Проснувшись, Андрей схватился за часы – показалось, что уже очень поздно, но оказалось всё наоборот – только шесть утра, а выспанность такая, как будто спал часов двенадцать! Мягко всплыли воспоминания о вчерашнем, причем не только как мысли и образы, но и даже ощущения отчасти вернулись – своего рода «послевкусие» после секса, «послетрахие»:) Послетрахие было очень мягким, глубоким и приятным. Глубоко, в самом основании члена проснулось и пульсировало легкое наслаждение – как охуительно было, когда мальчик сжимал его член, когда внутри его скользил стеклянный шарик… и та женщина… что она такое делала своей рукой в его попе, что даже сейчас, стоит только вспомнить, всё там как-то сладко сжимается…
Андрей растянулся на кровати, потянувшись всем телом. Желания вспыхивали яркими искрами, словно добавляя света в комнате, и казалось, что они рождались и выпрыгивали именно из приятных ощущений во всем теле. Приятно было не только переживать эти желания, но и проговаривать их, что добавляло им сочности — хочу на чердак в деревню, где пахнет сушеными травами. Хочу нюхать мелкие ромашки. Хочу снега, очень хочется снега, чтобы он хрустел под ногами, и чтобы падал хлопьями на морду. Хочу елок, много, как в Карпатах, много елок под снегом. Хочу тенистых колодцев со вкусной водой, хочу запаха грибов и запаха полыни. Хочу дайвинга, класных цветных рыб, ярких, быстрых, хочу ярко-голубой воды, и ярко-алых закатов хочу. Хочу ходить вдоль берега по волнам. Хочу лежать на горячем белом песке, а потом заползать в прохладную воду прямо у берега, сидеть на попе по самый живот в воде или лежать на спине и ждать очередной волны. Хочу взять лодку и грести на середину озера. Хочу лапать зебру, потому что от цвета ее шкуры возникает изумление, хочу лапать жирафа, его длинную умную морду. Хочу тискать кошку, потому что хочу нежности. Хочу ловить бабочек сачком, рассматривать их. Хочу лежать в поле или на поляне в лесу, где пахнет цветами и травами, и смотреть на облака, или просто лежать с закрытыми глазами. Блять, так хочется всего этого, так хочется быть в этих местах и нюхать их запах! И так хочется всего этого хотеть, хотеть так, чтобы разрывало от таких желаний.
И в этот момент раздался стук в дверь – тихий, даже неуверенный, но от этого слабого звука Андрей подскочил на кровати, как от пожарной сирены. Остатки сонливости смело начисто. Может, попросту не открывать? Он ни секунды не сомневался, что это снова она – странная и непонятно почему так пугающая его девушка.
Он подождал минуту – стук не повторялся, но он почему-то был уверен, что она никуда не ушла и так и стоит перед дверью, и, почти против своей воли, встал и пошел к двери. То, что он был совсем голым, его уже совершенно не беспокоило.
Это была действительно она, и казалось, что она никуда не собирается уходить. Вид голого Андрея оставил ее безучастной – она просто шагнула вперед, и он невольно отошел, пропустив ее в комнату. Пройдя, она снова подошла к кровати и снова на нее села. Взгляд ее хоть и не был таким же пронзительно яростным, как вчера, но и глупышку она из себя уже не изображала.
— Предлагаю контракт, — вдруг заговорила она.
— Как, еще один? – Рассмеялся Андрей, вспомнив вчерашнее. – Вчера мне уже предложили контракт, и знаешь, мне понравилось! Никогда еще меня так классно не ебали.
И он посмотрел на ее лицо, выискивая на нем признаки смущения от того, что он говорит так откровенно о сексе.
— Я кое что дам тебе, а ты кое в чем поможешь мне, — совершенно невозмутимо продолжала она.
— Ты тоже трахнешь меня каким-то совершенно невъебенным способом? – Продолжал он, нарочито грубовато выпендриваясь, чтобы почувствовать себя уверенней.
— Мне нужен подопытный кролик.
— Ха.
Андрей подошел и сел рядом, снова обратив внимание, что ее кисти рук и ступни с бронзовой шкуркой выглядели очень пупсовыми.
— Но я не кролик, я человек…
— Я буду делать с тобой кое что, что тебе будет несколько неприятно, но взамен ты получишь частичный иммунитет к подобным неприятностям в будущем, а кроме того, я помогу тебе получить навыки в осознанных сновидениях, — продолжала она так, словно вообще не слышала того, что говорит ей Андрей, так что его попытки каким-то образом уравновесить ее явное доминирование были пока что напрасны.
— Осознанные сновидения? – Оживился он. – Это интересно! А какого рода… неприятности я буду испытывать?
— Ты узнаешь это в процессе – таковы условия.
— Но это…, это несколько неопределенно.
— Ты преподаешь детям?
— На курсах? Да.
— Зачем?
— Как зачем?
Вопрос удивил его неожиданным сочетанием простоты формулировки и сложности, которую он испытал, пытаясь найти на него ответ.
— Сначала я просто работал за деньги – работы было мало, деньги платят неплохие, ну и интересно – интересно возиться с такими детьми, которых что-то интересует.
— Сейчас ты можешь неплохо зарабатывать своим телом, ты прекратишь работать на курсах?
— Телом… да, кажется, я неплохо заработал:)
Андрей подошел к столу, взял пачку долларов и пересчитал их.
— Три тысячи. Два месяца моей работы на курсах. Но ведь не каждый день будут попадаться «арабские друзья».
— А тебе и не надо каждый день – раз или два в месяц тебя вполне устроит.
— Согласен. Нет, преподавать на курсах не перестану – может буду делать это пореже, но совсем прекращать не хочу.
— А если тебе перестанут платить, бесплатно будешь работать?
— Да, думаю что буду. Если будет другой источник легкого заработка, то точно буду и бесплатно работать.
— Значит, деньги здесь играют вторичную роль, и главное здесь для тебя – общение с детьми, возможность влиять на их развитие, так?
— Да.
Андрей пока не понимал, куда она клонит, но тем не менее отвечал правдиво. Несмотря на страх, который всё равно мистическим образом продолжал возникать перед ней, в целом ему казалось, что она не представляет непосредственной угрозы.
— А что ты знаешь о том – как дальше складывается жизнь тех детей, которых ты учишь?
— Практически ничего.
— Неинтересно?
— Не думал просто об этом. Вообще интересно.
Андрей перебрал в памяти несколько пацанов и девочек, которые ему особенно запомнились, и ему и в самом деле захотелось сейчас узнать – что с ними происходит, как они живут.
— Я могу тебе сказать. Хочешь?
— Сказать что? Как складывается их жизнь? Скажи.
— Их стараются сломать и убить. И как правило своей цели достигают.
— Кто??
— Ты что, идиот?
Андрей помотал головой.
— Ты имеешь в виду родителей?
— Конечно.
Андрей помолчал.
— Насколько я понимаю смысл курсов, они предназначены для того, чтобы дать детям опыт того – как можно жить…
— Ты можешь мне не рассказывать, я знаю, для чего они предназначены, — перебила его девушка. – И я также знаю, что меня это не устраивает. Ты даешь этим детям опыт того, как можно жить, прекрасно. Затем эти дети возвращаются в свою прежнюю жизнь, так как возвращаться им больше некуда, и попадают снова в полное и безграничное рабство. Родители, столкнувшись с тем, что дети как-то странно теперь смотрят на мир, и как-то странно проводят свое время, читая книжки, приходят в бешенство, и чем успешнее твоя работа, чем в большей степени тебе удается повлиять на ребенка, тем более ожесточенное изнасилование он получает впоследствии.
При слове «изнасилование» что-то приятно откликнулось в глубине попы, но Андрей вернул себя к теме разговора.
— Насколько я понимаю, тут нет выбора, — начал он. – Родители и в самом деле имеют полную власть над детьми, и мы не можем отнять у них их собственность. Поэтому мы делаем то, что возможно – рассчитываем, что многие дети смогут, подчинившись, не сломаться, вырасти более самостоятельно мыслящими и озарено чувствующими людьми, и, получив в будущем независимость, вести несколько иной образ жизни, чем тот, который они вынуждены были бы влачить, если бы не то влияние, которому они подвергались на наших курсах.
— Звучит гладко, — кивнула девушка.
— Но неверно?
— Но неверно.
— Что именно неверного в моих рассуждениях?
— Беспочвенность. Ты рассуждаешь обо всем этом, опираясь на некие представления, которые ты не потрудился сопоставить с реальностью. А я потрудилась.
— Ты тоже преподавала на курсах?
— Нет, но это неважно. Я проследила за судьбой наиболее интересных пупсов, в отличие от тебя. Для этого я прикинулась обычной женщиной, — она провела рукой по своему платью, — которую никто не мог заподозрить в симпатиях к мордо-культуре, и сближалась, как будто по воле случая, с семьями, в которых жили эти дети.
— Интересно!
— Да, интересно, — кивнула она. – Интересно было увидеть, как этих детей попросту раздавили. Я думаю, тебе будет особенно интересно, если я скажу тебе о судьбе кое-кого, кто знаком тебе лично.
Андрей насторожился.
— Я смотрю, ты неплохо подготовилась к нашей встрече, — пробормотал он.
— Я всегда хорошо готовлюсь к тому, в чем намерена добиться результата, — отрезала она. – Будь то маркетинг, или война, или постройка культуры в окружении враждебных культур, или шахматы – законы почти идентичны, и это, обобщенно говоря, закон войны, так что если ты не хочешь быть неудачником, учись воевать – читай Лао Цзы и Клаузевица, Тита Ливия и Алёхина, Займана и Гитлера, Пастера и Сэссон. Учись на их победах и поражениях. Ты можешь быть великодушным, если хочешь, или не очень, но по сути выбор перед тобой невелик – ты или побеждаешь, или проигрываешь, и проигрыш остается проигрышем несмотря на то, что ты закрываешь на него глаза.
— Ты имеешь в виду, что мы на самом деле проигрываем на своих курсах, но закрываем на это глаза, делая вид, что все хорошо?
— Я имею в виду то, что говорю. Сукир, глазастая девочка из Куала-Лумпура, курсы географии, три месяца назад, помнишь ее?
— Помню! Очень клевая девочка… а что?
— Ничего. Ты научил ее думать, попутно рассказывая географии и других странах, и она додумалась до того, что если в других странах девушки могут ходить без паранджи, то и она может.
— И…? – Андрей непроизвольно сжался, предчувствуя что-то нехорошее.
— Я не буду вдаваться в детали, чтобы не травмировать твою детскую психику. Просто можешь больше не рассчитывать, что она когда-нибудь напишет тебе или проявится каким-либо другим образом. Проще будет считать, что она умерла в результате несчастного случая. Саида – маленькая девочка из Тернате, ты учил ее математике полгода назад. Помнишь?
— Саида из Тернате, помню…
— Ее избили до полусмерти, и она стала инвалидом. С точки зрения ее родственников, это было единственное, что им оставалось, так как она категорически не хотела становиться хорошим человеком, хорошей женой.
— Женой??
— Твои вопросы выдают в тебе большего кретина, чем ты кажешься на первый взгляд… Женой, женой. Там выдают замуж согласно местным обычаям, и ты мог бы поинтересоваться – каковы они. Ее муж – весьма достойный человек, работает в аппарате губернатора, чудный мужчина пятидесяти лет…
— Что???
— Чудный, да… но вот только всякие эти новомодные штучки ему ни к чему, и жена, которая вместо того, чтобы готовить ему обед, изучает геометрию Лобачевского, вызывает в нем законное возмущение. Будучи человеком по своей природе мягким, он всего лишь избивал ее, но она оказалась упрямой. Тогда он вернул ее родителям, пригрозив, что потребует обратно и дом, который он им подарил. Родители славно поработали, чтобы не ударить в грязь лицом. Ну перестарались немного, так разве можно их в том винить, если дочь столь непослушна?
Андрей слушал, и что-то нехорошее поднималось в нем.
— Мне продолжать? – Поинтересовалась девушка? – Ты очень любишь Непал, как я знаю, да и я тоже, кстати, его люблю. Как-то я провела там незабываемое время… Непальцы — чудный, мирный народ, особенно по сравнению с русскими, пакистанцами, сомалийцами, израильтянами и разными другими чудными народами. Ты проводил курсы в Кхумджунге, помнишь, конечно?
— Конечно.
— Помнишь Раджа – восьмилетнего мальчика, который сидел за астрономией с утра до ночи?
— Да.
— Тебе известно – где он сейчас и что с ним?
— Нет…
— Конечно, зачем тебе это знать? Тебе приятнее закрыть глаза, рот и уши, и мечтать, представляя себе розовые восходы и оранжевые закаты в мире прекрасного будущего, который, несомненно, наступит.
Андрей что-то такое пожевал ртом, но промолчал.
— Раджа окучивали, как водится, всей семьей – дедушки, бабушки, соседи… ведь он – наследник, он – мужчина, он должен не спектральный анализ изучать, а помогать отцу, чтобы со временем кормить семью. Радж оказался тоже норовистым мальчиком, и никак не хотел воспринимать мудрость старших, поэтому аргумент в виде жестокой порки оказался наиболее приемлемым – всё-таки старые добрые методы куда эффективнее этих новомодных… Теперь Радж помогает папе – он стоит с утра до вечера в лавке, и выполняет разные полезные дела, и если он хоть на минуту задумается или, не дай бог, возьмет в руки книжку или блокнот, ему гарантирована очередная доза родительской любви. И если в твоем воображении предстал несчастный мальчик, который, как древний христианин, стойко выносит удары судьбы, мечтая о светлом будущем, то выкинь эту чушь на помойку. Радж сломался. Он и не пытается больше читать или писать. Он теперь с важным видом ходит по своей лавке, орет, как и его отец, на подчиненных и даже бьет их, и я своими глазами видела, как он с силой ударил ногой собаку, которая подошла к нему. Ударил и довольно засмеялся, увидев, как ей больно. Он хороший гражданин – он подает йогам и молится и уважает старших. Так что того Раджа, которого ты знал, с которым сидел за книгами и которому рассказывал о квазарах, ледяных вулканах на Энцеладе и попутно об озаренных восприятиях – его больше нет. Он умер так же надежно, как если бы попал под грузовик.
Андрей хорошо помнил Раджа – пухлый непальский пацан, который сначала выглядел несколько застенчивым, а потом стал раскрепощаться – задавать вопросы, участвовать в общих тусовках, когда они изображали солнечную систему. Он оставался после занятий и непрерывно задавал вопрос за вопросом, и у него был достаточно цепкий ум, легко схватывающий физические закономерности. Он неохотно шел домой, когда Андрей всё-таки заканчивал занятия, и вприпрыжку приходил на следующее. И значит, теперь всего этого больше нет – есть озлобившийся человек, который и сам станет верным продолжателем традиций умерщвления друг друга, и детей своих в будущем воспитает в правильной манере…
— Ты потратила много времени, чтобы проследить за ними, значит ты уже давно присматриваешь за мной?
— Не так много. Это совсем несложно, просто берешь список учеников, которые занимались с тобой, и разыскиваешь их – всё просто и быстро. Я взяла нескольких наугад.
— Но понятно, что это неизбежно – многие вернутся к обычной жизни, многие подвергнутся жесткому давлению и сломаются, но ведь будут и те, кто продолжит развиваться. – Андрей подошел и сел рядом с ней. Прежние страхи исчезли, осталось просто чувство большой внутренней силы, исходящей от нее. – Понятно, что такая деятельность, как проведение курсов, очень консервативна. Мы действительно не можем оказывать серьезное влияние на множество детей, но значит ли это, что мы должны теперь совсем отказаться от этого?
— Разве я предлагала отказываться?
— Ну, я так понял, что ты говоришь, что последствия нашей работы довольно сомнительны, а нередко даже приводят к катастрофам, которых бы не было, как я понимаю, если бы не наша деятельность. То есть вроде как мы становимся теми, кто выбирает самых интересных детей, показывает им – как можно жить интереснее и насыщеннее, и именно эти знания в итоге и приводят к тому, что эти дети подвергаются особенно жесткому и жестокому давлению. Получается так, что без наших курсов эти дети жили бы в сравнительном довольстве, и, став уже взрослыми и более защищенными, может быть могли бы заинтересоваться ценностями практики…
— Эти предположения тоже совершенно безосновательны, — возразила девушка. – Кем бы они стали, если бы… вот перед тобой эти люди, вон они ходят по улице. Они не проходили курсов, и что, кто-то из них может заинтересоваться тем, что интересует меня или тебя? Да ничего подобного. Они все равно умирают. Я говорю о другом. Проводя с детьми такие курсы, мы тем самым останавливаемся на полпути. Дети, будучи вброшены обратно в ту среду, из которой они вышли, и обладая после наших курсов уже какими-то зачатками ясности в отношении важных вопросов, не могут не вступить в особенно обостренный конфликт с родителями, с другими людьми, которые обладают подавляющей властью, которые не гнушаются самыми изощренными садистскими методами, чтобы вернуть чадо в лоно семьи.
— Но как это можно изменить?
— Не меняй тему. Ты согласен с тем, что я говорю, или нет?
— Я согласен. Но не вижу, что тут можно изменить.
— Ты долго думал, думал, и ничего не придумал, так?
Андрей прикусил язык.
— Так или нет?
Эта девушка ничем не уступала Йолке и ежам в хваткости, и уж если прицепится…
— Нет. Я вообще не думал об этом.
— То есть тебе, в общем, всё это безразлично. Тебе нравится представлять себя благодетелем, одаривающим детей сиянием своей просвещенности, и не более того.
— Я…
Девушка встала и молча прошла к двери.
— Подожди, так а что насчет контракта, который ты мне предлагала?
— Я ошиблась адресом.
После второго визита девушки его благодушное настроение испарилось. Свое безразличие к детям признать было просто. Действительно, она права в этом. Здесь даже были две стороны одной медали, и обе они были нелицеприятны. Первая – это его безразличие, что само по себе хреново, и второе – самообман, при котором он видел себя в героическом ореоле эдакого Прометея и не потрудился даже узнать – а какие, собственно говоря, результаты его труда? Он просто переложил эту ответственность на морд, мол если они придумали такие курсы, то вот пусть они и занимаются всем остальным, а его дело маленькое – провел курс занятия и хорошо. Позиция маленького ребеночка, который не хочет лезть во взрослые дела. Интересно, а Йолка, например, или Хаким – они интересуются судьбой детей, прошедших через курсы?
Снова стали пробуждаться воспоминания вчерашнего, и несмотря на то, что секса сейчас не хотелось, какое-то расплывчатое, неопределенное желание околосексуальных впечатлений было. Кроме того, Андрей понимал, насколько ему повезло в том, что он получил такую возможность – столько всего узнать и почувствовать в сексе, что ему самому и в голову никогда бы просто не пришло.
Поколебавшись некоторое время, он наконец решился, достал телефон и набрал номер хозяина публичного дома.
Он даже немного удивился, когда тот ответил.
— Хэлло, я Энди, из России, тот, что был вчера…
— Да, здравствуй, Энди. – Голос был нейтрально приветливым.
— Мне… очень понравилось, и я бы… хотел, если это возможно, получить еще какой-нибудь необычный опыт…
— Я понимаю тебя, Энди. Ты из тех, кто любит необычное, да?
— Наверное да:)
— Приезжай. Адрес на визитке.
Снова всплыло чувство опасности, но теперь его преодолеть было гораздо легче, ведь он уже был в их полной власти, и они выполнили все пункты соглашения. Странно было бы предполагать, что на этот раз будет как-то иначе.
Спустя полчаса он уже стучал в дверь, за которой крылось столько всего запретного и привлекающего.
Дверь открыл всё тот же мужчина.
— Проходи, — кивнул он, и Андрей вошел.
— Пойдем.
— Я не знаю, как тебя зовут…
— Уонг. Мистер Уонг.
Андрей молча шел за Уонгом, и тот привел его в небольшую комнату, скорее похожую на сауну.
— Раздевайся, садись.
Андрей разделся и неловко примостился в кресле.
Уонг подергал за шнурок, висящий у входа, и вскоре появились две женщины лет сорока пяти или даже старше. Кажется, те же самые, что были в прошлый раз.
— Тебе понравилось вчера?
— Да, мистер Уонг. Очень. Я никогда не мог представить себе, что в сексе может быть столько такого… необычного и возбуждающего.
— Хочешь, чтобы моя помощница еще поигралась с твоим членом внутри?
— Да, это очень, очень… запоминающееся удовольствие…
Одна из женщин подошла к Андрею, положила подушку под коленки и встала между его ног, взяв аккуратно в руки его член, который тут же стал вставать. Она оголила его головку и стала нежно ее трогать, едва прикасаясь пальцами. Другая в это время подошла к большому холодильнику, и, открыв его и покопавшись в нем, вытащила уже знакомый ему гибкий и очень тонкий стержень со стеклянной головкой на конце. Подав его первой женщине, она села в стороне.
— Я так и знал, что тебе понравится. Эти женщины хорошо знают свое дело, очень хорошо. Нужно многое знать и уметь, чтобы доставлять такое изысканное удовольствие, от точного знания анатомии до умения обостренно чувствовать энергию.
— Энергию?
— Конечно. Ведь можно все правильно делать, и в итоге не суметь сделать приятно, если не ощущать, не чувствовать потоки энергии.
Женщина начала вводить шнур в дырочку мочеиспускательного канала, и Андрей невольно напрягся. Шнур сейчас казался ему слишком длинным и возник страх.
— Ты можешь быть совершенно спокойным, — успокаивал его Уонг. – Мои помощницы никогда не ошибаются, никогда.
Он подсел поближе, положив руку Андрею на плечо, и смотрел за тем, что делала женщина.
— Сейчас головка уже достигла основания твоего члена, чувствуешь?
— Да.
— Тебя возбуждает твоя беспомощность? То, что ты находишься в руках у этой женщины?
— Да.
— А теперь она продвинет шнур еще глубже… чувствуешь?
— Да…
— Теперь самое время немного размять твой член изнутри.
И женщина стала медленно двигать этой штукой вперед-назад. Снова возникло обжигающее ощущение.
— Чтобы двигать быстрее или медленнее, сжимать при этом твой член сильнее или слабее, она должна чувствовать твою энергию.
— Как она ее чувствует?
Уонг удивился.
— Ты тоже наверняка ее чувствуешь, если ты так хочешь секса. Подрочи сейчас свой член.
— Андрей начал дрочить, и Уонг спустя десять секунд отнял его руку.
— А теперь расслабь пальцы, совсем расслабь, ты чувствуешь, как из их кончиков словно вытекает энергия?
— Да!
Андрей и в самом деле чувствовал гудение в пальцах и бегающие мурашки внутри. Действительно, раньше он тоже чувствовал это, когда дрочил, но не придавал этому значения.
— Она чувствует – когда поток ослабевает или усиливается, соответственно она знает, когда тебе становится приятнее, а когда нет.
— То есть когда это ощущение сильнее, и удовольствие сильнее?
— Не совсем так. Это целое искусство.
Женщина между тем засунула шнур еще глубже и еще, и Андрей снова забеспокоился.
— Так глубоко!
— Тебе понравилось, что моя вторая помощница делала с твоей попой?
— Да…
— Источник наслаждения у мужчины – предстательная железа.
— Я знаю.
— Но ты не знаешь того, что мочеиспускательный канал в том месте, где он уже почти заканчивается у мочевого пузыря, непосредственно примыкает к предстательной железе.
— Нет…
— И вот сейчас головка катетера как раз в этом месте – очень глубоко в твоем теле, и сейчас почувствуй – какие необычные рождаются ощущения. Ты просто сиди, расслабься и чувствуй.
Андрей кивнул. Ощущения действительно были очень глубокими и необычными.
— И конечно, когда еще и со стороны попы рукой массируется предстательная железа, то совокупное ощущение становится очень ярким, — поучал его Уонг.
— Мне просто удивительно, как там помещается целая кисть руки!
— Если бы ты потрудился заглянуть в анатомический атлас, ты бы увидел, что прямая кишка в своем начале образует довольно просторную полость, где легко уместится целый кулак. Ты не знаешь еще и того, что когда возбуждение становится очень острым, то оно начинает захватывать соседние органы, и они также становятся источником сексуального наслаждения. Вчера ты почувствовал, как усиливается наслаждение в то время, как ты пытался вырваться?
— Да, очень заметно.
— Мышцы становятся источником сексуального наслаждения. И боль может превращаться в сексуальное наслаждение, если она умеренная. Например, если я дам тебе сейчас пощечину, или если тебя шлепать по попе, или шлепать ладонью по животу или по ляжкам, тебе будет приятно. Места, по которым я буду тебя шлепать, станут как бы оазисом наслаждения – в этом принцип мазохизма. Хорошо, достаточно.
Он прикоснулся к руке женщины, она аккуратно вынула катетер и отошла в сторону.
Уонг тоже отошел и сел в другое кресло.
— Есть много всего такого, о чем ты не догадываешься. Секс – это огромный мир, который люди и не пытаются исследовать из-за своего ханжества и религиозного воспитания. Но некоторые люди, вот я например, сделали из секса культ. Я неплохо зарабатываю на этом и сам получаю удовольствие.
Андрей понимал, что Уонг его к чему-то подводит, но пока не понимал – к чему именно. Между тем Уонг замолчал и задумался о чем-то, повисла пауза.
— Мне показалось, — наконец продолжил он, — что ты смог бы быть моим помощником, моим партнером.
— Партнером? В бизнесе.
— Да, — кивнул Уонг. – У меня много друзей, и у них разнообразные вкусы, которые постепенно расширяются благодаря моим усилиям, и некоторые из фантазий, которые приходят им в голову, достаточно эээ…. смелы и неожиданны. Не всякий человек смог бы управлять этим, а только тот, кто очень развратен и неглуп, и терпимо относится к причудам других людей. И еще он должен уметь хранить секреты. Я стар, и потом, у меня есть своя частная жизнь, я люблю побыть в одиночестве, и мне нужен кто-то, кто возьмет часть моих забот на себя.
— Например, что это может быть, — поинтересовался Андрей.
Сама идея – стать компаньоном владельца публичного дома для высокопоставленных и богатых извращенцев, казалась ему несколько дикой, но, в конце концов, почему бы и нет? И почему «извращенцев»? Это слово выпрыгнуло исподволь, само собою. Получается, что всё то, что нравится ему, это секс, а что нравится другим – извращение? Нет, ну это очевидная глупость, и в конце концов, если здесь не причиняют боли, в чем, впрочем, надо еще убедиться…, то чем этот бизнес хуже любого другого? Это даже намного лучше! Ведь он и сам сможет перетрахать всех и по-всякому, ни в чем себе не отказывая.
— О, трудно перечислить, всего не упомнишь, — развел руками Уонг. – Например, кто-то должен договариваться с уличными мальчишками о том, чтобы они целую неделю или даже две бегали в белых или красных или еще каких-нибудь носочках, которые мы им даем бесплатно, не снимая, а потом покупать их у них. Мы платим пять долларов за пару – это очень много для бездомных нищих пацанов. Мы помогаем им выжить.
— Покупаете? Пять долларов за пару? Нафига? – Рассмеялся Андрей.
— Чтобы продавать, конечно, — невозмутимо ответил Уонг. – Мы продаем их по пятьдесят.
— Вау.
— Это, конечно, мелочь, и я не предлагаю этим заниматься именно тебе, нет, этим занимается другой человек, но этого человека необходимо контролировать, необходимо формировать заказы, а они разнообразны. И даже формированием заказов будешь заниматься не ты, этим занимаются другие люди, но кто-то должен управлять и ими.
— Кто же платит за пахучие носочки?
— Не знаю, — пожал плечами Уонг. – Большинство наших клиентов анонимны, и мы не только не стараемся нарушить эту анонимность, а наоборот, всячески ее охраняем. Так что мне все равно, будет покупателем священник или добропорядочный отец семейства или подросток – какая разница? Они платят, а мы им помогаем получить желаемое. Они уверены в том, что мы их не обманываем, потому что таков наш принцип. Мы можем отказать клиенту, если его запрос для нас слишком сложен, но никогда не обманем его, и если он хочет именно [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…], он получит именно то, за что платит. А если наш клиент захочет купить презерватив со спермой атлетического сложения мужчины сорока лет, то он получит опять таки именно то, что хочет.
— Но как это проверить? Ведь обмануть очень легко…
— Не будь так наивен, мой мальчик, — Уонг поднял палец. – Обманывать всегда легко, это верно, но очень сложно обманывать так, чтобы хотя бы в одной ситуации твой обман не вышел бы наружу. В конечном счете это выйдет дороже, не говоря уже о том, что испортить репутацию – это поставить крест на всем бизнесе. Репутация – это всё.
— Мне сложно вот так сразу решить, ведь если я начну работать, то очевидно, что это полностью займет мое время, и наверняка ты не согласишься отпустить меня слишком быстро.
— Конечно, кивнул Уонг. – Мне нужен помощник не на один год, и может даже не на два. Но всему есть своя цена.
Андрей промолчал. Спрашивать – сколько он смог бы зарабатывать, значит уже начать получать конфиденциальную информацию, и он понимал, что такого рода любопытство уже влечет за собой ответственность.
— Поработав у меня пять лет, ты мог бы больше никогда не беспокоиться о деньгах, и оставшуюся жизнь прожить в роскоши и довольстве.
— Довольстве:), — усмехнулся Андрей.
— Да, — оживился Уонг. – В довольстве. Для тебя этого мало? Довольный человек, это хороший человек. Довольство следовало бы сделать главной добродетелью, так как довольный человек не убьет и не украдет, не уведет жены соседа и не замыслит мести – зачем, ведь он доволен! Все добродетели мира вытекают из одного довольства.
— Я видел много довольных людей, — возразил Андрей, и они все производят отвратительное впечатление растений, отупевших, и агрессивных кстати.
— Это где ты их видел, — вкрадчиво спросил Уонг.
— Ну где угодно, везде – вон все эти туристы, которые сидят недели напролет в барах, и жрут, пьют, и даже не трахаются, кстати…
— А почему ты решил, что они – довольные люди?
Тут Андрею пришлось задуматься. Уонг не торопил. Он вообще был похож на паука, который, заманив себе в паутину красивую бабочку, не бросается на нее нахрапом, а берет уговором, убеждением. Наверное, ему и в самом деле хотелось иметь партнером человека, который знает – что и зачем он делает, что от этого получает и какую цену платит.
— Потому что им ничего больше и не надо.
— Я думаю, ты сильно ошибаешься, — уверенно произнес Уонг. – Люди, о которых ты говоришь, вовсе не довольны. Они пьют и жрут, потому что несчастны, и свое несчастье пытаются утопить в спиртном и в еде. Почти все они страдают от жестоких страхов будущего – не уволят ли их с работы, не изменит ли жена, не напакостит ли ребенок, не обойдет ли его кто-то в карьере… десятки, сотни страхов. Стресс – их естественное состояние, отсюда и болезни и еще большие страхи. Отсюда и агрессия. Довольный человек не агрессивен, поверь мне. Разве ты сам никогда не испытывал довольства? Разве сегодня утром, проснувшись, ты не вспоминал с довольством – как провел прошлую ночь? Разве не перебирал довольно купюры, доставшиеся тебе совершенно без труда?
— Да, ты угадал, — рассмеялся Андрей. – Всё так и было.
— Я не гадаю, я знаю, — спокойно возразил Уонг. – Я знаю, как бывает и как не бывает. Вспомни – каким ты был сегодня утром и скажи – хотел ли ты кому-нибудь навредить, отомстить?
— Нет…
— Довольство. Вот что спасет человечество.
Уонг что-то шепнул одной из женщин, и та вышла из комнаты.
— Значит – пять лет…, — задумчиво произнес Андрей. – А что еще мне нужно будет делать? Какого рода запросы клиентов еще мне нужно будет, э…, удовлетворять?
Уонг покачал головой.
— Ты действительно не понимаешь. Перечислить их все невозможно.
— Ну хотя бы приведи еще пример чего-нибудь такого, необычного.
— Хорошо. Например, у меня есть клиенты, которые платят десять тысяч за ночь с девственницей.
— И такую девственницу надо найти, уговорить отдаться? – С сомнением спросил Андрей.
Уонг слегка вытаращил глаза и рассмеялся.
— Ты когда-нибудь избавишься от этого или нет?
— От чего?
— Ты по-прежнему воспринимаешь меня как злого демона, который совращает девственниц, ломает судьбы людей, приносит их в жертву бессердечным сластолюбцам. Нет, не надо никого искать. Надо просто выбрать, понимаешь? Выбрать, обучить, натренировать. Этим занимаются, опять таки, мои помощники, но нужен кто-то, кто будет управлять выполнением конкретных заказов. Ты можешь вообще даже не влезать в разные детали, и оперировать заказами точно так же, как это делают психологи, но только что-то мне подсказывает, что ты как раз будешь совсем не против того, чтобы влезать в эти самые детали, вряд ли откажешь себе в удовольствии [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…], или самому подрочить член, сперма из которого нам будет нужна, или проинструктировать девственницу о том, чего именно мы от нее ждем. Кроме того, те, кто является нашим поставщиком, так сказать, очень благодарны за то, что мы выбираем именно их. И если тебе захочется воспользоваться этой благодарностью, кто же будет против? Девственной плевы в попе, например, нет…
— То есть девственниц, которые хотят продать свою девственность, много?
— А как ты думаешь? Конечно! Мы заплатим пятьсот долларов или даже тысячу, ну тут многое зависит от возраста и прочих запросов клиента, иногда мы и десять тысяч платим! Ты представляешь – десять тысяч!!
Уонг патетически вскинул руки.
— Какой выбор есть у [… этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200…] девушки в нашей стране? Искать работу, перебиваясь с хлеба на воду, быть рабыней своих родителей, жить в нищете, а потом – если повезет, работать и получать пятьдесят долларов в месяц? Сколько лет ей надо будет работать, чтобы заработать чистыми хотя бы тысячу?
— Два года.
— Два года? Как бы не так. Если у нее по окончании месяца останется хотя бы пять-десять долларов, это будет очень неплохо, так что два твоих года превратились уже в двадцать, да и ничего у нее на самом деле не останется, и она прекрасно это знает – отнимут родители или отнимет муж или…
Он махнул рукой.
— В общем, для девственницы наше предложение – это шанс, который редко кому выпадает. Она получает капитал, небольшой, но достаточный, чтобы распорядиться им с умом – можно и собственное дело открыть, можно потратить деньги на учебу и искать уже более приличную работу… человек получает выбор. А в противном случае она получает шиш, и девственность ее достанется тому, кто ничего ей не заплатит и сделает все больно и грубо, да еще и в ярмо ее засадит на правах мужа…
— Да, я согласен.
Ситуация со слов Уонга выглядела совсем не так, как это рисовалось Андрею изначально.
— Еще хочешь пример?
— Да, интересно:)
— Хорошо…, — Уонг задумался. – Подожди здесь, я сейчас схожу и позову одного человека, он как раз должен быть тут, а моя помощница пока поиграет с тобой, если хочешь.
Рука женщины проскочила в его попу так легко, что было просто удивительно – как такое возможно. Смазка, несомненно, играла свою роль, и рука у нее была довольно маленькая, и все равно было трудно представить, что это может быть настолько безболезненным. Андрей откинулся в кресле, поставив ноги на подлокотники, и отдался ощущениям.
Спустя несколько минут кто-то вошел в комнату, но Андрей продолжал лежать с закрытыми глазами.
— Вот и хорошо, — раздался голос Уонга, вот так и лежи, не открывай глаза. – Ты видел в цирке шпагоглотателей?
Андрей отрицательно покачал головой.
— Нет, не люблю цирк.
— Ну не важно. Люди засовывают себе в горло длинные шпаги, которые доходят до самого желудка, если выпрямить пищевод и быть очень аккуратным. Но как ты знаешь, в горло можно засунуть кое что еще… ты помнишь еще ощущения от моего хуя?
Андрей кивнул.
— Он достаточно длинный, так что ты помнишь, как головка пролезала тебе в горло. Но бывают хуи и подлиннее…
Андрей услышал какие-то металлические лязгающие звуки, его ноги сняли с поручней и опустили, закрепив мягкими скобами, тут же закрепили и руки, и мягкая скоба прижала его шею к спинке кресла, затем в рот ему вставили знакомую уже распорку и закрепили голову. Прошло полминуты, и он уже был не в состоянии пошевелиться.
— … и вот как раз у меня сейчас тут человек, у которого очень, очень и очень длинный хуй, и к тому же обычной толщины, и многие из тех, кто уже знает ощущение члена в горле, готовы неплохо заплатить, чтобы почувствовать – каково это, когда член доходит тебе… до желудка!
Андрей дернулся и замычал что-то, открыв глаза, и охуел от того, что увидел. Прямо перед ним болтался невероятной длины член, причем места, откуда он начинался, даже не было и видно из такой позы. Он был чем-то смазан и блестел под яркими лампами комнаты.
— Расслабься, — рассмеялся Уонг, а то ты не почувствуешь удовольствия.
Член надвинулся и головка его залезла в горло.
— Конечно, то же самое можно было делать и искусственным членом, — продолжал Уонг, — но это дурной тон. Ничто не сравнится с живой плотью, и главное – только живая плоть проводит энергию. Глубоко подыши раз десять и задержи дыхание. Делай, что я говорю.
Андрей подчинился, десять раз глубоко вдохнул и выдохнул, так что немного закружилась голова, и тут же хуй словно потек к нему в горло, быстро и все глубже и глубже. Ощущение хуя, продвигающегося вглубь пищевода, было шокирующим, и спустя всего лишь две секунды яйца ударились о его нос.
— Готово! – Довольно прокомментировал Уонг. – А теперь – еби его!
Хуй стал равномерно и быстро скользить взад-вперед, поднимаясь почти до горла и снова опускаясь куда-то аж до самого желудка. Навстречу ему синхронно двигалась рука женщины, и кто-то еще стал с силой сосать ему головку – наверное она же.
— Когда воздуха станет мало, постучи пальцами рук, — посоветовал Уонг.
Андрей знал уже по опыту, что после такой гипервентиляции, если просто лежать, то воздуха хватает примерно на минуту, прежде чем начинается дискомфорт. Он постучал пальцами, и хуй вылез совсем. Еще десять вдохов и выдохов, и все повторилось. Потом снова, и только на четвертый раз Андрея словно ударило наслаждение – это было неожиданно. Он представил себя со стороны – его ебут рукой в попу и хуем, доходящим до желудка, и эта картина показалась ему фантастически развратной – видимо, сказалось то, что он немного привык и успокоился, и тут же вся область пищевода, от горла до желудка, вся эта область тела, которая раньше как бы не существовала для него, стала излучать теплое наслаждение – Уонг оказался прав, и каждый раз, когда хуй скользил всей своей невероятной длиной вглубь, он словно толкал волну наслаждения вглубь, в область пупка, где она сталкивалась со встречной волной наслаждения, прибегающей из попы, и разбегалась широко, аж до самых ребер. Это было невероятное чувство – в какой-то момент Андрею показалось, что даже кости таза и ребер стали излучать наслаждение. Ему бы никогда в жизни такое не могло бы прийти в голову, что кости могут излучать наслаждение, сравнимое по силе с оргазмом, а по глубине и количеству оттенков неизмеримо превышающее его.
— Проняло? – Не то спросил, не то подтвердил Уонг. Он явно хорошо понимал, что сейчас испытывает Андрей — Ну теперь наслаждайся…
Женщина перестала сосать головку, и острые сексуальные ощущения отступили, а на передний план вышло что-то такое, чему он даже не стал пытаться подобрать описание.
Спустя двадцать или тридцать таких повторов, Андрей даже приблизительно не мог оценить их количество, возбуждение немного спало, он подольше постучал пальцами по подлокотнику и покачал ими немного из стороны в сторону. Пока женщина и обладатель невероятного хуя неторопливо и аккуратно освобождали его из «плена», Уонг сидел напротив и посмеивался. Странное чувство физической внутренней пустоты было сейчас внутри него – и ведь он всю жизнь провел с этой пустотой, но только сейчас получил контрастный опыт заполненности ее интенсивными ощущениями. Наверное, что-то подобное испытывал бы такой воображаемый человек, который никогда в жизни не ел и не знал ни голода, ни аппетита, но, поев очень вкусной пищи, теперь научился испытывать удовольствие не только от еды, но и от голода.
Вспомнив «Жюльетту» де Сада, Андрей передернулся – как странно, что эту книгу считают сборищем «извращений», понимая под извращениями необычные способы удовлетворения сексуальных желаний. Какие там на хуй сексуальные желания?? В каждой сцене секса – пытки и убийства, причем тут секс? Де Сад механически соединил описания совершенно диких, психопатических пыток и формальное описание секса, лишенного минимальной чувственности, в котором главная цель – как можно больше раз кончить, и все решили, что эта книга – про сексуальные извращения. Такие книги способны только пробуждать ненависть к сексу…
Освободившись, Андрей нащупал рычаг у подлокотника и привел кресло в вертикальное положение. Он удержал подле себя женщину, которая собиралась встать, и она осталась сидеть у него между ног. Взяв ее за голову обеими руками, он посмотрел ей прямо в глаза. Она не отводила взгляда и спокойно смотрела в ответ. Он обнял ее за плечи, затем дернул за веревочку, стягивающую сверху ее платье. Ей точно было не меньше пятидесяти, но кожа и на лице, и на теле была упругой и чем-то напоминала по ощущениям шкурку дельфина – плотная, гладкая, с перекатывающимися под ней мышцами. Широкая и упругая грудь с крупными сосками. Круглые и крепкие коленки, выглядывающие из-под короткого платья.
Андрей мягко толкнул ее, и она легла на спину. Он взял ее нижнюю лапу – кожа на ней была нежная и гладкая. Он провел языком по подошве, потом еще раз, сильнее.
— Этой женщине пятьдесят лет? – Спросил он.
— Пятьдесят пять.
— Невероятно. Как так получается, что ее тело выглядит менее дряблым, чем у многих тридцатилетних женщин??
— Менее дряблым? – Удивился в свою очередь Уонг.
— Хотя… да, глупо, не «менее дряблым», а оно попросту вообще лишено каких-либо признаков дряблости.
— Это делает секс, — коротко пояснил Уонг. – Не тот грустный перепих по субботам с последующим сливом, а секс.
Андрей понимающе покивал головой. Он задрал платье – женщина была без трусиков. Ее писька оказалась совершенно черной и пухлой. Он лег между ее ног и стал целовать ее губки, едва прикасаясь губами. Никогда еще он не ласкался с такой взрослой женщиной, и даже сами мысли об этом были ему отвратительны, стоило только взглянуть на омерзительные тела тридцатилетних туристок, ткани которых словно уже начали процесс трупного распада, чтобы даже в мимолетных фантазиях обходить тему секса с еще более старшими, а тут… пятьдесят пять лет! Старуха! Андрей приподнялся и лег на нее, обхватив ладонью левой руки ее грудь, а правой направив член в письку. Слово «старуха» неприятно резануло, вспыхнуло отвращение и член упал. Она – старуха, ей пятьдесят пять, крутились в голове механические мысли. Она – охуительно возбуждающая женщина, свежая, сильная, страстная – это то, что он видел перед собой, чувствовал всем телом, вдыхал, чувствовал на вкус. Член снова встал и он засунул его в письку, и от неожиданности вздрогнул – ощущения были такие, словно его член попал в капкан – мягкий, горячий, но капкан. Он попробовал, просто ради эксперимента, вытащить член, и не смог этого сделать! Женщина при этом выглядела совершенно расслабленной.
— Дай ей поиграть с тобой, — посоветовал Уонг. – Доверься ей. Она знает, что ты не хочешь кончать, и она все сделает правильно.
Андрей расслабился и лег, гладя и тиская ее крупные груди. Она повернула к нему голову и он поцеловал ее в губы. Ее писька делала с членом что-то совершенно невозможное. Сначала ему показалось, что его член с очень большой силой отсасывают, затем – как будто кто-то хватает рукой и отпускает, поддрачивая его то от основания к головке, то наоборот. Ее чувствительность к его состоянию была поразительной – стоило ему только начать подходить к оргазму, как она тут же останавливалась и давала ему время. Как-то раз его возбуждение стало особенно сильным и он забеспокоился, что она может начать раньше, чем он отступит от опасной грани, но она не начинала – примерно минуты две они просто лежали без движений – ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы возбуждение снова вернулось к приемлемому уровню. Целоваться с ней было тоже наслаждением – живые, чувственные губы и язычок, и нежность сливалась с возбуждением. И снова возникло то же самое томительное наслаждение в ребрах! Неужели теперь он сможет испытывать эти состояния всегда, когда будет заниматься сексом? Тело словно проснулось, или только начало просыпаться? Что еще можно открыть в сексе?
Андрей поднял голову и посмотрел на Уонга. Тот сидел, положив ногу на ногу, и просто смотрел на них со спокойным выражением лица, и у Андрея возникла в нему сильная благодарность, которая неожиданно переросла в сексуальное влечение. Это тоже было неожиданностью, ведь Уонгу явно было под шестьдесят, хотя тело его тоже не имело никаких признаков старения. Он отстранился от женщины, подошел к Уонгу и сел на корточки подле него.
— Я конечно не смогу пососать тебе так, как умеют они, но мне хочется. Ты дашь мне?
Уонг молча достал свой член и раздвинул ноги. Андрей сел ближе и взял его в руки. Он был наполовину набухший и еще не такой большой, как тогда, когда Уонг трахал его в горло. Сосать не захотелось, зато была интенсивная нежность от того, что он просто держит этот член в руках. Он поглаживал его, прикасался губами, игрался язычком с головкой, потом снова поглаживал, крутил в руках, игрался с ним, и это было очень, очень клево.
— Ну что, может быть тебе хочется узнать, какие еще бывают фантазии у моих клиентов? – С шутливой угрозой в голосе и с улыбкой спросил Уонг.
Андрей рассмеялся, встал и замахал руками.
— Нет, не в этот раз, с меня хватит пока, хватит…
— Хорошо. — Уонг встал и посмотрел на часы. – Итак, я тебя не тороплю. Ты остаешься моим другом независимо от того, примешь ты мое предложение или нет, и всегда будешь желанным гостем в нашем доме, и хоть услуги для тебя и будут платными, мы постараемся, чтобы тебе пришлось платить по-минимуму. Я и сам буду рекомендовать тебя моим клиентам, и если, — он улыбнулся, — мой арабский друг порекомендует тебя кому-то из своих друзей, то я могу пригласить тебя в том же качестве, что и вчера, и у тебя таким образом тоже будет небольшой заработок. Так что думай. Мне нужно серьезное, взвешенное решение взрослого мужчины, поэтому я тебя и не тороплю.