Необходимо понять, что слепая уверенность – это заболевание различения. Есть заболевания тела, а есть заболевание различающей способности человека, заболевание различения. Более всего это похоже на паралич. При параличе тела, та или иная его часть фиксируется в одном положении и начинает умирать в таком обездвиженном состоянии. При параличе различения формируется некая слепая уверенность, после чего сопряженная с нею область восприятий начинает отмирать.
Необходимо отметить важнейшую особенность, связанную с разбором слепых уверенностей. Когда разбирается то, что касается тебя лично, включается множество механизмов самозащиты, сколь абсурдны они бы ни были. Начинает проявляться множество синдромов. В то же время в ситуации, когда идет разбор кого-то другого, человек может совершенно перемениться – откуда-то берется и здравый смысл, и трезвость, и способность подмечать характерные мелочи. Нередко возникает изумление: «как же так, она не видит таких элементарных вещей!». Необходимо, таким образом, давать людям возможность участвовать в разборе слепых уверенностей других людей с тем чтобы они, впоследствии, смогли бы самостоятельно, в подходящем настроении, задуматься и о себе.
Комментарий от Ярки: «Когда я разбираю с кем-то ситуации с её парнями, то мне всё очевидно, легко складывается целостный, непротиворечивый образ ее парня. Но когда я начинаю разбирать своего, то сильно тупею, не могу даже выделить какую-то деталь для анализа, как будто я никогда не делала никаких разборов, мне не приходят в голову простые вопросы и, тем более, другие интерпретации его действий. Достижение ясности даже в мелочи дается с трудом. Образ своего парня словно склеен из невозможных кусочков – каждый кусочек противоречит соседнему, всё это постоянно ускользает от попыток разобраться, оставляя ощущение полной мути. Я как будто пытаюсь зажать в руке воздушный шарик – сжимаю с одной стороны, и он в этом месте продавливается и исчезает, но вылезает с другой и все равно остается нетронутым. У меня от этого еще всегда возникал негативный фон. Я чувствовала себя обманщицей – ведь если мне видны все эти механизмы и дорисовки в других, то значит и в себе я должна все это видеть и легко заменять. Значит я сама должна была давно измениться, а я только другим советы раздаю, а сама не меняюсь, остаюсь тупой. Со стороны кажется очень просто прийти к ясности и после этого измениться. Еще я не понимала, что у другого человека те же самые механизмы, что и у меня – что прийти к ясности и тем более к изменению уверенностей в отношении своих дорисовок намного сложнее, чем в отношении чужих. Поэтому я ждала быстрых изменений от человека и испытывала недовольство, когда этого не происходило.»
Комментарий от Гямцо к комментарию Ярки: «Когда какая-нибудь девушка описывает, как ее урод-муж внушал ей, что она не способна испытывать симпатии, или что она некрасивая и т.д., и она всему этому верит, позволяет формировать в себе эти убивающие слепые уверенности, то мне удивительно — как она может в это верить! Но ведь я и сама точно так же верила своим мужьям. Так что мне это удивительно, только если я смотрю на эти ситуации со стороны.»
Существует своего рода «железный занавес» вокруг семьи: «мусор из избы не выносить». Такая же информационная блокада создается любыми тоталитарными режимами, и ее цель – разобщить людей, не дать им возможности обмениваться опытом. Заговор молчания вокруг внутрисемейных отношений, превращение этих тем в табу – всё это полностью устраивает садистов, насильников и рабовладельцев. Проще всего внушать человеку уверенности, которые делают его послушным и управляемым, когда тот находится в изоляции, и самой удобной формой изоляции оказывается мораль. Это же очень удобно – человек кажется совершенно свободным, на нем нет цепей, он не сидит под арестом – его охраняет его мораль, его «неловко», «неудобно», «стыдно», «я сама виновата», «зачем выносить сор из избы» и т.д.
Интересно, что внушаемые слепые уверенности деструктивны всегда, во всех случаях, а не только в тех, когда человеку внушается его низменность, презренность. В качестве примера приведу пример противоположного внушения – ниже цитата из того, как Риса описывает процесс превращения ее в надменного, презрительного и высокомерного монстра:
«Родители внушали мне, что я барышня, белоручка. Поразительно то, что я совершенно забыла об этом, вспомнила только сейчас всё то, как они шаг за шагом, день за днем внедряли в меня эту уверенность. Тётки часто собирались и говорили — вот найдешь себе богатого мужа, будете разъезжать на машинах, и всю работу будут слуги делать. Если кто-то один говорил мне сделать какую-то работу, то другой часто говорил, что мол она еще успеет, или она себе мужа богатого найдет и ей не нужно работать. Хотя при этом всё же работать меня заставляли часто.
Мне внушали постоянно и упорно, что я могу, как моя бабка, растолстеть от горя и депрессий, меня даже уже начинали за это жалеть (!), тем самым подчеркивая неотвратимость этого. Мне говорили, что я «голубых кровей» — не из-за этого ли у меня теперь такая патологическая гордость и высокомерие, из-за которого я чуть было вообще не потеряла возможность общаться с мордо-беженцами?»
Интересно, что при этом Риса подвергалась и обычному внедрению уничижающих уверенностей со стороны подруг, завидующих её красоте – так уверенность в том, что она уродливая (при том, что она чрезвычайно красивая девочка), совмещенная с уверенностью в том, что она выше всех, привело к созданию гремучей смеси ядовитых уверенностей, разъедающих ее психику, уничтожающих её жизнь.
Удивляет та покорность, с которой красивые и умные девочки начинают считать себя умственно неполноценными, уродливыми, если это им внушает муж. Ручей предложил такое объяснение: «к примеру, муж обращается с девочкой как с дерьмом. Следовательно (с ее точки зрения) или он — дерьмо, или она – дерьмо, и значит муж обращается с ней правильно. Но девочка его любит, а значит он — не дерьмо. Остается один вариант. Еще пример: муж вообще не тискает девочку. Или он бревно, или она — некрасивая. Раз он любимый муж, то он — не бревно. Поэтому она начинает считать себя некрасивой, чтобы сохранить (образ) мужа».
Разумеется, что когда я говорю о «внедрении уверенностей», о «планомерном внушении» я не имею в виду то, что непременно существовал некий план, заговор (хотя в ситуациях с мужьями и женами такое тоже бывает часто). Тем не менее, согласно плану или нет, но слепые уверенности внедряются одними людьми в других с помощью совершенно конкретных слов и действий, постоянно, пока не будет достигнут результат. Это, разумеется, также всё является итогом действия слепых механизмов в людях.
Риса: «важно понимать, что почти всё насилие происходит с улыбкой и убеждением в заботе. Очевидное внушение не так легко внедряется, как то, которое замаскировано под родительскую или супружескую любовь, дружбу и т.д. И от очевидного внушения легко отказаться, а от такого, которое, как «скрытая реклама», вползла в тебя как троянский конь, как вирус, почти невозможно, если не предпринимать целенаправленного лечения. Это похоже на внедрение вируса — незаметно, с вкусной пищей, или когда больной человек приходит к здоровому, целует его, обнимает приятно, и заражает своим вирусом.»
Иногда бывает и так, как это описала Мышь – в результате совместных усилий по самогипнозу: «я верила, что у каждого человека есть половинка, и мы с мужем на протяжении шести (!) лет занимались «практиками синхронизации» — рисовали картинки друг друга, чтобы стать полностью идентичными и т.д., у нас был ритуал частого говорения друг другу «я буду вечно с тобой, я никогда тебя не брошу».»
Мангра занималась тем же самым – испытывая сильнейшую жалость к себе, чувство полного одиночества, и найдя, наконец, себе такого мужа, который ее не бил, а всего лишь использовал как дырку, она клялась ему что никогда его не бросит, что всегда будет его любить – результатом явилась, само собой, болезнь раскола ясности и уверенности, повлекшая за собой последующие тяжелые синдромы.
«Железный занавес», то есть полный моральный запрет (табуизирование) на обсуждение внутрисемейных дел не имеет четко очерченных границ, что приводит к тому, что «на всякий случай» эти границы расширяются беспредельно. Например, если одна девушка начнет рассказывать другой о своих проблемах в сексе, разве можно при этом ненароком не выдать те или иные «семейные тайны»? Между тем, если бы люди так же открыто говорили о своих болезнях восприятий как они говорят о заболевании гриппом, ситуация бы резко изменилась уже в силу одного этого факта открытого обмена информацией. Приведу один пример. Известно, как много мучительных комплексов связано у девочек с грудью – с ее размером, с ее ростом. Некоторые умирают со стыда из-за большой груди, в то же самое время их соседки дико стесняются груди маленькой, и обе не знаю, что их третья подруга вообще не имеет никаких комплексов такого рода. Если бы они просто открыто обменялись этой информацией, то вполне возможно, что острота этой болезни существенно бы уменьшилась – ну правда ведь, довольно глупо до смерти стесняться маленькой груди, когда твоя подруга, стоящая рядом, оказывается до смерти стесняется большой! Некоторые описания, думаю, будут показательными:
Девочка Юля: «Грудки – это очень стыдно. Я бы хотела, чтобы у меня вообще не было сисек. Мне приходится одевать стягивающую одежду под еще одну плотную кофту, чтобы было не видно сисек. Я часто измеряю рукой, увеличилась ли грудь, и плачу, если кажется, что увеличились. Пацаны смеются над тем, что у девушки есть грудки, они говорят «дойка», пытаются схватить за сиськи девчонок. А те девочки, у которых большие грудки, вообще в центре насмешливого внимания – и девчонки смеются «юлька-большие-сиськи», и пацаны только и говорят и смотрят на их сиськи, пытаются трогать, насиловать, затискивать за шкаф в классе. Папа и мама говорят, что я уже становлюсь «фигуристая», что у меня «формы» появляются, что у меня уже «что-то трясется, когда я бегаю или прыгаю». Папа пытается хватать за попу, грудки, тыкать пальцем в лобок. Блин, как он меня достал, куда бы сбежать от всех. Пусть он сдохнет. Это мучительно, я ненавижу их, когда они так говорят, и ненавижу себя за то, что у меня «формы», что грудки растут, что попа трясется, когда я бегаю или прыгаю. Я хочу быть плоской и очень худой, чтобы у меня ничего не тряслось. Мне не повезло. Мне только 12 лет, а что будет потом – потом все вырастет, и я вообще умру от стыда. Ненавижу весь мир. Хочу уйти и жить в лесу. Хочется просто узнать, что отец и все мужики, которые смеялись – умерли. От матери просто хочется уйти, не жить с ней, но не убивать, сказать ей, что мне надоело, что делают то, что я не хочу, что унижают меня, смеются надо мной, что она рассказывала мои секреты отцу, мне надоело. Просто хочется уйти, забиться туда, где только лес, или горы, и никого нет. Мне внушили, что все, что делает тело девочки телом девочки – писька, грудки, попа, ляжки – это противно, стыдно, неловко, это недостаток, при котором я уже несвободна, я уже урод.
Очень обидно, что я так себя обманула, убедила, изуродовала, долго жила с этим до сих пор. Пока не вытащила это, не описала, у меня было больше мути на эту тему. У меня ща изменилось отношение к девочкам, к тельцам, они мне нравятся, нравится смотреть, тискать, но отвращение к телам еще возникает.»
(Для справки – у этой девочки МАЛЕНЬКИЕ грудки! Так что реальность не имеет как правило никакого отношения к слепым уверенностям).
Рассказ другой девушки:
«Когда у меня в 12 лет совсем немного начали расти грудки (только сосочки стали крупнее, еще никаких больших грудок не было), я ужасно стеснялась своего тела. Помню, что была в пионерском лагере, все дети купались в озере, мне сильно хотелось купаться с ними, а купальника у меня еще не было, и я сидела на берегу и мучилась. Потом надела футболку, пошла в ней купаться. В школе, когда грудки выросли, в 14-15 лет, я скрывала их под широкими свитерами, бесформенными платьями. Мне казалось, что это очень, очень постыдно, когда у девушки есть грудки. Начала сильно сутулиться, т.к. мне все время хотелось их скрыть. Когда я болела лет в 13-14, мать водила меня к домашнему врачу-терапевту. Это был мужик — обычный врач, никакого насилия от него я не помню по отношению к себе. Но каждый раз идти к нему было для меня огромной пыткой — потому что надо было снимать одежду, чтобы он меня прослушивал, и тогда бы он увидел мои грудки. Это сопровождалось стыдом на 10, страшными мучениями. Помню, что перед каждым походом к врачу я рыдала, умоляла не идти. Сейчас это кажется абсурдом, но у меня была какая-то патологическая стеснительность ко всему, что было связано с моим телом.»
(У этой девушки – большие грудки).
И вот – третий рассказ:
«Мне незнакомы эти проблемы. Я не помню, что стеснялась, когда грудки расти начали — наоборот, гордилась, старалась одеть футболку, в которой бы грудки казались больше. Хотела побыстрее начать носить лифчик — это был признак того, что у меня уже есть грудки как у красивой девушки. Каждые полгода ходила к мужику-хирургу на осмотр — не было стыда, было приятное стеснение и ПЭ. В целом воспринимала это как приключение, смеялась с подружками над этим.»
Если бы все эти девушки, если бы другие девушки с разными грудками откровенно общались бы друг с другом, рассматривали бы друг друга, то вероятность того, что их психопатия достигла бы таких фантастических высот, была бы очень маленькой.
До сих пор мы рассматривали так называемые «внедренные уверенности» — то есть такие, которые возникают в основном в результате внешнего давления, более или менее целенаправленного. Существуют и другие пути возникновения слепых уверенностей, например – «импринтинг», то есть уверенность, существующая по принципу «возникла – и осталась». Как схлопываются челюсти бульдога, как заклинивает лифт в шахте, так иногда и заклинивает возникшие уверенности. Покажу этот механизм на примере:
«Я отчетливо помню момент, когда влюбилась в мужа-алкоголика (Г). Когда раньше я встречалась с парнями, они либо отказывались лизать ножки («ты же ими по полу ходила!»), либо лизали очень брезгливо, еле касаясь языком. Никто никогда не говорил, что им это нравится. И тут я спрашиваю Г, нравится ли ему лизать ножки, и он говорит «да, очень нравится, меня это возбуждает, я своей девушке часто вылизываю ножки» — и всё! С этого момента из обычного спившегося урода он превратился в нежного мальчика. Ножки он, само собой, потом лизал так же брезгливо, как и все, и только когда я ему говорила, а не по своей инициативе. Но образ нежного мальчика рассасывался ещё долго.»
Поразительно, но такие эффекты очень распространены, и я много раз это наблюдал. Например, когда девушка знакомится с парнем через какой-нибудь сайт интернет-знакомств, они обмениваются краткой информацией о себе. Зачастую эта информация уже вписана в их профайл. И вот, предположим, парень говорит девушке о себе: «я нежный, добрый, никогда не злюсь». Дальше их отношения могут развиваться как угодно – от дружбы до полного отторжения, но если устроить слепой тест, то он покажет, что девушка в любом случае считает его нежным, добрым и не злящимся. Если юзерпик у человека – фотка или рисунок нежной девушки, то парень начинает верить, что она нежная, и эта уверенность впоследствии уже если и меняется, то с большим трудом. Это приводит к удивительному выводу: если ты хочешь, чтобы люди тебя воспринимали, к примеру, добрым, то говори о себе тупо, не мудрствуя: «я добрый». Возьми себе ник «dobryi_paren», используй юзерпик с чем-нибудь «добрым», самым первым делом скажи о себе, что ты добрый и повтори это раз 10 в разном контексте – всё, импринтинг сработает – дальше ты можешь вести себя как угодно, тебя будут считать добрым парнем, у которого, конечно как у всех бывают «срывы». Примитивный механизм.
Комментарий от Лин: «Мой муж около четырех лет вдалбливал мне, что он спокойный, миролюбивый, дружественный человек, и что всё, что он хочет — это мирные, тихие отношения. При этом почти каждый день у него случаются припадки гнева, когда он орет на меня из-за полной ерунды. Он меня гипнотизировал тем, что это происходит, потому что у меня такой скверный характер, и он не может на меня реагировать по-другому. И я в это верила, верила в то, что он мирный, дружественный. Около года назад я перестала с ним ссориться, вообще. Он остался тем же психом, разумеется».
О том же пишет Эрик Бёрн: «богатая женщина не становится бедной, если теряет деньги, — она остается богатой, испытывающей временные финансовые затруднения; бедная девушка, получившая много денег, не становится от этого богатой. Обычна позиция: «я хороший человек, хотя и совершаю плохие поступки». Тот, кто занимает такую позицию, ждет, что с ним всегда будут обращаться как с хорошим человеком, и чувствует себя оскорбленным, если сталкивается с другим отношением. Так, М. утверждает, что он хороший муж, хотя каждую субботу напивается и избивает жену. Что еще поразительнее, его жена С. поддерживает его утверждение, говоря: «Как можно сердиться на человека, который в прошлое Рождество подарил мне цветы?» С другой стороны, С. абсолютно убеждена в своей честности, хотя откровенно лжет и крадет деньги из бумажника мужа. И он всю неделю поддерживает ее позицию. Только в субботние вечера она называет его — бездельником, а он ее — лгуньей. Поскольку брак основан на взаимной договоренности не замечать несоответствий, каждый из них возмущается, если им указывают на эти факты».
К самостоятельной форме формирования слепых уверенностей можно отнести «невольное внедрение».
Ручей: «в ряде ситуаций бОльшая часть такого программирования происходит не фразами, а поведенческими реакциями — интонациями, подбором слов, жестами и т.д. Например, мальчик посмотрел на грудки, сморщился — а у девочки тут же возникло или укрепилось чувство собственной ущербности (ЧСУ) и уверенность в своей некрасивости. Поэтому считаю, что даже простое нахождение неподготовленного человека рядом с бесчувственными людьми должно приводить к появлению или укреплению таких слепых уверенностей, так как любая уверенность будет проявляться у ее носителя и легко расшифровываться окружающими и перениматься ими».
Слепые уверенности в своей неполноценности могут перениматься даже вопреки смыслу того, что сообщают человеку! Например парень, видя, что у девочки маленькие грудки и испытывая недовольство этим и считая это ее недостатком, может из дружественности начать ее успокаивать, подбадривать, но как бы он ни старался, обмануть девочку будет очень трудно – крайне трудно избежать неестественности в интонации и подборе слов, когда неискренен, и поскольку для девочки это вопрос важный, она легко уловит, что он ее подбадривает, и отсюда сразу поймет, что сам факт подбадривания уже говорит обо всём. Тут не нужно таких длинных рассуждений, которые я привожу – такие вещи расшифровываются моментально. В итоге, парень, подбадривая и успокаивая свою девочку, может просто вбивать в неё уверенность в своей неполноценности.
В раннем, и видимо не только в раннем детстве дети перенимают слепые уверенности от взрослых именно так – по мимике, интонациям, жестам, что и приводит к тому, что уже годовалый ребенок, обладая минимальным запасом слов, нередко уже является готовым психопатом, испытывающим стеснение голого тела, имеющим определенные моральные установки, наученным тому – за что надо испытывать чувство вины, чего надо стыдиться и т.д. Ярка как-то писала, что в 3 года, когда она впервые начала драчить, у нее уже было восприятие мастурбации как чего-то стыдного, хотя она и не помнила, откуда могло возникнуть такое отношение. Возможно, оно и возникло как раз после наблюдения негативной эмоциональной реакции взрослого.
Скунс написала интересное наблюдение на эту детскую тему: «Когда мне было 7, а моей племяннице — 2 года, я показывала ей как получаются дети — взяла две куклы и терла их голыми письками друг о друга, говорила что так они трахаются. Сестра это увидела и пошла со смехом рассказывать матери. Меня за это не ругали, не говорили что это стыдно – не было никаких внушений, наказаний, псевдо-доверительных разговоров — ничего, и все равно после той ситуации я каким-то образом отлично поняла, что меня не ругают только потому, что я еще маленькая, а вообще это стыдно. Это был один из тех случаев, после которых я поняла, что все, что связано с трахом — стыдно и должно скрываться. И после той ситуации я прочно превратилась в закомплексованного ребенка, имеющим «правильное» отношение ко всему сексуальному».
Скунс: «я всё понимала по тому, что бывшие мои парни делали какую-то паузу перед тем как ответить на вопрос — считают ли они меня красивой или симпатичной. Почти все немного молчали сначала, а потом говорили – «ну ты конечно не красивая по типичным стандартам, но в твоем лице есть что-то приятное». От этого только увеличивалась уверенность, что я уродина и лучше не спрашивать. Кстати, без моих вопросов они никогда не говорили, что им нравится моё лицо, или что у меня красивое тельце. Еще есть вариант – «для МЕНЯ — ты симпатичная». Типа это показатель его влюбленности. И мне становилось понятно, что вообще-то я некрасивая, и никто кроме моего мужа меня не полюбит, мне нужно ценить то, что я имею.»
Каури: «стало понятно, откуда я уже в четыре года знала, что голое тельце и секс — это мерзко и постыдно. Я не помню, чтобы со мной говорили о сексе до этого. Но когда в четыре года я смотрела с матерью фильм и увидела прозрачный купальник на девушке, я испытала очень сильное возбуждение и сильный стыд. Хотелось сбежать от матери.»
В ситуациях невольного внедрения трудно предъявлять какие-то претензии – ведь если мать стыдится секса, то получается, что даже если она имеет прогрессивные взгляды и не намерена ни ругать, ни как либо подавлять и ограничивать своего ребенка в его развитии детской сексуальности, то и в этом случае ребенок перенимает присущий матери стыд и чувство вины. Но эта книга не о поиске виноватых, а о том – что происходит и что с этим можно сделать, как возникают эти болезни – «слепые уверенности», как предотвращать их усиление, как защищаться от них, как их вылечивать, и именно на эти вопросы мы попробуем дать практические ответы, основанные на дальнейших исследованиях.
Введем термин «сцепленные уверенности» (СУ) для описания ситуации, когда вслед за одной уверенностью сразу автоматически возникает другая. Например, за уверенностью «он добрый» следует уверенность «я должна любить его», или «я не должна отказывать ему».
Быстрых излечений почти не бывает. Каждое требует времени, причем зачастую – значительного и весьма значительного – месяцы, годы. Тем не менее, излечение даже от одного синдрома может привести к ускорению процессов развития человека. И все же это – годы. Надежды на более быстрое излечение совершенно беспочвенны и оправдываются в исключительно редких случаях. Люди, способные изменяться так быстро, что им требуется лишь месяц-два на излечение от какого-либо синдрома, крайне редки – может быть один из несколько сот тех, кто вообще берется за эту задачу.