вынуждены будет следовать законам своих стран, согласно которым влюбленность, нежность и секс с мальчиками является тягчайшим уголовным преступлением. Чудны дела твои, господи…
Условия контракта предполагают, что во все время вынашивания ребенка они обязуются столько, сколько потребуется, входить в контакт с псинами с тем, чтобы в итоге родился именно «марсианин по рождению». Здесь было сразу два слабых места. Во-первых, мы не могли гарантировать девушкам, что это не скажется нежелательно на их здоровье, но этот вопрос решался достойной медицинской страховкой, и кроме того мы покупали их обязательство после возвращения на Землю проходить ежегодное обследование на протяжении тридцати лет – именно для того, чтобы накапливать доказательную базу об отсутствии вреда (во что мы конечно верили). Во-вторых, не было гарантии, что когда дело дойдет до дела, девушки не впадут в паранойю или прочие фобии. На этот случай мы покупали их обязательство предоставлять нам возможность вводить их в бессознательное состояние перед процессом контакта, и все равно гарантии не было, ведь каким бы тщательным ни был отбор, как бы ни были уверены девушки в том, что они согласны, в реальности все могло повернуться по всякому. Каталина даже соорудила симулятор, в котором девушки испытывали некие странные ощущения от введения в их письки чего-то непонятного, а на мониторе при этом видели анимационные картинки, как некие существа, похожие на настоящих псин, соединяются с ними так, как это и будет в реальности.
Мне казалось, что вряд ли кто согласится на все это по доброй воле, и что придется искать женщин из нищих стран, для которых по сути выбора и нет, подвергаясь, таким образом, общественному порицанию за то, что пользуемся бедственным положением женщин из третьего мира, чтобы подвергать их антигуманным экспериментам. С этим могли бы быть проблемы, потому что одно дело – что мы там делаем сами по себе, и другое – как мы обращаемся с земными женщинами. Но реальность превзошла все мои ожидания. Огромное количество женщин и девушек, независимо от их национальности, обеспеченности и образования, буквально рвались стать щенкой. Наверное, многих восхищала возможность космического путешествия и проживания на Марсе, которые доступны лишь очень богатым людям. Других прельщала фантазия стать одной из родоначальниц марсиан. Третьи, конечно, привлекались финансовыми условиями, которые были более чем щедрыми. В итоге Каталина и Клэр вместо работы по уговариванию, к которой они морально готовились, получили работу церберов, задача которых состояла в том, чтобы отсеять самых лучших. В понятие «лучшести» мы включали и генетику кандидатки, и ее личностные качества, и чисто внешнюю привлекательность, за что тут же получили, конечно же, негативную прессу и обвинения в расизме, гитлеризме, антисемитизме, империализме и коммунизме. Проводя всю эта работу на территории теперь уже независимой Пингвинии, со всех сторон граничащей лишь с Чили, мы не испытывали особой обеспокоенности насчет этих нападков.
Что беспокоило меня несколько больше, так это вопросы интеграции новых урожденных марсиан в марсианское сообщество, где им придется видеть вокруг себя так много непохожих на них землян, и так мало похожих на них урожденных марсиан. Меня беспокоила вполне ощутимая вероятность того, что это могло привести к нежелательным психологическим эффектам — от чувства ущербности до чувства превосходства. Со своими шестью пупсами я возился сам, я проводил с ними огромное количество времени попросту вынужденно, поэтому у меня было сколько угодно возможности влиять на них, разговаривать, ласкаться, обучать. Но сейчас все будет по-другому, ведь их будет сразу двенадцать, а не двое за несколько лет, да и я занят по уши. И естественно, что этим мы не ограничимся. Мы решили, что после первой партии сделаем перерыв минимум в один год, чтобы, используя имеющееся теперь у нас медицинское оборудование, детально и пошагово следить за развитием детей, и следующая порция, если все окажется в порядке, конечно уже будет насчитывать не десять и не двадцать человек. Сейчас об этом совершенно не думалось, было полно других, актуальных вопросов, а значит, что думать придется тогда, когда вопрос свалится на меня неожиданно. И все-таки, конечно же, я ни единой минуты не сомневался в том, что сам по себе эксперимент чертовски интересен и совершенно необходим. Этому быть, это уже неизбежно. И на самом деле, мои шестеро вполне справятся с двенадцатью, да и дальше мы как-нибудь разберемся. В конце концов, Пингвиния наверняка предоставит нам неисчерпаемый человеческий ресурс для воспитания марсиан совместно с моими пупсами. Разберемся…
Я взглянул на часы. Пора вылезать. На мониторе мигали давно полученные с Земли сообщения, но тот, кто привык ждать пятнадцать минут ответа на свою реплику, привыкает ждать и дольше, втягиваясь в этот специфический ритм общения со мной, который никогда не может быть самостоятельным процессом, а может лишь быть вкраплением в какие-то другие дела. Вот Фриц что-то написал, это должно быть интересно. Занимаясь вопросами международного признания Пингвинии, попутно он представлял и мои интересы, увязывая обычно два вопроса сразу в один. Переговоры с Западно-Сибирской Федерацией продвигаются успешно – ну это, скорее всего, просто потому, что им сейчас хочется вставить какую-нибудь палку в колеса Московии, от которой они с таким огромным трудом совсем недавно отделились, и как только Хузулина устроила свой агрессивный демарш, поднявший ее рейтинг (ну разумеется…), они немедленно активизировали рассмотрение документов и, как кажется, через пару недель официально нас признают, во всяком случае МАС (Международное Агентство по Сепаратизму) нас в этом уверяет. Удобно, конечно, что на волне массовых сепаратистских процессов появились международные агентства, обеспечивающих правовое сопровождение отделения и контроль за легитимностью референдумов. С их помощью очень легко заключать межправительственные соглашения о взаимном признании, о разделении полномочий и диппредставительствах и прочем и прочем. Даже беглый просмотр списка документов, которые целесообразно оформить и подписать при отделении, вызывает некий приступ паники, но при грамотном ведении дел все оказывается довольно быстро и не так уж сложно. Неожиданно проявили инициативу валлонцы. Ну, а впрочем, что за комплекс неполноценности… пора от него избавляться. Марс и Пингвиния – довольно ценные партнеры, надо сказать, так что не удивительно, что Валлония хочет опередить Фландрию в налаживании контактов. Так же было, когда наперегонки нас признавали Андалузия и Астурия. Так что на этот счет можно не тревожиться. В то время как мировые лидеры еще могут быть озабочены тем, что Марс окончательно ускользает из-под влияния, и в связи с этим делать вид, что наш статус сейчас бессмысленно даже всерьез обсуждать, небольшие страны типа Южного Тироля, Савойи и Ниццы подходят к делу совершенно прагматично. Все-таки насколько бесконечно сложнее все это было каких-то шестнадцать лет назад…
Я пролистал другие сообщения. Сами и Кай прислали что-то насчет идей о гражданствах. Здорово, конечно, что они увлеклись этой темой. И здорово, что Дэвид им активно помогает, и особенно здорово, что и Маша втянулась в этот процесс – это позволяет нам с нею обмениваться идеями, спорить, заново как-то притираться друг к другу и заново начинать ощущать, что все-таки мы, несмотря ни на что, остались самыми близкими людьми.