Русский изменить

Ошибка: нет перевода

×

Глава 17

Main page / Майя 4: Жизнь для себя / Глава 17

глава 17

Содержание

    Последующий месяц прошел очень странно, таких еще не было. После бурных событий наступило затишье совершенно непривычного толка. Боженька, который, как известно, следит за каждым из нас (интересно – можно ли ему припаять педофилию, ведь за драчащими малолетками он тоже смотрит в силу своего всеохватывающего любопытства к чужой жизни), наверное впал в скуку и депрессию, созерцая почти напрочь лишенную событий его жизнь, так как даже грехов-то Андрей почти не совершал. Недолгие мастурбации по утрам и вечерам, и секс раз в неделю со случайными местными пареньками – это не в счет. Прошло, наверное, около двух недель, прежде чем до Андрея дошло, что что-то тут не так, что это не случайный беспричинный спад, а что-то другое. Может быть, это какое-то побочное явление порождения преданности? Звучит странно, но во всяком случае как гипотеза… вполне возможно, иначе надо было бы признать это странным и даже несколько противоестественным совпадением, ведь этот месяц отличался от всех предыдущих именно тем, что день за днем он занимался порождением преданности – иногда в чистом виде, иногда в совокупности с отрешенностью или зовом или еще как-то в зависимости от того, какие именно образы хотелось использовать в качестве озаренного фактора. Такой умиротворяющий, размеренный ход жизни оказался вдруг приятным. Постепенно удавалось привыкать совмещать простую деятельность в виде прогулки, чтения книг, просмотра фильмов с этой практикой. В общем, ничего сложного. Смотришь кино и представляешь себе, что за окном – двадцать пятый век, дети даже приблизительно не понимают – что такое [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200] стыд голого тела, что такое «заставлять себя учиться» или «заставлять других учить», представляешь себе, что они [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200] тусуются, тискаются, читают и бесятся. Это не сложно, и подобные образы легко вызывали и преданность, и торжество и многое другое. Casio Protrek всегда болтался на руке в режиме секундомера, так что Андрей накапливал по пять, по десять, по тридцать минут порождения преданности, после чего делал перерыв, потом снова накапливал. В первое время одолевали приступы перфекционизма, когда хотелось выключать секундомер в ту же секунду, как ослабевала концентрация внимания на преданности, что приводило к похищению внимания мелочами, но с этим он справился. В результате каждый день накапливалось по часу, а иногда по несколько часов такого фонового поддерживания преданности. И хотя никаких результатов не появлялось, желание жить такой размеренной жизнью почему-то не исчезало. Был ли спад? Почему-то возникали часто мысли, что сейчас спад, но спад ли это? И спад чего?

    Несомненно, стало очень мало желаний, в том числе даже тренироваться расхотелось. Вот это и создает впечатление спада…, но все-таки это не спад. Во-первых, состояние тела очень энергичное, оно переполнено свежестью, хотя физической активности не хочется. А свежести полно, так что даже иногда возникает странный эффект переполнения, когда во внутреннем диалоге начинаешь кричать! Смешно, когда это происходит. Каждое слово внутреннего диалога, которое раньше бы тихо проскользнуло, сейчас задерживается надолго и «слышится» в виде громкого крика, и это сопровождается ощущением переполнения свежести, словно она выливается через край. Как в половодье вода, которая поднимает с собою весь плавающий в ней мусор. Мусор можно собирать и выкидывать. Гавкающий, орущий внутренний диалог скорее забавлял, чем мешал, но все-таки мешал, и постепенно Андрей его выкидывал раз за разом, рассчитывая, что постепенно это явление затихнет, и оно и стало постепенно затихать.

    Что ещё. Секс. Трахаться почти не хотелось, и целые дни проходят почти в полной свободе от сексуальных желаний, что довольно необычно. Хотя каждый раз, когда складывалась ситуация, в которой можно было совратить очередного паренька, возбуждение появлялось очень сильное, но во время траха было очень легко удерживаться на грани оргазма, даже близко не приближаясь к опасным пределам. Это было приятно – сильное, даже очень сильное сексуальное наслаждение, и без опасности кончить и без навязчивого расползания. И еще – наслаждение стало почти фоновым. Оно возникает легко каждый раз, когда в тебе есть вот эта переполненность свежестью, и особенно легко оно возникает в то время, когда идёт массированное порождение преданности. Связь преданности и наслаждения в теле – железобетонная. Интересно, ведь этого не могли не замечать те, кто столетия назад, будучи ревностным и искренним верующим, испытывал преданность к своему воображаемому богу, ведь какая разница – к кому ее испытывать? К богу, которого нет, или к детям будущего, которых тоже, кстати, нет, или к Алинге или к Сите, которые к счастью есть… Если есть преданность, то она есть, и она неизбежно должна влечь за собой наслаждение в теле, а это наслаждение неизбежно должно затрагивать и сексуальные области, и получается очень странно – те, кто был наиболее искренне религиозен, не могли не испытывать и чисто сексуального наслаждения во время своих переживаний преданности, открытости «богу». Интересно было бы покопаться в книгах, поискать… и что, они бы вот так честно сказали бы об этом? Церковники их тут же бы прокляли и задушили. Или всё ещё хуже – они должны были бы думать, что сексуальное возбуждение – это происки дьявола, который совращает их с пути истинного, как только видит, что они приближаются к «богу» — почти наверняка так и должно было быть. «Дьявольское искушение». И соответственно они начинали изо всех сил подавлять это наслаждение, а вместе с ним и свои переживания неизбежно должны были бы уничтожаться. Ебанутые. Жалко их. Наверное, многие могли бы чего-нибудь добиться, если бы не их ненависть к сексу. Что сделали церковники с человечеством… какое же это гавно – религия с внушенной ею ненавистью к удовольствию…

    Так что… нет, это не спад. Это некоторое изменение, которое выглядит довольно странным, но вряд ли это просто совпадение – такое массированное порождение преданности, впервые в жизни, и такой резкий спад в количестве и интенсивности желаний. Это не совпадение. Посмотрим, что будет дальше. Стало приятным валяться и читать книжку. Стало приятным смотреть фильмы, в том числе и боевики, и фантастику, и научные. Андрей с большим удовольствием посмотрел все серии из National Geographic «Чудеса инженерии», неплохо пошел и доктор Хаус… размеренная, спокойная жизнь. Вокруг поют птички, растут деревья, можно валяться в ванной или просто бродить с книжкой или без. Ну, несколько дней в таком режиме возможны были и раньше, но месяц?! Месяц – это очень много. И все равно жизнь казалась насыщенной, хотя иногда возникали провалы в насыщенности, которые были обусловлены своего рода хватательным рефлексом – привычкой испытывать провалы, если нет активной деятельности. Паники это не вызывало, и уже спустя полчаса или час после такого обострения снова возвращалось спокойное и приятное состояние.

    Было и ожидание, конечно. Была ясность, что такое массированное порождение преданности не может не привести к чему-то интересному, и было приятно, что это предвосхищение, как облако, окутывало и добавляло удовольствия.

    Возникали интересные мысли, и было приятно неторопливо их обдумывать. Раньше уже возникали такие состояния, когда было приятно так же неторопливо, с аппетитом, думать над чем-то, но сейчас это стало особенно выраженным. К какой-то интересной мысли хотелось возвращаться без спешки, спокойно обсасывая её и откладывая, чтобы затем снова к ней вернуться. Странно, но он заново открывал для себя удовольствие от размышлений после долгого периода, когда мысли быстро возникали или заимствовались, выхватывались из новостей и книг, без детального рассмотрения подвергались быстрому анализу и складывались где-то со статусом «скорее всего верно» или «скорее всего неверно» или «вероятно такие-то» — все с признаком «скорее всего» и «вероятно» — целые глыбы, массы вероятностных суждений, для тщательной переработки и осмысления которых никак не находилось времени.

    Вот например всё та же тема с удовольствием-для-себя и возникающими при культивировании его парадоксальными желаниями пожить и для других. Возникали иногда совершенно необычные завихрения мыслей вокруг этой темы. Ведь в самом деле, очень странно. Странно, что стремясь к собственному счастью ты попадаешь в положение, когда счастье любимого, очень близкого человека становится важнее твоего собственного! Ты можешь быть сколь угодно счастлив, но если любимый человек оказывается в тупике, в несчастье, то и твое счастье мгновенно исчезает, и в этом – тупик, ведь счастье человека не зависит, на самом деле, ну или почти не зависит от внешних условий. Об этом написаны тонны книг и сказаны тысячи умных фраз, это стало общим местом и банальностью, а на самом-то деле каждый, именно каждый убежден, что его счастье прямым и непосредственным образом зависит вот именно что от внешних условий, от обстоятельств. Эта слепая уверенность, противоречащая здравому смыслу, зачастую противоречащая даже личному опыту, обладает невероятной стойкостью, это своего рода кирпичик, лежащий в основании саморефлексии современного человека. И получается, что если близкий тебе человек несчастен – ну просто потому, что несмотря на всё, что он имеет, выбирает быть депрессивным и несчастным, то ты попадаешь в ужасную ловушку. Здесь куда ни посмотри – везде эта ловушка. Чем более ты способен быть счастливым, тем больше ты способен и хочешь испытывать симпатию к людям, и затем ты находишь таких людей и обнаруживаешь, что многие из них категорически отказываются делать какие-либо шаги для устранения препятствий к собственному счастью, будь то шаги, состоящие в непосредственном изменении своего образа жизни, своего окружения, или шаги, связанные с изменением восприятия существующих условий. И выходит, что чем больше ты развит с точки зрения способности испытывать симпатию, тем в более безнадежную позицию попадаешь в связи с тем, что мало кто из людей на самом деле хочет быть счастливым, перестать испытывать страдания.

    Интересно, а как этот вопрос решился собственно у меня самого?

    Андрей валялся у ручья в самой что ни на есть идиллической обстановке, какую можно представить. Большой камень, к которому можно было прислониться и полулежать, мягкий матрас, на который можно было перелезть, если на траве становилось некомфортно, прохладный сок, а сзади – небольшой, но очень комфортабельный коттедж, в котором было все необходимое для того, чтобы получать простые удовольствия от жизни. Это было небольшое поселение, построенное кем-то из ребят на деньги Джо и предназначенное только для того, чтобы туда время от времени приезжать и торчать там, сколько влезет. Территория была небольшая, в пределах одного гектара, и представляла собой склон невысокой скалистой горы, уходящей в море. По всему склону были натыканы мелкие коттеджи, один из которых он и занял. Высотой в четыре метра, площадью в пятьдесят квадратных метров, коттедж был очень удобен для проживания в нем одного или двух людей. Внутри – ванная комната, в которой ванна, душ, туалет и сауна. Потолок ванной комнаты, продлявшийся на несколько метров в сторону переднего огромного окна во всю стену, служил заодно полом для открытого второго этажа, на котором стояла кровать и стол со стулом. Высокий потолок создавал приятное ощущение пространства, а с правой части фасада был выход на веранду размером три на четыре метра, которая нависала над пропастью. С веранды была лесенка вниз, в густой парк, в котором сейчас он и валялся. Каждый коттедж был отделен от другого очень плотными зарослями тропических растений, так что тут можно было жить в полном одиночестве несмотря на то, что соседний коттедж располагался всего лишь в двадцати метрах ниже или выше по склону. Парк под коттеджем содержал в себе в качестве центрального элемента травянистую полянку, обросшую пушистыми кустами и деревьями, маленький прудик глубиной в два метра – в нем клево было плескаться в жару, и участок ручья. Если тебе хотелось уединиться так, чтобы не лишаться комфорта, это было самое идеальное место из всех, какие Андрей только видел до сих пор. Можно было спуститься на пляж, если хотелось купаться или загорать на песке – там была общая зона, куда могли приходить все обитатели поселения, а также можно было подняться на гребень холма, где также был парк для общего пользования, ресторан, небольшой спорткомплекс. Но если тебе не хочется прерывать уединение – достаточно послать запрос на еду по интернету. Официант принесет её и поставит у входа в твой коттедж, известив слабым звонком колокольчика и послав подтверждение доставки по интернету. Всё просто, без излишеств, и очень удобно для тех, кто ценит одиночество. А Андрей сейчас его очень ценил.

    Как же этот вопрос решился? Ведь он решился. Эта проблема только что вылезла из чисто умозрительных соображений, но ведь на самом-то деле её не было и нет. Люди, которые не хотят быть счастливыми… Алинга, Таша, Джо, Майк, Хэл, Крыся, Карлос… Андрей неторопливо перебирал их образы, жуя травинку и валяясь на спине, положив ногу на ногу – все они стремятся к тому, чтобы жить интересной жизнью. Активно стремятся. Поэтому проблемы и нет, а если… а что, если он вдруг влюбится в кого-то, кто является вот таким любителем депрессии, скуки, ощущения себя несчастным? А такое вообще возможно? Раньше да, раньше на самом деле только такое и было, а потом… а потом перестало. Вот в чем ответ. Ответ здесь, теперь осталось его сформулировать. Тот, кто не стремится к тому, чтобы быть счастливым, кто не совершает для этого шагов, не может сейчас им восприниматься как любимый, как близкий! Только если сильно дорисовать. Да, раньше так и было – появлялась пупсовая девочка с красивой мордашкой и тельцем, и происходило короткое замыкание. Вопреки всему, что он мог узнавать о ней, она всё равно воспринималась как несчастная и, таким образом, несправедливо и безвинно страдающая, отсюда и мучения, и невозможность быть счастливым самому. Но те времена давно прошли, и вот так молча, пялясь телячьими глазами и безбожно дорисовывая, он влюбляться больше не в состоянии. Так что тупика нет, если проявить искренность в достаточной степени, чтобы увидеть человека таким, какой он есть, чтобы задавать ему вопросы, чтобы честно анализировать его проявления… так, тема куда-то ушла. Началась она с чего? Вот с чего – стремясь сделать счастливым себя, начинаешь чуть ли не больше этого хотеть счастья для других. Конечно, с точки зрения обыденного рассудка тут все в порядке. Моралисты могут облегченно вздохнуть… чего они никогда не сделают, конечно, так как у них органическая неперевариваемость любого удовольствия, любой жизни, преследующей своей целью удовольствие. Но если взглянуть со стороны, то выглядит странно. И можно пофантазировать…

    Андрей перевернулся на живот. Хочется посмотреть какой-нибудь боевик. Ща… только вот эта мысль додумается… ну просто Уолден какой-то:)

    Науке известны примеры парадоксального, бессмысленного и даже вредного для себя поведения животных, насекомых, которое объясняются чрезвычайно просто – паразитизмом. О! Круто:) Паразиты мозга. Паразиты сознания. Пришельцы из космоса, которые паразитируют на людях, заставляя их становиться альтруистами тем больше, чем в большей степени они хотят стать эгоистами. Для чего? Ну хрен его знает… Преданность, симпатия – результат одурения под влиянием паразитов сознания? Интересно, что испытывает гусеница, которая под влиянием паразита тащится вверх по дереву, повыше, хотя там нет еды и она быстрее сдохнет, зато это позволит вылупившимся личинкам паразитов эффективнее распространиться в окружающем пространстве. Ну если так, то вообще в любой закономерности можно предположить влияние паразитов? Например — различение ведет к озаренным восприятиям, само по себе, в силу только самого факта различения. Это что, явление такого же типа? Нет, тут нет парадоксальности, тут все логично и паразиты отсекаются бритвой Оккама. Что испытывает та гусеница? Испытывает ли она удовольствие, или ползет вверх, мучаясь? Могут ли гусеницы вообще испытывать удовольствие? Нервная система у них есть, наверное могут… черт с ней, а вот с человеком что? Как отличить – это поведение, мотивированное чужеродным вторжением, или нет? Вообще говоря интересы паразитов противоположны интересам их хозяев, то есть если мое самочувствие улучшается, а оно стопроцентно улучшается, то почему можно предполагать паразитизм? Скорее симбиоз тогда, а значит это не опасно, и идея теряет свою детективную остроту, хотя, конечно, всерьез принять идею паразитов сознания, заставляющих человека испытывать преданность, можно лишь с трудом – слишком уж заметно то охуительно приятное, что возникает при преданности. Последние две недели вообще почти непрерывно во всей области груди – широко разлившееся наслаждение. Разное. Оно то пузырится, то клубится, то перетекает вязко, то иррадиирует в стороны, но главное – оно очень приятное, иногда даже сильно приятное, так что даже становится с непривычки как-то тяжеловато. Ну хорошо. А что, если это обманчивое удовольствие? Сейчас удовольствие, а потом бац – и всё накрывается тазом? Этот ход мысли не ведет никуда, так как то же самое можно сказать о чем угодно – что угодно можно предположить обладающим таким свойством, что оно только до сих пор развивается вот так, а потом покажет себя с другой стороны. Такой ход мысли не дает возможности принимать никаких решений. С другой стороны, известны примеры сиюминутных удовольствий, которые затем ведут к неприятным последствиям. Например оргазм. Или – наркотики. Но последствия оргазма видны сразу, и сразу легко принимать решения. Наркотики – да то же самое. Сначала приятно, а потом сразу же наступает жопа. И кстати, откуда известно, что под наркотой приятно в первые разы? Это тоже очень сомнительно, так как на фоне того говна, в котором живут обычные люди, конечно и алкогольное опьянение может показаться приятным за счет ослабления фобий озабоченности мнением, так что этот случай совсем не тот.

    Не, с паразитами неинтересно. А кстати… кстати говоря, ситуация уже немного изменилась по сравнению с тем, какой она была в начале эксперимента. Тогда желания содействия были очень интенсивны, хотелось постоянно думать о том, что можно строить гнездо, что можно искать детей, и как оно все будет, и какими они будут, и развивать можно бизнесы, чтобы строить больше… эти мысли были даже навязчивы, а желания – частыми и сильными. Но сейчас ведь уже не так? Да, сейчас уже не так… кое что изменилось. Желания содействия другим людям значительно ослабели. Они явно перестали занимать тот огромный объем времени, который они занимали в самом начале порождения преданности. Сейчас… процентов десять, наверное, не больше. Что еще… еще изменился характер желаний. Исчезла спазматичность. Возникает чаще собранность и спокойная готовность, что ли. Это именно готовность оказать содействие, в то время как раньше хотелось именно созидать, созидать для них, а подчас и вместо них. Сейчас такого не хочется. Сейчас больше ясно, что если человек стремится к свободе, то вообще-то именно ему и захочется в первую очередь этой свободы добиваться, и ничего особенного для нег создавать не требуется – он сам создаст то, чего ему будет хотеться. Предоставить ему возможности – это да, этого хочется. Советовать хочется, обсуждать его идеи, давать ему деньги, учить рассуждать – хочется, а вот создавать для него и вместо него – уже почти не хочется. Отсюда – простой вывод – такое мощное спазматическое желание содействия – своего рода гиперкомпенсация. То же самое, что возникает, когда срываешь с себя цепи сексуальных комплексов и начинаешь хотеть трахаться везде и всегда и со всеми симпатичными мальчиками и девочками, а потом как-то первоначальные спазмы реализации проходят, желания становятся более точечными, но не менее приятными. Негативные эмоции кастрируют потребность человека в содействии не хуже, чем мораль кастрирует его сексуально, и… и когда начинаешь наконец культивировать преданность, открытость, симпатию, то эти цепи спадают, и ты начинаешь наконец чувствовать, как это охуительно – содействовать, и бросаешься, как изголодавшийся заключенный концлагеря, на еду и жрешь её, жрешь, жрёшь… и постепенно только отходишь. Получается, что противоречия нет? Что желание содействия другим, желание жить для других, не перетягивают чашу весов, не тянут одеяло на себя, а просто становятся приятной частью жизни — одной из многих других. Да… парадокс-то исчез… немного даже жаль:) Зато… зато было приятно подумать… удовольствие от размышления… раньше оно было каким-то невесомым, редким, а сейчас – настолько ясноразличимым, плотным, что время от времени возникает настоящее наслаждение в голове, внутри головы! Вот прямо сейчас, вот оно! Удивительное ощущение. К наслаждению в груди, в горле как-то уже выработалась привычка, удивления не возникает, это кажется совершенно естественным и даже непонятно, как жить, как могут люди жить, не испытывая этого постоянного фона наслаждения, а наслаждение в голове раньше вообще не возникало, никогда! Это что-то новое. Наслаждение в мозгах:) Любопытно… любопытно, а ведь в мозгу нет тех нервов, которые собственно и ответственны за боль! Если аккуратно вскрыть череп и начать копаться в мозгах, то никакой боли ты испытывать не будешь. Отсюда вывод – раз я не могу испытывать боль в мозгу, но могу испытывать наслаждение, значит к испытыванию наслаждения нервы отношения не имеют… но это если я точно уверен, что наслаждение именно в области мозга, а не в костях и тканях черепа, не в мозговых оболочках, а я в этом не уверен… вроде бы наслаждение во всей голове, но может быть это такая иллюзия от того, что весь череп им пронизан? С уверенностью сказать этого не могу… нужно получить больше опыта, но все равно – наслаждение в голове – это круто, это здорово, это очень интересно и приятно. Открытие ведь… Появилось снова что-то новое, чего раньше никогда не было. Открытия – это охуенно здорово.

    А дальше думать не захотелось.

    А захотелось просто поваляться и может быть заснуть.

    Это охуенно здорово, когда можно подумать, а можно перестать думать, и внутри словно и течет время и при этом — покой. Люди ведь никогда такого не испытывают. Никогда. Даже когда они думают, что находятся в покое, они никогда его не испытывают и не знают об этом и не понимают, что он вообще существует, что есть избавление от этого бесконечного беспокойства, бесконечной тревожности, озабоченности, неуверенности, и им кажется, что всё безысходно, ведь даже в «покое» они безумны и несчастны, а значит некуда идти, выхода нет, только разве что в абсолютный покой, в ничто, в смерть. Отсюда влечение к смерти как к единственной надежде на успокоение. А покой, оказывается, существует, и это офигенное открытие.

    Поднявшись в коттедж, он медленно прошел к ванной, отмечая боковым зрением движение качающихся веток пальмы за широким окном во всю стену и то удовольствие, которое возникало от этого движения. Сейчас удовольствие, казалось, возникало от всего. Пять или шесть птиц одновременно подчирикивали откуда-то с веток, каждая по-своему, и это тоже было очень приятно, звуки словно вливались в грудь и растекались по телу. Покой продолжал длиться, и не было даже тени опасения, что он может прекратиться, что на смену ему снова придет плоская обыденность. Ну если и придет, что с того? Как придет, так и уйдет снова, ведь сейчас совершенно ясно, что дорожка к этому состоянию если и не протоптана ещё, то во всяком случае нащупана, и никогда не забудется.

    Поваляться в ванне. Он включил воду, отрегулировал температуру. Поваляться и почитать? Что-нибудь такое, где можно натолкнуться на интересную мысль и отвлечься от книги, покрутить эту мысль в голове. Всплыла фраза «я живу по правилам». Он услышал её сегодня утром в «Перевозчике» — захотелось получить немного впечатлений от этого старого, но чем-то сейчас привлекательного боевика. Почему эта фраза понравилась? Она отозвалась чем-то в нём, что-то затронуло. Жизнь по правилам… это то, чего он как раз много лет старался избегать… то ли? Смотря по каким правилам? Точно, смотря по каким правилам. Ненависть к правилам – вот то, что впитывает в себя каждый человек, подвергающийся садистскому современному «воспитанию». Человека насилуют, пытают навязанными ему абсурдными, уродскими, человеконенавистническими правилами, и у него возникает идиосинкразия к любым правилам вообще. Вот ужасняк… Парадоксально это должно выглядеть для этих идиотов – чем больше человека приучают к правилам, тем больше он, достигнув свободы, ну это если вдруг с ним что-то случится, он сойдет с рельсов и окажется в относительной свободе… тем больше он превращается в идиота, создающего в себе и вокруг себя полный хаос, анархию, потому что он ненавидит правила. И отсюда, конечно, делается вывод, что его мало били или плохо воспитывали, ну то есть мало насиловали. Этот вывод в конечном счете делает и он сам – свобода опасна, сойти с рельсов опасно, вот я оказался на свободе, и сразу наступил кошмар какой-то… ну и дальше такой человек или с покорно согнутой головой возвращается в стадо, или разрушает себя уже окончательно в назидание остальным правильным мальчикам и девочкам.

    Жить по правилам – это здорово, это восхитительно. Жить по правилам – это означает предельно ясно понимать – почему создано именно это правило, что оно дает и чего лишает. Жить по правилам, значит твердо стоять на ногах, значит идти туда, куда влечет, а не шататься как пьяный из стороны в сторону, ни на что не решаясь, ничего не добиваясь. Само понятие «правила» конечно бесконечно отличается от того, какое имеют в виду, обозначая навязанную линию поведения, навязанный образ мышления, покорность. Следовать правилам – это то же самое, что быть покорным, быть овцой, быть фанатиком – эта ассоциация железобетона и нет смысла путать термины. Слово «правило» испоганено, и лучше бы просто заменить его другим словом.

    А ещё сожрать бы сейчас что-нибудь вкусное. Делать заказ в ресторане лень, и пока они принесут, он уже будет в ванной, а вот в холодильнике есть колбаса, есть хлеб и есть чайник – этого достаточно.

    Люди разучились… да нет, они никогда и не учились, им не дали научиться, они никогда и не умели создавать для себя правила… какое бы слово придумать… ориентир… нет, не то. Что-то такое, что ассоциировалось бы с собственным выбором, с ясным стремлением, с твердым решением. А в чем привлекательность создания правила? Ведь если правило создается на основании ясного и твердого понимания, то что мешает применять это понимание в каждой конкретной ситуации без ссылок на какое-то правило? Не мешает ничего. Но возможно в том, что какое-то понимание выделено и сформулировано в виде правила, есть что-то еще?

    Мысль остановилась и вернулась к прежней теме. В этом не было хаоса или спешки – просто бывает так, что сейчас хочется одного, а затем – другого. Ментальный бутерброд:)

    Ведь такое стремление к счастью для близких – это настоящий, подлинный альтруизм. Когда люди делают что-то во благо другого человека, они руководствуются, как ни странно, эгоизмом. Это эгоизм человека, который знает, что альтруизм – это благо, добродетель, и он награждает себя за эту добродетель сам, повышая свою самооценку, будучи уверенным, что эта награда существует как нечто объективное в субъективном мире. Он мечтает о том, как его одобрят высшие силы, или он видит себя в ореоле торжественных процессий, или его лик светится в воображаемом пантеоне – неважно как это реализуется, важно что человек всегда награждает сам себя за свои альтруистические действия, и поэтому это никогда не является альтруизмом. Нельзя назвать альтруизмом и действия, мотивированные жалостью, так как здесь нет никакой любви – тут есть жалость, и хотя сами эти действия целесообразны, но если говорить о любви к людям, то ее и тут нет. Альтруизм в чистом виде возникает именно тогда, когда чистое преследование собственных интересов, лишенное морали и догм, вызывает стремление делать счастливыми других просто автоматически, по закону природы. Так что человек по сути своей альтруистичен всегда, поскольку эти механизмы будут действовать во всяком человеке, если только он лишь захочет стать искренним.

    Андрей поставил пакет с холодным соком на полку у ванны, туда же положил несколько холодных яблок и апельсинов, затем притащил стул и водрузил на него ноутбук – можно будет новости почитать, и с наслаждением погрузился в горячую ванну.

    Чисто эволюционный механизм? Альтруизм, в какой бы форме он ни проявлялся, эволюционно более выгоден для того гена, который стремится к выживанию, делая своего носителя альтруистом. Это верно, но это не значит, что именно этим объясняется этот фундаментальный альтруизм. И еще… О, точно, это интересно. Подлинный альтруизм не распространяется на членов своей семьи! Он не имеет отношения к племенному вопросу, в то время как альтруизм, который есть результат эволюции, должен работать на сохранение именно твоего клана, твоего племени или вида. Для подлинного альтруизма имеет значение только симпатия. Я сделаю много для симпатичного человека, живущего в Африке, даже если я никогда его не увижу и не получу ничего взамен, но и пальцем не пошевелю ради неприятного мне родственника. Ошибкой, сбоем эволюционного механизма это не объяснить. Тут другое. «Любовь, что движет Солнцем и мирами». Тут что-то другое. Симпатия. Преданность, как симпатия, доведенная до состояния предельной чистоты и силы. Вне каких-либо доктрин, теорий и племенных факторов. Симпатия как необходимый элемент собственного счастья! Да, эволюция тут не при чем… тут надо копать глубже…

    Взяв яблоко, он с хрустом его надкусил и на какое-то время совсем отключился от рассуждений.

    Правила… например, «всегда устраняй негативную эмоцию» — это правило. Формулирование его именно как непреложного правила чем-то нравится. Естественно, я так и так понимаю, что негативные эмоции, это яд, и ничто мне не мешает проявлять это понимание каждый раз, когда… когда что? Когда негативная эмоция возникнет по привычке? Да. Но если она возникнет, то в тот миг я уже отравлен, а значит… значит какой бы твердой, какой бы острой ни была бы моя ясность в отношении этого, в тот самый момент эта ясность должна притупиться. И вот тут-то… если у меня есть правило, то оно выступает страховочным звеном. Правило как страховка на случай автоматических реакций, в которых еще возникает злость или раздражение или жалость к себе. Правило, как привычка, как механизм, работающий противовесом для другого механизма в тот момент, когда ясность притуплена.

    Да, может быть и так… Возможно.

    Меланхолично дожевав яблоко, он сделал несколько глотков холодного гранатового сока – приятно, когда валяешься в горячей ванной и прохладная вкусная жидкость наполняет рот, проскальзывает ясно ощутимым холодным потоком в горло, пищевод, и теряется где-то в желудке – немного необычно это вот так чувствовать. Повернувшись к ноутбуку, щелкнул на браузере. А, вчера еще открыл это и решил почитать потом – старая запись из ЖЖ Ксении Собчак. Старая, но такие записи не устареют в ближайшие несколько сот лет…

    «А главное, сколько раз мы предавали себя, свое сущее ради выгод, карьеры и тщеславия? И вдруг оказывается, что главный подвиг — это просто не врать себе,  не предавать себя и сохранять способность мечтать и не предавать своей мечты. Каждый день мы размениваем свои мечты на сотни бессмысленных поступков и мелочей. Каждый раз идя на компромисс с собой, предавая мечту. За последнее время мне стало ясно: жизнь любит только героев, то есть тех, кто совершает главный подвиг — живет по законам сердца, а не удобства, денег или интереса. А вокруг бродят толпы некрасивых, мятых людей, предавших свою мечту. Их видно сразу — эти предали мечту о любви и живут из страха одиночества, те предали честность и достоинство, а кто-то безвозвратно предал все и живет только внешней формой каких-то принципов.

    Жизнь с нелюбимым человеком или лояльность власти, в которую не веришь, но у которой кормишься, боязнь потерять карьеру, деньги или власть — все эти амбразуры гораздо реальнее тех, полевых. И никто их не атакует,  убеждая самих себя, что все это прекрасномыслие абсурдно, а положение и власть — вещи абсолютно реальные. Но жизнь неумолима. Героев всегда видно, им веришь, их уважаешь,  их глаза горят другим огнем, в них живет совсем другая энергия и сила. Они всегда выглядят молодо. Они красивы.

    И в этом смысле антоним подвига — конформизм. Я узнала об этом совсем внезапно — радикально изменив свою жизнь, перестав бояться одиночества, перестав договариваться с собой о компромиссах,  перестав бояться что-то потерять и прекратив есть что попало в страхе остаться голодной. Я теперь не боюсь потерь, и именно потому, что их не боюсь, я удивительным образом только приобретаю — новых друзей,  любовь,  счастье,  радость от работы, но главное, ощущение того, что в моей жизни совсем нет места для душевного блядства, и это меня наполняет такой радостной, такой звонкой энергией, что я улыбаюсь этому миру каждый день.»

    Да, такие слова не устареют… Интересно, как быстро она превратилась из малоосмысленной светской львицы в человека, который способен обдумать и сформулировать такую мысль такими словами. Это означает очень глубокую перемену, кардинальную смену восприятий. И очень быстро – вот это интересно и удивительно. К такому возникает и узнавание и приязнь. Интересно – как бы она отреагировала на идею устранения негативных эмоций, пустых концепций, культивирование радостных желаний и озаренных восприятий? Приняла бы эти идеи или что-то замкнуло бы, вызвало бы отторжение? Второе более вероятно, к сожалению. А жаль… Всегда возникает грусть, когда видишь в целом интересного и симпатичного человека, который не в состоянии преодолеть слишком глубоко въевшийся фанатизм. Да и пересечься с ней никак невозможно – такие люди как за берлинской стеной – стеной популярности, стеной неизбежно выстраиваемой ими своего рода оборонительной линии Мажино перед угрозой вторжения в их личную жизнь бесчисленных людей, старающихся похитить их внимание ради своего тщеславия или выгоды. Так что… её реакции не узнать, видимо, никогда. И не только её. Множество живущих сейчас людей… ладно, с этим понятно, но ведь через пятьдесят лет многое должно измениться. Так же, как чертовски много изменилось за последние пятьдесят лет, и за предпоследние пятьдесят. Сорок-пятьдесят лет – судя по всему, именно этот срок, срок активной жизни двух поколений, является ключевым в современном обществе. Ещё в начале двадцатого века Герберт Уэллс, считающийся по меркам своего времени гуманистом, предлагая свою модель светлого будущего, предлагали физически уничтожить ради этого всех людей с цветом кожи, отличающейся от белого. А уже спустя тридцать лет Гитлер, оказавшийся во главе самой сильной и технологичной нации и, в отличие от Уэллса, обладающий реальной возможностью осуществлять массовые убийства, получивший на какое-то время практически безраздельную власть над Европой, даже в мыслях своих не представлял геноцида по расовым или национальным признакам, и вся его расовая нетерпимость свелась лишь к выселению евреев в Палестину и к мыслям о том, что низшие расы должны служить высшим. Что было бы, если бы планы Гитлера осуществились? Если бы он захватил и разрушил бы СССР? Скорее всего, история пошла бы в более благоприятном направлении – населяющие тогдашний СССР народы так или иначе получили бы автономию с последующей независимостью уже в пятидесятые-шестидесятые года двадцатого века, как это произошло повсеместно, по всему миру с остальными странами, бывшими колониями европейских держав. Уже тогда эти народы получили бы свободу от тотальной диктатуры, застоя и засилья КГБ-шников, смогли бы выделиться в самостоятельные государства и создать сильные экономические и политические единицы. Не было бы этого мрачного урода, занимающего шестую часть суши планеты, который поддерживает уже почти в течение целого века самые уродливые диктаторские режимы на планете, не было бы невероятного истощения ресурсов в гонке вооружений перед страхом захвата коммунистами и КГБ-шниками всей планеты… Да и люди уже сейчас были бы другими. Диктатура порождает мрачных агрессивных уродов, это неизбежно. Но как бы там ни было, в целом ведь все меняется, и меняется в лучшую сторону, хотя и не без глубоких провалов. Во Франции и Бельгии только после второй мировой женщины получили право голоса, а в Швейцарии и вовсе – лишь в семидесятых годах… В Великобритании гомосексуализм оставался уголовным преступлением аж до 1967 года! Да, сейчас в это даже сложно поверить! Но вот это «сложно поверить» и означает, что с тех пор многое, слишком многое изменилось, хотя много ли прошло лет? Слишком многое изменилось в том – какие именно уверенности распространяются среди людей по всему миру. Интересно, как это происходит? Каковы законы распространения уверенностей в человеческом обществе? И нифига не случайно то, что параллельно с этим процессом активно развивается наука. Люди хотят довольства. Богатые люди хотят жить богато, они хотят жить с комфортом, а для этого им необходимо, во-первых, наращивать свои возможности, и, во-вторых, защищаться от тех, кто это их довольство хочет разрушить, в том числе в двадцатом веке это была необходимость защищаться от вторжений соседних стран. А для всего этого нужны технологии. Кто опоздает с развитием технологий, тот еще в двадцатом веке мог проиграть банально на поле сражений и утерять власть, влияние, капиталы, доступ к кормушке, довольство и власть. Как только технологии вообще выделились в самостоятельную отрасль экономики, они стали жизненно необходимы для сильных мира сего. Это совершенно неизбежно. Собственно, это неизбежно именно в силу того, что людям присуще желание иметь деньги, власть, довольство. Человечество просто не могло избежать бурного развития технологий, вот это самое интересное – эта неизбежность, эта абсолютная неизбежность того, что самые влиятельные и сильные и богатые будут изо всех сил стараться развивать технологии, так как и технологии и питающие их науки дают им преимущество. А что значит «развивать технологии и науку»? Не сами же политики и президенты и миллиардеры этим будут заниматься? Отсюда с такой же неизбежностью вырастает потребность в образовании для масс людей, и, кроме этого, создание для этих масс удовлетворительных условий для жизни. Сейчас кажется удивительным, когда читаешь какую-нибудь книгу, в которой описывается жизнь рабочих и служащих в начале двадцатого века – жизнь свинская, тяжелая, безысходная. И тут – всё та же неизбежность. Богатые и влиятельные люди, стремясь упрочить свое могущество, не могли не заметить простого факта – рабский труд неэффективен. Кому-то может показаться, что профсоюзному движению, так выросшему с начала двадцатого века, и принадлежит заслуга в том, что люди стали жить в бесконечно более комфортабельных условиях, но вряд ли это так. Какую-то позитивную роль это могло, наверное, сыграть в самом начале, но главное в другом – сами предприниматели, сама финансовая и политическая элита ясно стали видеть, что они проигрывают тогда, когда люди, работающие на них, живут в скотских условиях. Любой человек, занимающийся бизнесом, понимает это совершенно ясно – если твои служащие довольны своей зарплатой, своим бытом, своей жизнью в целом, то они работают в десять, в сто раз лучше, так что просто банально выгоднее создавать им по возможности наилучшие условия. Так что – и образование, и резкое улучшение условий жизни – всё это точно так же неизбежно должно было бы произойти раньше или позже. Своего рода «позитивный фатализм», берущий свое начало из первых промышленных революций еще в семнадцатом веке, а может и раньше… да точно, еще и раньше. Цепочка неизбежных этапов. Их можно оттянуть, но их нельзя в конечном счете избежать.

    И дальше. Образование – это смерть для религии. Смерть религии – это смерть всего того мракобесного, что она навязывает людям – ненависть к сексу, приверженность к слепым догмам. И ещё. Чем больше у людей довольства, тем чаще и тем большее их количество просто вынужденно, неизбежно будут испытывать проблески озаренных восприятий, это тоже совершенно закономерно, иначе быть не может. Технологии – науки – образование – улучшение образа жизни – довольство – освобождение от догм – еще довольство – бурный рост частного предпринимательства – еще больше интересов, активности, трезвости, довольства – проблески озаренных восприятий. Вот так, блин. Это же так просто и ясно.

    Андрей в каком-то перевозбуждении перевернулся, встал на коленки и так постоял, как собака, с высунутым языком, пялясь в воду и медленно остывая. Пора вылезать.

    Вытираясь, он не мог оторвать свои мысли от этой темы. Что-то в ней было приятно грозящее, обещающее. И как только он различил это, так сразу и стали вырисовываться контуры того очень нового и неожиданного, от чего и исходило это предвосхищение. Осталось лишь спокойно додумать и сформулировать. Вспыхнула двигательная активность и захотелось выпрыгнуть из ванны, и тем приятнее было спокойно и не торопясь выйти из нее, подойти к дивану, стоящему перед полукруглым фронтальным окном, завалиться на него и, так же неторопливо, позволить своим мыслям двигаться дальше.

    Предчувствие сваливания с плеч огромной гири просто подбрасывало вверх, так что приходилось удерживать свои руки и ноги в подчинении, так как больше хотелось не упустить ход мысли, необходимо было додумать эту тему. Выпив еще гранатового сока, Андрей наконец разлегся на диване, положив рядом с собой на всякий случай записную книжку и ручку.

    Вот это ключевой момент. Неизбежность того, что происходит. Неизбежность озаренного мира. Человечество, движимое теми силами, что проявляются в нём неизбежно и неизбежно будут дальше проявляться, пока не придут к своему исчерпанию, к своей эволюции, вынужденно придет к состоянию, когда у людей будет возникать всё больше довольства, на фоне которого будет возникать всё больше проблесков озаренных восприятий, всё больше радостных желаний, поэтому им просто никуда не деться. И если учесть, насколько быстро всё меняется, то получается, что ждать очередных фундаментальных перемен не так уж и долго – очередные сорок или пятьдесят лет. Для обычного человека это очень долго, и не каждый доживет из тех, кому сейчас двадцать или тридцать, но сейчас вот эти пятьдесят лет вообще не кажутся чем-то очень далеким и долгим. Всего лишь пятьдесят лет! Пять по десять. И с каждым десятилетием я буду становиться только сильнее, умнее, здоровее. С какой стати я должен сдохнуть через каких-то пятьдесят лет, если я культивирую озаренные восприятия, если я переживаю столько наслаждения в теле? Это кажется не только не закономерным и неизбежным – дряхлость в семьдесят или восемьдесят лет, но наоборот – абсурдом. Пусть стареют и дохнут те, кто как ебанутый травит себя ненавистью, скукой, болезнями…

    Так, снова куда-то унесло. Неизбежность озаренного мира. Вот тут ключ к тому, что найдено. Этот мир наступит неизбежно, независимо от того, какие откаты ещё предстоят, а они, конечно, предстоят. И когда возникает эта ясность, что-то очень сильно меняется. Меняется спазматичность. Вот только что… мысли про Собчак. О том, что ей скорее всего так и придется умереть в неведении о том, что можно было бы жить иначе. Скорее всего не успеет узнать об этом Докинз и другие люди, в действиях которых есть много симпатичного. И возникают апокалиптические картины – а вдруг это учение вообще сгинет нахуй? Вдруг вообще победит мракобесие и тупость? Вдруг люди так и не проявят достаточно интереса ко всему этому, и всё забудется, мы все вымрем, и только через пятьсот или тысячу лет человечество, возможно, снова всё это откроет? А если вообще никогда?

    Вот тут собака и порылась… Вот от этого и возникает спазматичность. Эта уверенность – в том, что люди могут попросту пройти мимо и человечество загнется, придает желанию содействия, желанию распространения этих идей характер назойливости и истеричности. Это – неприятно. Это приводит даже к отравлению и усталости. Но если быть уверенным в том, что наступление озаренного мира неизбежно просто в силу тех же самых движущих сил и факторов, которые тысячелетиями уже управляют людьми, то все меняется – пропадает спазматичность, и желание содействия становится мягким и неназойливым. Ну вот например – зачем сейчас было бы срываться с места и организовывать новое гнездо для новых детей? Это интересно, да. Но не необходимо. Не необходимо с точки зрения выживания человечества вообще. Человечество разберется и без меня. Сейчас у Джона меньше сотни воспитанников. Допустим, он потратил бы ещё кучу времени и сил и было бы их двести. Что это изменит в рамках человечества и даже одной отдельно взятой страны? Почти ничего. Ничего вообще. Чтобы человечество изменилось, требуется что-то настолько глобальное и грандиозное, что создать в современных условиях попросту нереально. Человечество изменится не от сотни или двух людей, и даже не от нескольких тысяч и возможно даже не от действий нескольких миллионов. Оно изменится тогда, когда согласно действующим социальным законам новые представления, новые уверенности, новое отношение к жизни начнет неудержимо проникать сквозь все поры, все двери и все отверстия. Сейчас немыслимо представить, что кто-то в здравом уме публично повторит мысль Авраама Линкольна – человека, который для своего времени был исключительно прогрессивен…

    Андрей залез на диск с библиотекой, нашел закладку с материалами о Линкольне: «хочу подчеркнуть, что я ни сейчас, ни когда-либо ранее не выступал за социальное и политическое равенство белой и черной рас; я ни сейчас, ни ранее не выступал за включение негров в число избирателей или присяжных, за их права занимать общественные должности или заключать браки с белыми людьми; добавлю к этому, что между белой и черной расами существуют физические различия, которые, по моему мнению, никогда не позволят им сосуществовать в условиях политического и социального равенства. А поскольку это так, то при жизни бок о бок неизбежно возникновение меж ними высшего и низшего положения, и я, как и всякий другой, выступаю за занятие высшей ступени белой расой».

    Или вот Томас Генри Хаксли – один из великих ученых второй половины девятнадцатого века, основатель целой плеяды выдающихся ученых, писателей, который как бульдог защищал теорию Дарвина от поползновений религиозных мудаков… интересно, кстати, стало бы ему грустно, если бы он узнал, что теория Дарвина до сих пор, спустя двести лет (!!), борется всё с теми же религиозными фанатиками… в общем – просвещенный, смеломыслящий, прогрессивный человек, он ведь тоже как-то высказался очень показательно: «ни один здравомыслящий, знакомый с фактами человек не поверит, что типичный негр является ровней или, что еще более невероятно, превосходит белого человека. А значит, просто нелепо ожидать, что, удалив все препятствия и предоставив нашему украшенному выдающимися челюстями сородичу равное поле, без каких-либо привилегий и притеснений, мы станем свидетелями его успеха в соревновании с наделенным большим мозгом и челюстями меньшего размера соперником; в соревновании, где побеждают мысли, а не укусы. Безусловно, высочайшие вершины цивилизации нашим темнокожим братьям недоступны».

    Напоминает утверждения о том, что женщина – существо бестолковое, несамостоятельное, или утверждения о том, что дети неполноценны и глупы. Сначала их держат в рабстве, внушают им с момента рождения уверенности в собственной неполноценности, а потом, глядя на получившихся инвалидов, выносят глубокомысленные суждения об их неполноценности… Сейчас повторить за Линкольном и Хаксли – значит прослыть дегенератом. И что? Произошла эта крутая перемена в массовом сознании благодаря тому, что кто-то читал лекции по поводу равенства полов и рас? Да ничего подобного. Произошло это потому, что эти идеи попали на почву возрастающего в людях здравого смысла, возрастающей их социальной активности, они стали распространяться как вирус, точнее наоборот – как антивирус, уничтожающий расплодившийся в толпах людей вирус тупости и расизма. И почва эта была подготовлена абсолютно неизбежными процессами. Так что читай лекции или не читай, организуй гнёзда с кондорами или нет – в масштабах человечества и даже отдельной страны это не изменит вообще ничего. Ну хотя бы потому, что всегда будут плодиться люди, которые прогрессивные взгляды не разделяют, которые перенимают старые догмы во время воспитания. Ты подготовишь двести носителей прогрессивных идей, а в это время народится двести миллионов тех, кто тебя за эти идеи будет ненавидеть или, как минимум, будет к ним безразличен. В этой гонке выиграть нельзя. Так и что остается?

    Андрей вытянул ноги, потянулся всем телом, встал с дивана. Сейчас классно было бы взять какую-нибудь местную девушку и потискать её, поцеловать тельце. Может выйти на охоту? Позже. Жалко, что сюда не получится пока что притащить Ситу… а было бы так классно сейчас чувствовать её рядом с собой, чтобы она свернулась клубком и прижалась к нему, или валялась рядом [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200]

    Остается строить гнезда тогда, когда этого хочется. Это понятно. Но главный результат всех этих размышлений – свобода от лихорадочности в распространении знаний об озаренных восприятиях. Главное, поддерживать ясность в том, что новый мир настанет тогда, когда к этому будет готово человечество, когда целые этносы в своем развитии дойдут до стадии, когда их жизненный опыт сделает для них возможным и желанным принятие подобных идей. И главное, что настанет это неизбежно, раньше или позже – в ближайшей пятидесятилетке или в следующей, но настанет, и на это повлиять невозможно, будучи даже миллиардером. Есть полно способов просрать миллиарды долларов. Например, можно попытаться убедить людей в том, что компьютеры от компании Xerox замечательны и их можно покупать. Компания Xerox потратила на эту затею четыре миллиарда в середине двадцатого века – гигантские деньги, и хотя ее компьютеры в самом деле были замечательны, покупать их никто не стал, а компания чуть было не самоуничтожилась. Просто в головах людей Xerox – это копировальные машины и всё. Если что-то засело в головах миллионов людей, то оттуда это не вышибить никакими миллиардами и даже, вопреки расхожему мнению, никаким террором, включая такой неограниченный террор, который устроили коммунисты в СССР – они поснимали чадры с «угнетенных» среднеазиатских женщин и, казалось бы, добились результата? Добились. Но только до того момента, пока каждый находится под дулом пистолета. СССР распался, и этносы, не достигшие некой эволюционной поворотной точки в развитии своего сознания, мгновенно вернулись обратно, и угнетенные якобы женщины оказались на поверку не столько угнетенными, сколько самоугнетаемыми, вполне поддерживающими дремучие догмы и привычные их этносам деспотические режимы. Монголия, совершившая при СССР «прыжок» из феодализма в социализм, минуя стадию капитализма, успешно вернулась в свой привычный феодализм и будет в нем сидеть столько, сколько это будет необходимо для них. Радует, впрочем, то, что и обратный процесс малореален – заставить деградировать этнос практически невозможно. При СССР восточная Германия казалась вполне успешно обращенной в коммунизм, как и прибалты, а когда империя рухнула, то призрак рассеялся – немцы и прибалты вполне ясно и недвусмысленно оказались этносами, ушедшими далеко вперед по сравнению со славянами. Так что… блин, уж если миллионам КГБ-шников, превративших огромную страну в одну большую тюрьму, добившихся уникального контроля над делами и мыслями граждан, ничего не удалось сделать со среднеазиатами и европейцами, то разве это не показывает с бесконечной очевидностью, что ничего, вообще ничего невозможно сделать, чтобы подтолкнуть общество к эволюционному шагу? Прогрессорство невозможно, хотя мечты о нём там заманчивы и прекрасны. Очень нравится читать «Обитаемый остров» и «Трудно быть богом» и фантазировать, как я прихожу куда-то, собираю тех, кто меня поддерживает, как показываю людям, что можно жить счастливо и не мучиться и не мучить, и вот год за годом всё начинает меняться… хуй с маслом. Все эти мечты совершенно оторваны от реальности. Первыми тебя распнут те, на кого ты собирался опереться, кого ты подталкивал осознать всё то гавно, в котором они живут. Именно тебя они заклеймят как насильника и даже садиста, который разрушает их жизнь. Твои мысли будут признаны обманным жонглированием, твои действия – преступлениями моральными или даже уголовными, твои желания – извращенными. По-другому быть не может и не будет. И это очень важно. Очень важно. Потому что это отрезвляет и позволяет понять, что направлять в эту бездонную дырявую бочку свои усилия – безнадежно, бесполезно и даже опасно. Переделать мир – да ни за что. Ну…, может быть в этом есть и свои плюсы?.. Может… Если бы мир было переделать намного легче, то его бы и переделывали гораздо чаще и жестче. Смог бы при этом выжить сам человеческий род? Не является ли такой заскорузлый консерватизм своего рода предохранителем, который, хотя и обрезает возможности резкого прорыва к эволюции, но гарантирует сохранение человечества в целом, оставляя ему возможность довольно быстро эволюционировать? Ведь всё-таки, если абстрагироваться от продолжительности средней жизни обычного больного ебанутого человека, то такие мощные перемены, происходящие за пятьдесят лет… это очень быстро! Можно ли всерьез представить себе, что в середине двадцатого века миллиарды людей убеждены в недопустимости убийства ради забавы или даже ради еды дельфинов и китов? Сколько граждан поддерживали бы экологов, борющихся за сохранение животных, пятьдесят лет назад? Редкие одиночки, которых тут же признали бы психопатами.

    Значит, ситуация именно такова и изменить тут ничего нельзя. Значит, акцент должен делаться не на попытках тянуть морковку за ботву, чтобы скорее росла, а на том, чтобы самому сделаться человеком, который имеет достаточно времени, чтобы спокойно и с удовольствием созерцать за созреванием морковки. Жить не меньше ста пятидесяти, двухсот, двухсот пятидесяти лет! Вот цель, которая кажется и достижимой и крайне интересной. И тогда ты увидишь мир, который сейчас можно только представлять в бурных фантазиях. Отползти в сторону, не высовываться, заняться своими восприятиями, заняться созиданием своего, личного пространства снаружи и внутри, тем более, что современная цивилизация предоставляет такие возможности. Ну не в дикой России, конечно, где человек как был никем, так никем и остается, у которого в любой момент могут отнять его бизнес, его имущество и даже его свободу и жизнь. В Европе, в США, в Юго-Восточной Азии наконец. Создавать свой частный мир вокруг себя. Накапливать материальную базу – капиталы, недвижимость, базы, бизнесы. Выискивать тех редчайших пока что людей, которые, как и мы, опережают свое время, привлекать их к себе, помогать во всем, в чем можно, но не позволяя себе обмануться фантазиями об изменении мира, а преследуя исключительно личностные, узкие цели – чтобы было интересно жить, чтобы были близкие люди, чтобы жизнь становилась интереснее и комфортнее. То есть, превратиться в эдакого жука-навозника?:) Образ, который всегда казался пресным и даже предательски скучным. Прожить свою жизнь как обыватель, накапливающий имущество?

    Андрей рассмеялся и потащился на веранду. Солнце близилось к закату, и поверхность моря ярко блестела.

    Это не обывательство. Это создание своей жизни, жизни для себя, без чего никогда и не будет жизни для других. Когда, по мере того, как будут течь годы и десятилетия, один за другим будут возникать вот такие островки новой жизни – стабильной и богатой в финансовом смысле, наполненной развлечениями, интересами, исследованиями, общением с близкими людьми, то именно из таких зерен и может в конечном счете вырасти новое будущее. Исследованиями, да. Хрен его знает, что ещё откроется в результате этих исследований, ведь сейчас люди в самом начале. Озаренные восприятия… никому не известно – куда ведет эта только что открывшаяся перед людьми дорожка. Это интересно – быть первооткрывателем, хотя тут, на самом деле, первооткрывателем себя чувствуешь даже тогда, когда открываешь в себе то, что уже кем-то открыто и исследовано. Есть скептики – они возвращаются каждый раз, когда интенсивность озаренного фона ослабевает. Мысли-скептики, которые говорят, что озаренные восприятия – это довольно обычно, и ничего принципиально нового тут не откроешь, можно ими наслаждаться, но вот насчет открытий? Но достаточно открыть блокнот с открытиями, — Андрей бросил взгляд на подоконник, на котором лежал сиреневый блокнот с записями его наиболее интересных открытий, — чтобы этот скептик угас. И потом, с таким же успехом можно было бы говорить, что и физика ничего нового не принесет людям, ведь энергия – энергия солнца, огня, ветра – давно известна, и мы обречены жечь лучину и перемещаться на конных экипажах. Но люди стали исследовать, и оказалось, что значение имеет концентрация. Концентрация энергии перевернула всё, и человек теперь расщепляет атом и пользуется интернетом. Можно было подумать, что и химия ничего нам не даст, ведь всё, что у нас есть, уже есть, и ничего нового не выдумать. Оказывается, имеет значение чистота элементов. Выделение чистых элементов перевернуло всё, и человек теперь строит дома километровой высоты и летает в космос. К чему приведут эксперименты с концентрированными озаренными восприятиями, с концентрированным наслаждением? Об этом можно только догадываться… хотя нет, и догадаться-то невозможно. Сейчас люди в положении дикарей, перед которыми лежит неизведанная земля, неизведанное поле возможностей. Через двести лет это будет казаться самоочевидным, как сейчас мы не удивляемся, пользуясь пластмассой и солнечными батареями, лечим генетические заболевания и созваниваемся с противоположных концов Земли. Но это будет через двести или пятьсот лет, а пока что предстоит всё это исследовать, общупать, открыть. Можно наверное взять за жабры Джо, чтобы он рассказал то, что знает, и научил тому, что умеет, но эта свинья ничего не скажет просто так, пока сам не доберешься до чего-нибудь, и в общем… почему бы и нет, пусть будет так. Хорошо бы ещё сейчас взять за что-нибудь Алингу… или Ташу… или Илан… но и их сейчас нет рядом. Зато есть время подумать о разном… и это очень приятно. Подумать и поэкспериментировать. Теперь у меня есть время. Теперь у меня есть дорога. Теперь можно пожить для себя.