— Этот маскон не был нанесен на карту. Черт его знает почему.
Голос принадлежал мужчине лет тридцати или сорока, он был энергичным и в то же время совершенно спокойным. Даже можно сказать – безгранично спокойным.
— Нет, не проблема.
— …
— Это неважно, все равно завтра проводить коррекцию орбиты снижения, просто немножко поправим.
— …
— Протестирую двигатели системы ориентации. Запустил. Так… пока все нормально.
— …
— Да, Дэвид уже в посадочном модуле. Копается. Через три часа активация всех систем модуля. Так что будет время, если что.
— …
— Повтори.
— …
— Телеметрическую информацию снимем, не переживай. Данные для расчета будут вовремя. Меня сейчас больше беспокоят чертовы защелки. Почему не поступает сигнал на отведение, непонятно. Поищу. Завтра этого случиться не должно. Скорее всего где-то плохой контакт, обычное дело. Запущу крота. Я знаешь что… я сейчас наверное наддую переходный тоннель, открою люк и заново переключу все реле. Если не сработает, придется выходить наружу и смотреть.
— …
— Контур «А» переключу в ручном режиме, не проблема. Есть данные по воде?
— …
— Олимп впечатляет, ребята… вообще вся Фарсида… это нечто. Своими глазами такое видеть… это нечто. Дэвид вернется, у него побольше поэтизмов найдется:)
— …
— Лабиринт Ночи? Ну… нету у меня слов, честно. Это потрясающе. Долины Маринера тоже. На Земле ведь ничего такого не увидишь в принципе. А тут… живьем, вот все это огромное, невъебенное просто, и прямо тут, под тобой, прямо рукой можно дотянуться! Кстати, масконы в районе Фарсиды можно было бы ожидать… а, ну я понял, почему раньше не фиксировали – орбита-то у нас сейчас предельно низкая, вот нас и трясет, а на большом расстоянии вся эта махина съедает мелкие возмущения гравитации, спутникам незаметно.
— …
— А фосфенов стало заметно меньше, кстати. Так что атмосфера какая-никакая, а есть. И магнитное поле. Какое-никакое, да:) Достали эти вспышки в глазах между нами говоря. Хорошо, что открытый космос кончился.
— …
— Поверхность хорошая… ровная, чистая. Валуны по краю, ближе к каньону, а тут все нормально. Каньоны охрененные, все-таки глубина шесть километров… Сейчас пройдем прямо над ними. О… вот это да!
— …
— Да нет, ничего, просто зрелище уж очень… впечатляющее. Прямо в груди что-то такое схватывает, когда смотрю туда. Такая грандиозная щель в земле. Жаль в телескоп не получится… Вижу. Вижу!
И тут до Сами дошло окончательно. Она вскочила с кресла, сорвала наушники и, выпрыгнув из «Пантеры», крупными прыжками помчалась ко входу в пещеру. Мы, конечно, с тех пор уже не использовали залы с узкими бутылочными горлышками на входе и выходе, сыгравшими столь печальную роль в нашей истории, поэтому ей пришлось бежать еще три минуты, пока справа не открылся проход в первый из наших обитаемых залов. В этой пещере залы были словно нанизаны на центральную линию, как ягоды смородины, и метановые выбросы нас тут никак не затрагивали.
— Они нас видят! Они сверху, там… они говорят… завтра высадятся! – выпалила она, закрывая за собой входной шлюз.
Кай медленно поднял взгляд, словно с трудом оторвавшись от монитора, и мрачно уставился на нее.
— Ну… — наконец произнес он, — рано или поздно… это должно было случиться. Мы к этому готовились. Мы к этому… готовы.
— Да… — выдохнула Сами и села в кресло. – И все равно это неожиданно… завтра они высадятся! Завтра, понимаешь?
— Я отлично тебя слышу, Сами, и отлично понимаю, — Кай отвечал нарочито спокойно, но все же ему трудно было скрыть, что это спокойствие дается ему не очень просто.
— Если бы мы прослушивали эфир каждый день, мы бы заметили их еще несколько дней назад, наверное!
— Да.
— Хорошо, что я сегодня зашла в рубку! Надо было делать это чаще, блин…
— Сами, ну что об этом говорить… ни у кого из нас не хватило бы терпения ходить туда и слушать тишину на протяжении стольких лет, так что ничего удивительного. Хорошо, что ты поймала, ведь мы могли бы быть застигнуты врасплох.
— Мы и так застигнуты врасплох…
— Это да, — с видимым неудовольствием признал Кай, глубоко вздохнул и, взяв в руки извилистый кусок сухой отполированной ветки дерева, стал крутить ее перед собой, словно пытаясь то ли сосредоточиться, то ли успокоиться.
— Они сядут там, наверху, — Сами ткнула пальцем вверх.
— Наверху! – Кай резко встал и отложил ветку. – Это точно? Ты уверена?
— Ну, насколько можно судить по их разговору, да, точно.
— Черт! Пока мы можем продолжать их слушать и…
— Конечно, я могу сейчас вернуться в «Пантеру».
— Да, возвращайся. Нет, стой. Если они высаживаются наверху, у них в любом случае уйдет время на то, чтобы спуститься. Если они высаживаются наверху… ну значит они и жилые модули поставят там. Хоть и временные… если временные… это даст нам два-три дня, как минимум, да?
— Наверное, — Сами пожала плечами. – Наверное. Мы ведь ничего не знаем о том, какие у них сейчас технологии. Что если у них есть такие средства передвижения, которые позволят им легко спускаться в ущелье и подниматься? Тогда нет у нас этих двух-трех дней…
— Нет, — более уверенно отрезал Кай. – Сначала они окопаются там, иначе на кой черт им вообще туда высаживаться. Поэтому давай исходить из того, что два-три дня у нас есть.
— Значит мы успеем провести санацию хотя бы по минимальной программе — законсервировать входы, убрать все маяки.
— Видимо успеем.
— И еще они сказали, что видят нас.
— Ну и отлично.
— Ага. Ну мы ведь постарались, чтобы они заметили:) – довольно усмехнулась Сами.
— Да, макеты в зоне вокруг Протея пока что сработали как надо… Но это пока они смотрят сверху. Главное, чтобы они клюнули на приманку, когда осмотрят все вблизи.
— Клюнут. Там все достаточно таинственно. Начнут осматриваться, найдут записи в компьютере, испугаются и уберутся обратно, как минимум подальше от Лабиринта, как максимум обратно откуда прилетели.
— Возьмут пробы, — напомнил Кай.
— А, да, точно. Возьмут пробы, найдут наших архей, обалдеют, ну и еще раз испугаются посильнее, — торжествующе подвела итог Сами.
— Ну хорошо бы так… Значит так. Ты давай дальше слушай. Записывай, анализируй, думай. Я беру «ягуар» и через два дня доберусь до Пандоры. Законсервируемся, и через пять дней все будет чисто.
— Ты хочешь выехать прямо сейчас?!
— Да.
— Это опасно.
— Ничего не опасно. Я ездил туда раз двадцать, дорогу знаю отлично…
— Но не ночью?
— Не ночью. Если будут сомнения, остановлюсь, но думаю, что все будет нормально.
— Надо было оставить маячки…
— Ну, Сами, ты же понимаешь, что вот именно поэтому мы их и сняли.
— Ну да…
— И кстати, у нас еще возможно есть пара дней, ведь от Протея они в первую очередь пойдут по фальшивым маячкам, по ложным тропам.
— Когда они поймут, что тропы ложные, то перестанут.
— Все равно это пара дней.
— Ну вот поэтому и нет смысла рисковать, езжай спокойно. Если ты вляпаешься и в итоге не доберешься до них, то это вообще будет трындец, только этого нам не хватало!
— Я знаю. Я буду аккуратен. Просто если уехать сейчас, они меня не заметят, понимаешь? А утром и днем они просто могут меня засечь, ведь они теперь совершенно точно будут внимательно рассматривать окрестности Протея, могут и наш район зацепить, не так уж мы далеко.
— Неудачно блин… — Сами почесала подбородок. – Именно тогда, когда идет опыление, они и прилетели, как неудачно…
— Брось, Сами. Все нормально. Мы в порядке, у нас все предусмотрено. Иди, подслушивай дальше. Я загружу воду и кислород… ну через полчаса поеду. А ты пока, кстати, можешь сама почистить тут все вокруг.
— Это само собой…
Сами вздохнула, встала, подумала еще несколько секунд, развернулась и пошла к шлюзу, остановилась в нерешительности.
— Кай, если они транслируют нам свои переговоры, значит хотят, чтобы мы, если мы живы, их услышали и поняли, что они прилетели.
— Ну.
— Почему они не пытаются обратиться именно к нам? Если они предполагают, что мы живы, но не можем передавать, то есть вероятность, что мы можем принимать, и тогда они могли бы дать нам информацию о том, куда именно собираются приземлиться. Это ведь очевидно. Почему они этого не делают?
— Да… ну в общем это означает лишь одно…
— Что они уверены, что мы все погибли.
— Мы?:) – улыбнулся он.
— Ну… да, не мы… они.
— Да, значит они уверены на все сто, что живых тут нет. Ну странно было бы предполагать иное спустя столько лет.
— Это наш дом, Кай, да?
— Да, — он взглянул на Сами, не очень понимая, к чему она клонит.
— Это НАШ дом, — выразительно подчеркнула она слово «наш».
— Ну разумеется, Сами. Но мы сильно зависим от того, что они с собой привезли, и что привезут следующие экспедиции. Поэтому мы должны быть гибкими и хитрыми. Мы справимся, все будет нормально, иди.
Солнце показалось над горизонтом, и со стороны Аудеманса образовались небольшие облака, стремительно поднимающиеся высоко вверх, на высоту сорока-пятидесяти километров, но рассмотреть их сейчас не получится – ущелье начало заполняться туманом, состоящим из кристалликов водяного льда. Вечером западные склоны каньона улавливают водяной пар, будучи самыми холодными местами в это время суток, а утром, под первыми лучами солнца, они нагреваются и отдают этот пар обратно в атмосферу.
Пар поднимается, охлаждается, конденсируется в кристаллики, на которых свет играет и переливается. Когда туман рассеется, можно будет видеть, как облака, поднявшиеся над долинами Маринера, уносятся ветром к западу, вытягиваясь длинной полосой вдоль экватора, постепенно размываясь и истончаясь. Тени от этих облаков, поначалу густые и шерстистые, тоже дрожат, истончаются и уходят в пещеры до следующего утра.
Сами полусидела в «Пантере», высунув наружу свои длинные иссиня-черные ножки и болтая ими, играясь мышцами, то напрягая их так, что вся лапка словно звенела от напряжения и становилась бугристой от мышц, то расслабляя, и тогда лапка приобретала нежно-округлые формы. Макс называл такой цвет кожи «ультрафиолетовым». В фильмах и на фотках с Земли такой глубокий фиолетовый, почти черный цвет можно было увидеть у лесных голубей и ворон. Возникла тень тревожности, когда Сами вспомнила о том, что у множества землян есть глубокое психическое расстройство – расизм, основанный на цвете кожи. Даже едва заметная разница в оттенке кожи является для них причиной презирать и ненавидеть, что уж говорить о том, как они отреагируют на «ультрафиолет»? Ну может быть за столько лет у них что-то изменилось, хотя, насколько Сами знала историю, эти изменения легко могли бы произойти и в совершенно ином направлении…
Раздался щелчок, потом шум электрических разрядов, потом какой-то шорох, и Сами встрепенулась, поплотнее надвинула наушники.
— … почти на два километра, это не критично, хотя и намного больше погрешности. Черт с ним, давай просто немного скорректируем.
— …
— Ладно, тогда просто введу уточненные данные в компьютер, расстыковка все равно будет теперь позже, но и пусть.
— …
— Есть захват поверхности.
— …
— Высота две двести, захожу на цель. Будем садиться чуть севернее, метров пятьсот, нормально запас есть.
— …
— Есть разворот в вертикальное положение. Снижение в норме, вижу цель. Дай мне двадцать восемь градусов!
— …
— Я все понимаю, но мне нужно больше пространства для маневра именно тут, над отрогом Олимпа! Короче, беру двадцать восемь, все будет в порядке… знаю что круто, все будет нормально, поздно обсуждать, уже сделал.
— …
— Подстраховываю руками. Уже третья коррекция.
— …
— Корректирую еще. Нам нельзя отклоняться слишком далеко к северу, так что подстрахуюсь. Высота пятьсот метров! Присмотрел площадку.
— …
— Высота сто пятьдесят, перехожу на ручное! Скорость четыре с половиной метра в секунду, многовато!
— …
— Пятьдесят метров! Снижаю скорость… три с половиной, много, черт возьми! Пыль, твою мать, слишком много пыли, я ни черта не вижу, два с половиной метра в секунду, так садиться нельзя, увеличиваю торможение, потом разберемся, запас топлива есть.
— …
— Не понимаю, наверное мы уже прямо тут, метров наверное двадцать у поверхности, тут целая пылевая буря, приборы врут, суки. Скорость полтора, все еще очень много, если долбанемся… прежде чем взлететь нам надо сесть… все, все, некогда, сейчас будет контакт, выжимаю… полметра в секунду… Вырубаю двигатель посадочной системы! Норма…
В наушниках снова раздался треск, бессвязные возгласы, какой-то гул, и передача оборвалась.
Сами сидела, напряженно выпрямившись и уставившись невидящим взглядом в одну точку, затем ее взгляд сфокусировался, она расслабилась и стащила с себя наушники. Значит сели. Может и долбанулись немного, но это уже неважно. Важно что сели. И с собой у них должно быть много всего того, без чего тут выжить трудно или даже невозможно. Вопрос только в том – удастся ли все провести по безопасному сценарию, а для этого первым, кого они тут должны увидеть, должен быть Макс, и они должны поверить в легенду, и до сих пор так ничего и неизвестно о том – сколько их и зачем они тут.
— Это наш дом, — произнесла Сами с какой-то угрозой в голосе.
Она вылезла из «Пантеры», прищурившись от удовольствия, и, взглянула на поднимающееся Солнце своими раскосыми темно-зелеными глазами. Туман уже начал рассеиваться, и от яркого света фиолетовые зрачки сузились, так что ее глаза стали похожи на густо-зеленые озерца. Сделав несколько быстрых движений животом, она принюхалась. Густой запах водяного пара отчетливо приходил со стороны склона, а с юга доносился едва заметный, чуть сладковатый аромат смектитов. Такой сладковатый привкус бывает только у очень старых смектитов, еще ранне-гесперийских, месторождение которых было в двух километрах отсюда. Порыв ветра принес издалека частичку гематитового запаха – целая гора, почти целиком состоящая из гематита, была ее излюбленным местом для встречи заката, когда ее стремительные грани отливали серебристо-черным влажным цветом.
Сами улыбнулась, быстрыми тигриными движениями рук взъерошила свои волосы и побежала к логову легкими, стелящимися шагами.