Русский изменить

Ошибка: нет перевода

×

Глава 5

Main page / Майя 5: Горизонт событий / Глава 5

Содержание

    «На деревню дедушке, Константину Макарычу

    Отчет 1.

    Я жив. Это главное (для меня:)

    1. Я знаю способ, как оставаться живым и в дальнейшем. Это хорошо.
    2. Осуществление этого способа зависит не только от меня. Это плохо. Может, что-то в этом позже изменится.
    3. Я нашел зацепку, или даже зацепки. Ну, вероятно нашел. Раскапываю. Главная зацепка пока недоступна, но я работаю.
    4. Считаю необходимым поддерживать полную изоляцию от Службы. Даже отправка отчетов нежелательна, поэтому не исключаю, что в будущем буду их писать, но не отправлять. Получите потом всё сразу, будет что почитать на досуге.

     

    Теперь подробнее: то, что требует анализа. Сейчас просто выписываю, детально обдумывать буду позже.

    1. Контакт осуществился в виде знакомства с милым человеком себе на уме. Передавайте привет Олафу и его собачке: этого человека не было в файле. Не было также там и друга этого человека и подруги, которая сейчас невольно исполняет роль моего спасательного жилета. Надолго ли…
    2. Мне сдается, что все трое не догадываются о том, что являются объектами интереса со стороны «этих». Впрочем, и я сам в этом не уверен. Я имею в виду, что они может и не объекты внимания, а просто замешаны каким-то образом в этой истории.
    3. В первое время контакта я не испытывал ни малейшей угрозы для своей жизни. Это влечет за собой следующие варианты:

    а) «Эти» заметили неожиданное для них прекращение функционирования объектов из команды Вайса и сделали соответствующие выводы, не став подвергать меня тому же влиянию. Возможно, они поняли это уже в тот момент и каким-то образом дали это понять Вайсу, чтобы он смог это донести до нас, постаравшись продлить его жизнь до тех пор, пока он не запишет это. Это объясняет то, что он прожил так долго. Версия директора о какой-то необычайной «силе» Вайса представляется мне несостоятельной. Вместо изучения пухлых папок с досье на туристов (которые так и оказались нафиг ненужными), я изучил досье участников первой команды, сочтя это более важным. На фоне всех остальных я бы не назвал Вайса особенно «сильным», не говоря уже о том, что он был почти в два раза их старше. Поэтому его долгая жизнь после контакта объясняется, на мой взгляд, усилиями с той стороны.

    Пока нет оснований считать это влияние доброжелательным или враждебным, так как нам неизвестны цели, которые они преследовали, дав Вайсу и информацию и возможность ее передать.

    б) Сами условия контакта оказались благоприятными, и чисто технически не предоставляли для меня угрозы. В таком случае непонятно, что изменилось спустя сутки, и почему теперь моя жизнь под угрозой. Возможно, такова специфика контактов, которые и они сами плохо понимают.

    в) Я подвергся тестированию в благоприятных условиях, после чего был признан неподходящим для дальнейшего?

    Слишком много допущений, пока что слишком мало информации для анализа.

    1. Первый (Ганс) и третий (Клэр) являются носителями специальной технологии осуществления «спайки» настоящего и будущего. Они, судя по всему, являются не просто «носителями», но и сами по себе являются объектами осуществления этой технологии, представляя собой нечто особенное среди других объектов, мирно плывущих по реке времени. Изложенную ими концепцию я подробно описал и прилагаю к отчету. Может именно эта их особенность и привлекла внимание «этих»? Наиболее прямой способ исследовать это — стать, как и они, «спайкой», чем я, собственно, уже и занимаюсь без вашей санкции, сорри. Не до этого было, и сейчас не до этого. Ну, я думаю вы предполагали, что я — человек, способный на инициативу…
    2. Во время освоения данной технологии я находился на значительном удалении от них, и при этом не подвергался угрозам. После того, как Клэр подтвердила адекватность моих результатов и помогла получить новые, моя жизнь оказалась под угрозой. Но, как известно, post hoc non est propter hoc. Буду наблюдать.
    3. Есть одна странность. Ганс упомянул, что все эти «спайки» и прочее имеют второстепенное значение по сравнению с тем, что они «накапливают багрянец», что вызвало истерическую реакцию второго (Анри). Обсуждать далее эту тему он отказался, выглядя при этом чуть ли не заторможенным или парализованным или крайне сосредоточенным. Клэр тоже продемонстрировала психопатическую реакцию и отказалась наотрез обсуждать эту тему.

    Любопытно то, что они выбрали слово «багрянец», которое выдумал и использовал в своем рассказе Шекли. Некие космические сущности носились по космосу и собирали этот «багрянец». Отсюда ясно, что и в их головы закралась идея о неких пришельцах, хотя возможно, что они это имеют в виду в исключительно несерьезном, фольклорном смысле. Но вот эта психопатическая реакция…

    1. Не исключен и вариант, согласно которому все эти «события» и «контакты», которыми мы занимаемся, не имеют вообще никакого отношения к иноземному разуму, а являются отражением жизнедеятельности нас самих, людей. Ведь опыты описываемой мной группы людей связывают, по их мнению, настоящее и будущее. И та разумность, которую выявили наши компьютеры, не является ли отражением, результатом влияния нас же самих, людей будущего, их жизнедеятельности, на нас сегодняшних? То есть я имею в виду, что мы просто столкнулись с новым явлением природы, а не с инопланетянами. Такой вариант тоже возможен, и я буду иметь его в виду. Понятно, что в Службе, ориентированной на поиск инопланетян, версия их отсутствия не очень будет популярна:), но мы ведь прежде всего ученые, не так ли?
    2. Разумеется, вы не можете сбрасывать со счетов и тот вариант, согласно которому я, по тем или иным причинам, стал или становлюсь агентом влияния указанной группы людей или даже «этих», раз уж я активно применяю их техники «спайки» и, соответственно, меняюсь как личность. Директор просто не соответствовал бы занимаемой должности, если бы не рассматривал последовательно и эту версию. Искренне надеюсь, что эта версия зайдет в тупик:)

    За сим остаюсь почтеннейше Ваш и т.д. и т.п.:)»

     

    Мое ночное приключение определенно достойно пера Ильфа и Петрова: как только Клэр вышла из комнаты, я почувствовал «это» и понял, что этого мне не пережить. Здоровый инстинкт самосохранения меня спас — не думая о сущности «этого», не различая и не колеблясь, я вскочил с кровати как был, совершенно голый, и понесся по коридору к комнате Клэр, моля всех богов, что она там, а не вышла, скажем, пописать перед сном. Рассудок хладнокровно, и даже с каким-то издевательским удовольствием перечислял предметы цивилизации, которые я оставлял позади в своем падении стремительным домкратом: сандалии, трусы, открытая в комнату дверь…

    Я ворвался в комнату Клэр, когда она как раз залезала под одеяло. Сознание было уже на грани, и я просто бросился к ней, обхватил и мы так и рухнули в постель. Самочувствие резко улучшилось, и зря, так как я услышал ржание Клэр и её вопрос, не ебнулся ли я с крыльца. Я обхватил её, как спасательный круг, и прошептал, что мне очень важно провести с ней ночь, просто вопрос жизни и смерти. Она вздохнула и, пробормотав что-то, залезла под одеяло. Было довольно холодно, и даже одеяло не давало совершенно комфортной температуры, поэтому, когда и я залез к ней, она придвинулась ко мне, взгромоздив на меня ногу, и тут же уснула, а я стал обдумывать свое положение.

    Несомненно, Клэр вряд ли согласится, чтобы всю оставшуюся жизнь я провел, обнимая её. Для моей жизнедеятельности это тоже влекло бы определенные неудобства, так что надо было искать другой выход.

    Почему я совершенно спокойно прогулялся до шестого озера после общения с Гансом, но после встречи с Клэр стал уязвим? Вот это вопрос, на который у меня нет ответа. Пока нет… Надо найти. Но чертовски хочется спать… Я еще посопротивлялся пару минут, но в конце концов пригрелся и уснул.

    В одном из снов я обнаружил себя заключенном в советском концентрационном лагере. Какое-то время тянулась унылая жизнь в собачьих условиях, а потом я оказался замешан в каких-то событиях, которые были расценены начальством как бунт. В назидание остальным нас, человек семь, выстроили цепочкой и расстреливали одного за другим выстрелами из пистолета в голову. Сопротивление было невозможно. Я был истощен так, что едва ходил, а вокруг — упитанные сволочи с собаками. Подошла моя очередь, сильный удар в голову, боль, и мрак.

    Утром мы проснулись одновременно, часов в шесть, и еще около часа валялись, полусонные, потискиваясь друг с другом. Затем она встала, чтобы сходить в туалет, и это было проблемой, ведь у меня с собой одежды не было. Пришлось рискнуть. Я вышел вместе с ней из комнаты, по пути в туалет заскочил к себе и, схватив штаны и футболку, быстро выскочил обратно, догнал её, скользнул в соседнюю кабинку, и уже там оделся.

    В ресторане я рассказал ей о своем сне.

    — Я тебя предупреждала, воспоминания часто бывают очень неприятными, — произнесла она, думая, кажется, о чем-то другом.

    — Слушай, а у вас… среди тех, кто экспериментирует с будущим, не было чего-то опасного, опасных для жизни ситуаций?

    — Опасных? — Удивилась она. — А чего тут опасного, нет, не было. Хотя…

    — Да? — Насторожился я.

    — … когда вчера ты как ебанутый набросился на меня голый… :)

    Я покивал головой, сделав игриво-обиженное лицо.

    — Ладно, вот еще мне интересно… что насчет второго эволюционного шага? Кто-то продвинулся туда? Насколько я понял из объяснения Ганса, сначала необходимо сделать первый шаг — стать человеком ближайшего, что ли, будущего, и после этого само собой что-то прояснится относительно дальнейшего, второго шага. У тебя есть такой опыт?

    — А ты энциклопедию что ли пишешь,  — с неодобрением отпарировала она.

    — Любопытно просто… я люблю думать, люблю разбираться. Это делает… более зрячим. Действия становятся более эффективными. Вот например, интересно подумать, почему так получается, что в результате того, что мы называем «притягиванием будущего», возникают эти странные сны, которые мы называем «глубокими воспоминаниями»?

    — Дистанцируешься?

    — Не понял…

    — Ну вот, ты все время добавляешь «мы называем».

    — А… привычка. Полезная, на мой взгляд, привычка. Она позволяет постоянно помнить, что мы имеем дело скорее с описательными моделями.

    — Ну да, я понимаю… когда ты говоришь об электронах, ты тоже добавляешь «то, что мы называем электроном»?

    — Нет,  — рассмеялся я. — Хотя следовало бы, кстати. Так вот, почему возникают глубокие воспоминания? Кстати, когда делаешь второй шаг в эволюции, что происходит с глубокими воспоминаниями? Совершая «спайку» настоящего и будущего, не затрагиваем ли мы тем самым и прошлое? Это не кажется невероятным. Можем ли мы влиять на будущее? Ведь на самом деле мы связываем не какое-то уже сейчас существующее будущее, а то будущее, которое будет в соответствии с исходными данными и определенными закономерностями, то есть его можно, естественно, менять?

    — Слишком много вопросов, Макс, — устало ответила Клэр. — Я не знаю на них ответов. Я просто делаю определенные вещи, которые мне нравится делать, и получаю определенные результаты. Я могу рассказывать о результатах, я могу слушать рассказы других, я иногда пробую…

    — Почему все-таки Ганс пихнул тебя ко мне?

    — Меня никто не пихал, — пожала она плечами. — Мне стало интересно, что ты за человек, и Ганс выразился в том смысле, что вот и хорошо, пусть у меня сложится какое-то мнение о тебе.

    — И какое оно сложилось?

    Клэр посмотрела на меня, подержала на мне свой взгляд несколько секунд, и отвела его.

    — Понятно, — подвел я итог. Ну что ж, ты права. Скажи, а есть какой-то человек, который знает ответы на мои вопросы, и может быть знает много других вопросов? Ганс?

    — Ганс… да, он, конечно…, но Эмили знает намного больше.

    — Эмили?!!

    Клэр медленно подняла на меня взгляд, и я понял, что это конец. Я прокололся. Но это было очень неожиданно, и в конце концов меня не готовили к карьере профессионального шпиона. Наверное, можно было бы как-то начать выкручиваться, придумать на ходу историю про знакомую Эмили, но что-то стало тошно, да и вряд ли мне удалось бы обвести Клэр вокруг пальца, а вот потерять её уважение — очень легко. И надо отдавать себе отчет в том, что возможно и до сих пор она была моим последним спасательным кругом.

    — Ладно, Клэр. — Я вздохнул и откинулся на подушки. — Я на самом деле не знаю Эмили, но похоже, что я о ней слышал. Как думаешь, могу я с ней встретиться?

    — Она сама это решит…, но я думаю, что она откажется.

    — Почему?

    — Ты сам знаешь.

    Я понимал, что загнал себя в угол, но хотелось как-то формализовать это, вывести на уровень слов.

    — Ты имеешь в виду, что я человек с двойным дном? Что-то вроде этого?

    Она кивнула.

    Был ли у меня выход в данной ситуации? Был ли бы он другим, если бы не висящий надо мною дамоклов меч? Я думаю, что в обоих случаях ответ отрицательный. В любом случае, у меня не было времени на поиск решения по типу «и вашим и нашим». Не могу сказать, что решение было для меня трудным. В общем, мне кажется, я всегда чувствовал, что к тому оно и идет. Только одно было не понятным: когда Эмили делала ту подпись на папке с инструкциями, она уже знала о том, что всё это не шутки? Знал ли об этом директор? Если не знал, то он наивен, а на наивного он не похож. Если знал и позволил ситуации развиваться так, что Эмили теперь… теперь что? Этого я, по сути, и не знал. Ну и ещё оставался шанс, что это не та Эмили, но это уже было не важно. Важным сейчас был факт «двойного дна» и того решения, которое было неизбежным.

    — Давай сделаем так,  — я положил свою руку на её и посмотрел ей в глаза. — Я не буду сидеть на двух стульях. Я слезу со второго и останусь целиком тут. Я сам так хочу. И после этого я смогу открыто и без задних мыслей смотреть тебе в глаза, и после этого ты сможешь еще раз ответить себе на вопрос о доверии мне, и если этот вопрос будет решен положительно, то ты попросишь Эмили встретиться со мной, ладно?

    Клэр продолжала смотреть на меня, не выражая чего-то определенного, молча, но для меня и этого было достаточным.

    — Я сейчас кое-что напишу и отправлю, и после этого второго стула не будет. Ты согласна посидеть тут со мной минут пятнадцать?

    Она кивнула, и я написал свой второй отчет:

    Отчет 2.

    1. Я жив. Это хорошо.
    2. Чтобы жить дальше, а точнее чтобы дальше выполнять свою миссию, я вынужден перестать быть сотрудником Службы. Считайте этот отчет моим официальным заявлением об увольнении, не удовлетворить которое вы не можете. Разумеется, я не предприму никаких действий, направленных против Службы. И потому, что считаю эту организацию преследующей благие цели, и потому, что испытываю искреннюю симпатию к тем сотрудникам, которых я знаю. Если в будущем у меня появится возможность снова работать на Службу, я сообщу об этом, и надеюсь, что у меня к тому времени будут знания, которые пригодятся Службе, не навредив той стороне, к которой я теперь перехожу.
    3. В известном смысле, это можно рассматривать как продолжение моей миссии. Что-то мне досказывает, что Джулия предполагала такое развитие событий, а если она предполагала, то уж тем более и директор имел в виду такой вариант. Не исключаю даже, что все вы рассматривали такой вариант, как наиболее вероятный и, возможно, наиболее желательный, так как он прямым путем ведет к цели. И я, как аналитик, соглашаюсь с этим, хотя как непосредственный участник событий, отвергаю.
    4. Отсюда с очевидностью следует, что вы, готовя эту операцию, должны были предусмотреть способ, с помощью которого вы извлечете, или постараетесь извлечь наживку (меня то есть), глубоко проглоченную рыбой. Сейчас, сходу, я не очень понимаю, как вы это сделаете; как я бы это сделал в отношении себя на вашем месте. Джулия не подходит, так как несмотря на ту нежность, которую я к ней испытываю, и которую она определенно испытывает ко мне, наши отношения не столь глубоки, и вы не могли рассчитывать на это. Кроме того, Джулия скорее присоединится к Иову, а не к рыбакам, в силу ее приверженности «голубиной» партии.

    Отсюда легко следует, что ваш расчет должен строиться не на прошлом, а на будущем. Теперь дошло! Теперь я всё понял. Эмили. Если я уйду на ту сторону, я с необходимостью попаду в сферу влияния Эмили. Я не знаю о ней вообще ничего, поэтому в этом месте мой анализ вынужденно прекращается. Может Эмили должна в силу своих особенностей вернуть меня на Службу (причем, может быть даже невольно), или, кстати, наоборот, ведь вас устроит оба варианта — достаточно, если вынырнет хотя бы одна рыбка.

    1. И что-то мне подсказывает — на уровне интуиции, что Джулию вы тоже запустите сюда. Это как предчувствие, которое возникает при игре в шахматы, своего рода позиционное мышление, не опирающееся на расчет ходов. Я бы так сделал. Это похоже на жертву фигуры, создающее сильное позиционное давление, создающее некоторые напряжения в позиции… партнера, не хочу писать «соперника».

    Предвкушаю встречу с Эмили.

    За сим остаюсь почтеннейше ваш и т.д.»

     

    Я поставил точку и без малейшего колебания отправил отчет. Чувствовал я себя великолепно. Я торжествующе посмотрел на Клэр и победно улыбнулся.

    — Попроси Эмили встретиться со мной. Я уверен, что она согласится. Не потому, что я такой охуенный, а потому, что это следует из расчетов.

    — Расчетов, — удивленно переспросила она.

    — Ага. Кто-то очень умный рассчитал это, а значит так и будет, сомнений нет. Не спрашивай, я не смогу объяснить.

    — Ладно, — улыбнулась она, и ее улыбка мне понравилась.

    Клэр поднялась и стала просачиваться между столом и скамейкой, видимо направляясь к выходу. Мое благодушное настроение моментально улетучилось, я спазматично схватил ее за руку, но что я мог ей сказать.

    Вопреки моим ожиданиям, её это не разозлило. Она как-то ласково-успокоительно посмотрела на меня, аккуратно отцепила мои пальцы и сжала руку, после чего вылезла из-за стола и пошла к выходу из ресторана. Конечно, она не понимала моих действий, и ее желание успокоить меня исходило просто из дружеских побуждений, а не из трезвой оценки нависающей надо мной угрозы, но так или иначе, этот её жест неожиданно меня успокоил, и прямо на фоне напряженной тревоги вдруг возникла кристальная ясность. Она была настолько прозрачна и стройна, что тревога стала успокаиваться, тем более что секунда шла за секундой, а того ужасного приступа, что был ночью, не возникало. Картина оказалась очень простой. Кем я был, чем являлся в тот день, когда пошел на шестое озеро? Я был полностью увлечен услышанным от Ганса и полностью вовлечен в эти опыты, полностью поглощен полученными результатами и  необычными переживаниями. А кем я был тогда, когда с такой пронзительной ясностью почувствовал приближение смерти? Сотрудником Службы. И сейчас я увлечен вопросами «спаек», мне хочется задавать вопросы и получать ответы, я прекратил свою работу на Службу, и нет никаких проблем.

    Да… это любопытно… и, кстати, это больше укладывается в схему, согласно которой во всем этом участвует некий разум, нежели в схему каких-то природных явлений. Ну то есть можно извернуться и попробовать объяснить эти эффекты действием чисто природных сил, высвобождаемых созданием «спайки», но уж слишком притянуто за уши. Как ни странно и непривычно, но бритва Оккама в данном случае работает в пользу допущения вмешательства некоего сознания. Ну, значит пока так…

    На радостях я подскочил и ускакал на Гокио-ри, оставив Клэр записку. Идти было тяжело, не хватало дыхания, и до вершины я дошел за скромные час ноль восемь. Вернувшись, я нашел свою записку нетронутой, но меня это совершенно не обеспокоило, и я занялся крайне полезным делом — стал учить местного повара, как делать куриный бульон и вареную курятину. Это совсем не так просто, как кажется! Объяснение нужно проводить в три этапа: первым делом говоришь, что делать: сварить курицу в воде. Вторым делом говоришь, чего не делать: не класть карри и вообще ничего, кроме небольшого количества соли. И третий этап: стоять над душой повара и перехватывать его руку каждый раз, когда его рука почти сомнамбулически тянется к карри. Это очень непросто, поверь мне на слово, преодолеть манию непальских и индийских поваров пихать везде карри и прочую другую дрянь. Лет восемь назад в Катманду какой-то русский открыл ресторан русской кухни. Когда мы случайно разговорились, он чуть ли не со слезами на глазах рассказывал, что терпит поражение в войне с карри. Стоит ему отвернуться, и в борщ, сырники, голубцы летит добрая порция карри. Ругать поваров бессмысленно, это происходит помимо их воли… Кстати, ресторан через год закрылся, да и я сам туда не ходил. Уха с карри как-то не вдохновила…

    Я насладился своей победой и сожрал вкусный куриный бульон и вкусную вареную куриную ногу с картофельным пюре, после чего почувствовал такой прилив сил, что снова пошел на Гокио-ри. Пятьдесят семь минут и пятьдесят четыре секунды — уже совсем неплохо! Но это потребовало немалых усилий, в том числе и усилий сосредоточения. За весь час я ни на секунду не отвлекся от контроля дыхания, который составляет важный элемент быстрой ходьбы вверх. Если мышцы позволяли идти быстрее, то дыхание – нет. На вершине Гокио-ри (5347 метров) атмосферное давление ровно в два раза ниже того, что на уровне моря. Кислорода маловато. Иногда я делал вдох на шаг одной ногой и выдох на шаг другой – я назвал это «обычным шагом». При обычном шаге возникает оптимальная скорость и минимальная усталость, но начинает сказываться дефицит кислорода и начинаешь задыхаться. Тогда я переходил на «двойной шаг», когда вдох и выдох приходились на каждый шаг каждой ногой. При этом удавалось насытить тело достаточным количеством кислорода, но тем приходилось замедлять, так как слишком частое дыхание избыточно нагружало мускулатуру грудной клетки, и в легкие возникали неприятные ощущения. В конце концов я выбрал несколько основных ритмов, которые чередовал: два двойных шага, два нормальных, или два двойных, один нормальный и так далее. Так как крутизна подъема постоянно менялась, мне приходилось очень чутко прислушиваться к признакам надвигающегося кислородной недостаточности, чтобы вовремя перейти на другой режим ходьбы или сбавит темп или изменить длину шага. Главное – чтобы не сбилось дыхание, потому что тогда, во-первых, придется останавливаться, а во-вторых, потом снова входить в темп, а это значительные потери времени.

    Так, занимаясь чуть ли не в основном интеллектуальной работой, я и добрался до вершины. Видимость была очень хорошей, и мне удалось увидеть все пять восьмитысячников, которые вообще можно увидеть с этой вершинки: Эверест, Лхоцзе, Макалу, Чо-Ойю и Канченджангу.

    Вернувшись в гестхауз, я вдруг почувствовал усталость от жизни на пяти тысячах метрах. Устал от однообразной еды, от постоянного холода в комнате, от не совсем свежей головы и от сильновыраженного дефицита впечатлений. Горы тут красивые, но с меня, кажется, хватит. Я сграбастал в охапку Клэр, прижал ее к себе и неожиданно почувствовал сильную ответную хватку. Я как-то забыл, что она очень сильная.

    — Хватит Гималаев, а?

    Я потерся мордой о её волосы, лицо, вдохнул её запах.

    — Согласна?

    — Согласна, — она пожала плечами. Завтра уходим?

    — Уходим. Что Эмили?

    — Она хочет с тобой встретиться.

    — Где она сейчас? Только не говори, что в Чукхунге:)

    — Всего лишь в Гонконге.

    — Гонконг… ну пусть Гонконг. Толпы людей по вечерам, крохотные гостиничные номера… ну впрочем, я знаю там пару отличных отелей рядом с Victoria Bay… мы ведь вместе?

    — Если хочешь…

    — Ну естественно, я хочу! А вообще я люблю Гонконг… в определенных местах. Просто там надо знать эти места, чтобы не затеряться в небоскребах.

    Мне нравилось это новое путешествие. Нравилось и то, что оно обещало, и то, что рядом со мной была Клэр.