Утром, зайдя в палату к Реми, я застал там весь выводок. Почему-то они все были голыми выше пояса. В углу сидела Клэр и, встретившись со мною глазами, отрицательно покачала головой. Приборы попикивали все в прежнем режиме, но Реми по прежнему была без сознания, и ее грудь тоже была обнажена.
Пупсы занимались чем-то странным. Они по-очереди ложились на Реми, прижимались своей голой грудью к ее и, судя по их напряженным телам, что-то пытались сделать.
— Уже догадались, в чем тут дело? – спросил я.
— Догадались, но толку-то, — ответила Васка, слезая с Реми. – У тебя тоже ничего не получилось?
— Не получилось что? – Не понял я. – Все, что стало ясно мне, так это то, что нам опасно подставлять свою грудь под прямые лучи Солнца. Магнитное поле Марса почти нулевое, защиты от магнитных возмущений, вызванных солнечными протуберанцами, почти нет. Насколько я помню, магнитная индукция солнечных пятен огромна, порядка десяти, пятнадцати, а то и двадцати тесла. И если не повезет, то точечный магнитный выброс – сам по себе некрупный, локализованный, но огромной силы, может ударить в подставленное Солнцу тело, и тогда происходит что-то такое, что вот мы и видим. Реми не повезло. Ровно в тот момент, когда она игралась, купаясь в солнечных лучах, ее и настиг такой выброс. Насколько я понимаю, она это чувствовала и раньше – то, что солнечные магнитные выбросы словно играют с ее магнетаром, но вместо того, чтобы рассказать нам и вместе оценить ситуацию, она просто решила поиграть.
— Ее магнетар сильно раскручен, — пояснила Васка, в то время как Сучка в свою очередь легла на Реми и прижалась к ее грудкам. – Слишком сильно, в этом-то и дело.
— А… я до этого не догадался. Как вы узнали?
— А ты прижмись своей грудью к ее, и поймешь.
— Ладно… подождав, пока Сучка слезет, я стащил с себя футболку, лег на Реми и аккуратно прижался к ней.
Первое, что я отметил в этот раз – это то, что потребовалось некоторое мое волевое участие, прежде чем наши магнетары пришли в какое-то взаимодействие. В этот раз я еще не смог четко зафиксировать, какого рода волевое усилие необходимо – видимо, это нащупается позже, но чисто интуитивно у меня уже это стало получаться. Раньше казалось, что это происходит само собой, но по-видимому, по мере того, как мое тело, мой мозг привыкали к наличию этого поразительно нового… явления в моем теле, автоматически возникали и инструменты его контроля. Возможно, это как раз и связано с появлением новых веретенообразных нейронов?
А затем началось что-то странное. До сих пор мы не прилагали особенно много усилий к тому, чтобы вырабатывать какую-то терминологию, поскольку сами ощущения, переживания, связанные с магнетарами, были все еще слишком смутны, трудноуловимы различающим сознанием, и понимание того, что стоит немного подождать, и мозг постепенно сам сформирует соответствующие структуры, и все эти вопросы решатся легче, не способствовало активным попыткам заняться этим вопросом. Но вот смутно определяемое понятие «скорости внутреннего вращения» постепенно, пусть даже и временно, прижилось. Эта аналогия с вращением казалась подходящей более всех других к тому, что мы испытывали, пытаясь вчувствоваться во внутреннюю жизнь огненного клубка. Поэтому термин «спин» пока что у нас прижился. Так вот, прижавшись грудью к Реми и позволив моему магнетару войти во взаимодействие с ее, я почувствовал, что скорость вращения начинает возрастать так же, как это происходит во фрикционном механизме, когда один вращающийся диск за счет сил трения передает свой вращающий момент другому диску, прижатому к нему.
Мой магнетар определенно начал все сильнее и сильнее ускоряться, закручиваться все более и более мощно, причем этому сопутствовали какие-то изменения и в моем сознании. Опять-таки трудно было сформулировать четкие признаки этих изменений, но они определенно были, и определенно это вызывало некую тревожность.
Спустя уже пару минут настал момент, когда я понял, что имеющихся у меня навыков прекращения контакта недостаточно, чтобы разорвать связь наших магнетаров, которая вдруг стала необычайно прочной. С некоторым усилием я приподнялся, встав над Реми на коленках, и тогда мне это удалось.
— И у тебя не получается, — мрачно подтвердила Васка, глядя на мое немного ошалевшее выражение лица.
— Да… но по крайней мере мы теперь что-то можем сформулировать, — пробормотал я.
Дверь в палату открылась, и вошли Конрад и Джудит, настоявшая вчера на том, чтобы сопровождать меня и Реми до Пандоры, хотя в итоге нам и пришлось провести восемь часов в гекконе в несколько стесненных обстоятельствах.
Джудит взглянула на приборы и удовлетворенно кивнула.
— Пока все в норме, — произнесла она и стала вполголоса советоваться с Конрадом насчет целесообразности поддержания работы сердца Реми каким-то препаратом и насчет того, когда пора начинать вливать в нее внутривенно какую-то питательную жидкость.
Я оставил на их совести чисто медицинские аспекты этого вопроса, и вслушиваться не стал.
— В качестве рабочей гипотезы можно принять, что под влиянием магнитной вспышки на Солнце, дотянувшейся до Марса в этот неудачный момент, магнетар Реми приобрел необычно мощное вращение. Это раз. Насколько я заметил, и думаю, что это заметили все вы, состояние сознания меняется при ускорении вращения во время… фрикционного контакта наших магнетаров. Видимо, это произошло и с Реми – скорость вращения ее магнетара резко выросла, и изменение ее сознания стало таким резким, что… получилось вот то, что мы видим.
— Мне кажется, что ее скорость замедляется, когда мы пробуем ее притормозить, соприкасаясь магнетарами, — заметил Кай, — но слишком долго мы это выдерживать не можем, не рискуя тоже куда-то провалиться. Мы попробовали вместе, по очереди, ее притормаживать, но мне кажется, это бесполезно, во всяком случае я не чувствую изменений, когда после паузы снова соприкасаюсь с ней.
— Джудит, — прервал я их консилиум с Конрадом, — я сейчас кое-что сделаю, а ты посмотри за энцефалограммой, будут ли какие-то изменения…
Я снова лег и прижался к груди Реми, и от прикосновения к ее упругим пухлым грудкам, выросшим к этому моменту до второго размера, возник всплеск нежности и сексуального желания.
— Ну что там? – Поинтересовался я, снова приподнимаясь и тяжело дыша. Пожалуй, так далеко заходить не стоило, рискованно…
— Изменения есть. Определенно есть. Я затрудняюсь вот так сходу их четко интерпретировать, но мозговая активность заметно усилилась. Я бы пожалуй сказала, что сейчас она была близка к выходу из своего транса.
— Понятно… а что, если попробовать притормозить ее вдвоем? Кай, ползи сюда…
Со стороны наверное было прикольно смотреть, как взрослый мужчина и парень-подросток пытаются одновременно прижаться к обнаженной груди девочки-подростка, но сейчас у нас было не то настроение, чтобы шутить и искать комические стороны.
Как ни странно, у нас все получилось, и спустя несколько секунд после того, как я «примагнитился» к Реми, Кай кивнул мне, сообщая, что он тоже.
— Главное, без экстремизма, понял? – Произнес я. — Мне не нужно тут еще одного бесчувственного марсианина.
Спустя две минуты я отвалился и отпихнул Кая. Тот сполз на пол и казался уставшим.
— Ну и что там?
— Мне кажется, что ее мозговая активность сейчас была довольно близка к норме, — задумчиво произнесла Джудит.
— Но недостаточно близка, значит, раз сейчас все по-прежнему… и никаких остаточных улучшений?
— Никаких. Когда вы отвалились, ее состояние полностью вернулось в исходную точку. Никаких накоплений улучшения не происходит. Ну во всяком случае, по энцефалограмме я этого не вижу, так скажем.
— Значит надо или навалиться и суметь ее целиком вытащить оттуда, либо ничего не выйдет.
— Квантованность, — пробормотал Конрад.
— Что? – Не понял я.
— Вспомни, что рассказывал Хидэки. Магнетизм имеет квантовую природу. За магнетизм отвечает в том числе и спин. Спин не меняется плавно, а приобретает дискретные значения. Так же и тут.
— Квантовые эффекты на таком макроскопическом уровне? – С недоверием возразил я. – Впрочем, это не так важно. Судя по тому, что мы видим, можно принять гипотезу квантования… сознания, что ли. Сознания, зависящего от магнетара. Вполне можно допустить, что спин магнетара, то есть скорость его внутреннего вращения, меняется скачками, а не плавно, ну или по крайней мере у него есть определенные стационарные уровни, и соответственно, если наше сознание пока что привыкло лишь к одному уровню, но не привыкло к другому, то вот мы и имеем то, что имеем.
— Ты, Макс, ведь довольно долго привыкал к своему магнетару, пока не пришел в себя.
— Да… было такое.
— Так может просто дать ей время? Вдруг она приспособится?
— А вдруг нет?
— Но Макс, — Конрад положил мне руку на плечо, видимо для вящей убедительности, — сейчас чисто физиологически все параметры ее тела нормальны. Не исключено, кстати, что наши попытки вытащить ее с ее нового уровня могут ей быть неприятны, мешать, тревожить как-то, ведь мы ни черта не знаем об этом. Сколько уже раз оказывалось, что человечество упорно борется с чем-то, что по мнению ученых мешает нам жить, а впоследствии оказывается, что боролись мы со своей тенью, и на самом деле тело само отлично разбирается в том, что ему надо?
— Тут сплошные вопросы, Конрад, — согласился я. – И все-таки если человек лежит без сознания, то я бы скорее интерпретировал это как нечто негативное, а не позитивное.
— Мы могли бы точно то же самое сказать, когда без сознания валялся ты сам после первого контакта с бегемотами… тут нельзя все мерить привычной линейкой. Человек эволюционирует. В данном случае наша… ну то есть ваша эволюция пошла в несколько необычном направлении, в направлении гибридизации с неорганическим сознанием. Что вообще тут можно знать заранее?
— Так или иначе, вы же ничего не можете изменить, так о чем спорить? – Вмешалась Джудит.
Этот аргумент оказался весомее всего, что до сих пор произнесли мы с Конрадом.
На несколько минут воцарилось молчание.
— А что если я просто возьму это вращение от нее? – Предложил я. – Я старше, сильнее, выносливей. Я приму момент вращения на себя, затормозив тем самым ее. Она вернется к нормальному сознанию…
— Ты в этом вот так вот прямо уверен? – Перебил меня Кай. – А что если закрутит и тебя, а ее не остановит?
— Ну… да, я не могу быть в этом уверен.
— Ты не можешь идти на такой риск, Макс, — уверенно заявила Клэр. – Если бы ты сейчас был на моем месте, ты сказал бы то же самое.
— Черт…
Я уселся на полу рядом с Каем, откинулся назад и оперся на руки, скрестив ноги.
— Ну что, мы просто будем ждать?
— Давай подождем. – Джудит подошла к Реми и снова что-то вколола ей в вену. – Пока будем просто оказывать поддерживающие действия, давать питательный раствор, контролировать работу органов… ведь пока все хорошо, ну чисто физиологически я имею в виду. Давай подождем и не будем бороться с тем, о чем мы ничего еще не знаем. Конрад прав. Человечество слишком часто боролось с чем-то, забывая о том, что у нашего тела есть собственное сознание, и что мир отнюдь не заполнен всякими врагами в виде микробов-убийц, которые только и жаждут уничтожить род людской.
— Мы еще совсем недавно даже с гриппом боролись и с высокой температурой! – Воскликнул Конрад.
— Да, было такое:) – улыбнулась Джудит. – Очередной идиотизм человеческого интеллекта, возомнившего о себе. Один из минусов, одно из побочных негативных последствий развития науки. Разум человека, овладевший лишь самыми начальными познаниями, начинает впадать в гордыню всезнания и в паранойю извечной враждебности человека к окружающему миру, включая других людей… и начинаются войны, в которых человек, сам того не понимая, воюет против самого себя и против тех, кто на самом деле к нему дружественен. Своими руками разрушая складывающийся симбиоз, человек является, наверное, самым большим посмешищем в глазах… в глазах не знаю кого:)
— Господа Иисуса! – Воскликнул Конрад, выпучивая глаза.
— С господом иисусом мы разобрались в соответствующей статье конституции, — встрял я, — так что…
— Пример с гриппом в самом деле показателен, — тоном лектора произнесла Джудит, садясь на стул. – Это же была просто повальная паранойя, изобретались антибиотики, которыми люди просто уничтожали свои тела. Вирус гриппа непрерывно мутировал, а люди все вгрохивали миллиарды и миллиарды долларов. При первых признаках высокой температуры человек немедленно заливал в себя литры сбивающей температуру препаратов… ну, конечно, на самом деле все не совсем вот так…
— То есть? – Не понял я.
— Если бы речь шла просто о глупости и недальновидности ученых, вопрос был бы решен гораздо раньше. Все-таки научное сообщество имеет своего рода иммунитет от заблуждений. Любой ученый, если это ученый, а не ремесленник и не корпоративная проститутка, знает изначально, впитывает с молоком своей университетской альма-матер, что наука всегда идет путем создания, отрицания, корректирования, и его ум изначально готов к восприятию критической точки зрения, что и ведет в конце концов к преодолению заблуждений. Но ведь мы живем в мире корпораций, не забывайте об этом.
— Мы уже нет:) – заметил я.
— Ну да… на Марсе корпорации знают свое место… пока что…
— Нет, не «пока что», Джудит». Все-таки власть царей, ханов и корпораций всегда базируется на невежестве и соглашательстве. Марсианское общество находится на слишком высоком уровне, пути назад уже нет, как нет пути назад к рабству или феодализму.
— Надеюсь, что так… Но в прошлом, да во многом и сейчас на Земле могущественные фармацевтические корпорации ведь кровно заинтересованы в том, чтобы те ученые, которые осмеливаются популяризировать или даже хотя бы высказывать точку зрения, которая сейчас нам кажется такой очевидной, поскорее исчезали и предавались анафеме. И в итоге такого корпоративного террора совершенно очевидные вещи удавалось скрывать, а когда их невозможно было скрыть, они просто преследовались всей силой корпоративной же прессы, обозначались как шарлатанство. Кто мог попереть против такой силы… Миллиарды людей, тупо, как стадо, шли в аптеки и покупали себе очередные жаропонижающие средства, очередные противовирусные препараты против очередного штамма гриппа, тем самым вливая все новые и новые миллиарды в бюджеты корпораций, которые в свою очередь питали все новые и новые реки мозгопромывочной пропаганды. Все больше стресса, все больше раковых заболеваний, все активнее вирусы гриппа, призванные самим человеческим организмом во спасение от раковой эпидемии, все активнее война с гриппом, набивающее карманы корпораций и уничтожающее попутно все вокруг… ну по типу «войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется», и тогда уже почти и не осталось камня на камне и в конце концов человечество и село в раковую лужу, и кстати во многом там и сидит. Эпидемия рака высекла нас, и кое-кого научила уму-разуму. Но в отсталых странах эта паранойя по-прежнему сильна, и надо сказать, что корпорации пытаются это поддерживать.
— Как опиумные войны, — вставил я.
— Да, похоже. Но если опиумные войны вели британцы против китайцев, с удовольствием наблюдая, как вымирает целая нация, пополняя их кошельки, то современные корпоративные войны уже давно не носят расово-национальный характер. Корпорация готова убить каждого, кто поддается распространяемой ею паранойе и готов пойти в аптеку покупать лекарства. Корпорациям глубоко насрать, что если человек переболеет гриппом, поваляется с высокой температурой недельку, то после этого его иммунная система испытывает почти что второе рождение, а вероятность того, что присутствующие почти в каждом организме раковые клетки превратятся в убийственный рак, уменьшается в ближайшие несколько лет в десять-двадцать раз. Зачем это им? Ведь лучше выдоить человека. Сначала он исправно ходит и покупает «лекарства» от высокой температуры и гриппа. Эти лекарства дешевые, налетай, раскупай, всем доступно, мы боремся за ваше здоровье, смотрите как все дешево! Затем человек, обдолбанный антибиотиками, антивирусными препаратами и препаратами, сбивающими температуру, приходит в аптеку снова, теперь ему нужны препараты, восстанавливающие микрофлору и повышающие иммунитет. Это уже обойдется в копеечку, это уже дорого, но люди будут покупать, если есть деньги, ведь жить хочется. А потом наступает апофеоз, и фармацевтические корпорации исполняют оду «К радости», когда толпы людей, в которых иммунитет откидывает копыта и безобидные, легко уничтожаемые раковые клетки превращаются во все более и более всесильный рак, покорно ползут снова в аптеки и покупают теперь уже дорогие, сверх-дорогие и безумно дорогие средства от рака. Эти средства позволяют оттянуть смерть от рака на годы и иногда даже десятилетия, но намертво привязывают людей к своим пилюлям. Каждый такой человек становится пожизненным донором, и присосавшиеся пиявки сосут и сосут.
— Картина какая-то совершенно убийственная. Сюжет для апокалиптической ненаучной фантастики:) – заметил со вздохом Конрад.
— Увы, это реальность. Для многих людей на Земле это по-прежнему грустная реальность. Ну пути решения проблемы стары, как мир. Если хочешь перестать быть рабом, развивайся. Учись. Получай образование. Научайся мыслить, отсеивать пропаганду от здравого смысла. Не надо биться в панике при виде рекламных роликов компании, производящей антибактериальное мыло, на которых тебе показывают, как окружающий мир кишит микробами, которые так и хотят тебя убить. Мир в самом деле кишит микробами, но именно потому мы и живы! Ребенок, который моет руки сраным антибактериальным мылом несколько раз в день, будет болеть в несколько раз чаще, чем тот, кто руки моет раз в день кое-как обычным мылом! Не смотри рекламу, а читай научную литературу, воспринимай статистику, прислушивайся к голосу ученых, не сосущих соску корпораций! Думай своей головой, не корми спрута, опутавшего своими аптеками весь мир. Так что… в целом у меня оптимистические ожидания, — заключила Джудит с улыбкой. – Особенно глядя на то, как живете здесь вы, марсиане, как живут в Пингвинии, и как в целом здравый смысл и научный подход все-таки мало-помалу побеждает.
— Видимо, эпоха корпоративного рабства, это неизбежный этап развития человечества, как в свое время было рабство, феодализм, капитализм. Эпоха корпораций неизбежно вырастает из принципов дикого капитализма. Сначала, охуев от «прелестей» тупого капитализма, народ на пару столетий шатает в болото тупого коммунизма и уравнительного социализма, потом, ошалев от этих ужасов, возвращается назад к уже более разумному капитализму, и постепенное накопление этого самого разума окончательно разваливает эпоху корпоративного террора. Как-то так, видимо.
— И в конце концов мы имеем капитализм с человеческим лицом в эпоху меритократии, опирающейся на систему статусов и селекцию восприятий, да? – Улыбнулась Джудит.
— Ну надеюсь…
— Вообще надо сказать, что сейчас на Земле ваш марсианский эксперимент все более и более популярен. Не знаю, видно ли вам это отсюда…
— Вообще-то нет.
— Ну как сказать. История с премьер-министром Чеджу довольно показательна, — возразила Клэр.
— Ну это разовое событие…
— И все же я согласна с Клэр, это показательно. Я вот с Земли прилетела совсем недавно, и могу вам сказать, что если раньше, еще буквально год-полтора назад о вас говорили с улыбочками, то сейчас улыбочки как-то попритухли. Понимаете, ведь несмотря на то, что принципы, согласно которым вы тут живете… мы тут живем:), для землян удивительны и зачастую шокирующи, но в конце концов есть вещи, которые нельзя не заметить. Нельзя не заметить уровень вашего материального благосостояния. Знаете, это производит впечатление, и очень сильное, когда человек, который удостоился получить марсианское гражданство, пусть даже он пока что еще живет на Земле и может даже и останется тут жить, моментально становится весьма обеспеченным. Понятно, что это производит наибольшее впечатление на тех, кто слабообразован и малообеспечен. Для образованных и в меру обеспеченных людей это не так существенно, и все же вот эта позитивная реакция, которая расползается по наименее социально развитому слою людей, создает своего рода благоприятную почву для формирования общественного мнения. Но ведь и образованные люди теперь смотрят на вас… блин, на нас:) уже без той былой снисходительности. Потому что они смотрят на цифры, а цифры удивительны. Я имею в виду и индекс Джини, а это, знаете ли, очень больная мозоль для всех стран. Я имею в виду и совершенно какую-то нереальную статистику заболеваний. Вы наверное не в курсе, но довольно долгое время эту статистику абсолютно все считали бездарной и грубой подтасовкой, чем-то типа тупой пропаганды. И только сейчас, когда в конце концов на Марс прибыло столько профессионалов из разных стран, и когда стало понятно, что это все не подтасовка, люди начинают буквально быть шокированы… Теперь ведь земляне видят не только официальные сообщения с Марса, которые в их глазах на сто процентов ангажированы, искажены, направлены на промывку мозгов. Теперь ведь земляне читают блоги людей, самых разных людей, развитых, имеющих отличную репутацию, и в этих блогах, что удивительно, все то же самое, что и в официальных сводках. Сейчас идет тотальная переоценка, понимаете? Люди, которые раньше помещали сводки с Марса в рубрику «прикольное вранье», теперь смотрят на все это другими глазами и начинают понимать, что ведь ёб твою мать, это же значит все чистая правда? Вот все это?? Нет ни одного полицейского??? Ни одного преступления за всю историю Марса???? Тотальная защита частной собственности, полная свобода мысли и слова, все конфликты решаются путем «вечевого» подхода? Неужели система статусов в самом деле является таким универсальным и фантастически эффективным средством решения и сглаживания конфликтов?
По мере того, как Джудит говорила, она все больше и больше увлекалась, входила в раж, ее речь стала очень эмоциональной и я видел краем глаза, как и пупсы, и Конрад, и Клэр слушали ее с легкой улыбкой.
— Нет, ну серьезно, вам это трудно, наверное, понять… вот например ваша статья про негативные эмоции. Статья конституции, я имею в виду. Статья про негативные эмоции – в конституции! Это же само по себе курам на смех, нонсенс, уссачка. Ну так к этому и относились, а когда стало ясно, что все вот эти сказки про то, что нет преступлений, что нет никакого социального напряжения… что все это – правда, люди стали задумываться. Сама по себе эта конструкция казалась невероятно эфемерной, висящей буквально в воздухе. Никто не верит, что это может работать. Ведь что там у вас написано?.. Как там…
— Это я могу пересказать наизусть, — помог ей я. – Сам, знаешь ли, писал:), — и я зачел ей эту статью.
………………………………………………………
Статья 9.
а) Испытывание негативных эмоций (НЭ) является деструктивной привычкой. Испытывание НЭ, в том числе в форме их подавления, разрушают психическое и физическое здоровье, являются причиной социальных конфликтов, стрессов и прочих разрушительных психических и социальных явлений, препятствующих состояниям комфорта и удовольствия, счастливой, интересной и насыщенной жизни.
б) Использование технологий прекращения культивирования НЭ и их устранения является неотъемлемым признаком цивилизованного человека.
в) Каждый человек полностью и исключительно ответственен за свои НЭ. Проявления НЭ являются неприемлемыми и ведут за собой понижение социального статуса.
………………………………………………………
— Да, вот например этот момент насчет полной и исключительной ответственности. Я помню, как люди открыто смеялись над этим, называя бредом. – Продолжила Джудит. – По их мнению, такой закон должен был бы привести к вакханалии преследований и издевательств. Ну типа кто-то будет ходить за тобой и говорить, пользуясь полной свободой слова, что ты полное говно, ублюдок, шлюха, и ты будешь крайним, потому что святых людей нет, и рано или поздно ты взбесишься, и в итоге ты же и станешь виноватым.
— На самом деле мы тут тоже обсуждали такой вариант, — вставила Клэр. – Не как что-то такое, что могло бы быть в нашем социуме, все-таки у нас таких людей нет и не могло бы появиться с нашей системой предоставления гражданства, но просто как теоретически возможный случай.
— И что решили?
— Ну а ты представь такую ситуацию. За этим немедленно последует пересмотр статуса. Разве тебе самой не захотелось бы пересмотреть статус человека, который ходит тут за кем-то, преследует его, старается спровоцировать на негативные эмоции. Тебе такой человек показался бы приятным?
— Мне точно нет.
— Ну вот и нам нет. Действительно, святых тут нет, и наверное каждого из нас при определенных усилиях можно вывести из себя, но какова могла бы быть мотивация таких усилий? Уж явно не дружественность и не желание помочь. Человек, который испытывает какую-то гниль к близкому, симпатичному нам человеку, не может оставаться нам близким.
— То есть статус такого человека обнулится?
— Нет, почему обнулится… В системе исчисления статусов личное отношение занимает очень большую роль, но не на сто процентов. Какой-то статус у него останется, поскольку он будет в чем-то профессионалом, обладать какими-то знаниями, навыками, но тем не менее он станет таким низким, что этот человек уж точно не сможет оказывать никакого влияния вообще ни на что, происходящее на Марсе. Если бы он изначально был асоциальным паразитом, люмпеном, бездарным лентяем, его бы это не затронуло, конечно, но такой человек никогда не смог бы стать гражданином Марса, и если даже он был бы принят по ошибке, то за три года плотного общения с марсианами это бы сто раз проявилось, и ошибка была бы исправлена. А представь себе, вот например ты охуеваешь от ревности или презрения и начинаешь проявлять себя гнусно, твой статус падает, и ты оказываешься фактически выключена даже из формального влияния на все те проекты, в которых ты принимаешь участие. Твой голос попросту больше ничего не весит. Кроме того, люди просто перестают с тобой общаться, тебе это надо?
— Это была бы полная катастрофа.
— Вот именно. Поэтому система социальных статусов в обществе, изначально исключающем выпадающие по уровню психического развития элементы, является, на самом деле, великолепным средством, предотвращающим впадение марсиан в деструктивные состояния безо всякой полиции и прочих привычных способов поддержания порядка.
— Разумно, я согласна. Особенно теперь, когда все вижу своими глазами. Я ведь тоже веду свой блог:) И надо сказать, что мои ожидания относительно реакции на него моих приятелей не оправдались.
— Считают, что ты неадекватна и тебе промыли мозг?:) – усмехнулся я. – Я давным-давно к этому привык…
— Да в том-то и дело, что нет! Об этом я тебе и говорю. Я ожидала скептицизма, но реакция обратная. Я тебе и говорю, что отношение к Марсу изменилось. Люди перестали думать, что официальные пропагандоны создают лубочную картинку, а на самом деле тут у вас полный кошмар, анархия и полная жопа. Мне скорее завидуют, выясняют детали, удивляются. Это любопытная тенденция, и я думаю, что в скором времени влияние Марса на умы землян станет более заметным и кто знает, может быть даже определяющим, по крайней мере в некоторых странах. Вот чеджусцы уж точно прислушаются теперь к любому мнению, исходящему от тебя или от других марсиан с высоким статусом.
— С их-то почтением к статусам вообще:)…
— Да, это конечно тоже создает благоприятную почву.
— Но на самом деле мне бы не хотелось вмешиваться в земную политику…
— Макс, почему?
— Потому что не хочется влезать в этот гадючник. Не хочется начинать бодаться со всякими неприятными личностями, не хочется отвечать на тупые возражения и наезды, не хочется увязать в бессмысленных словесах…
— А кто тебя заставляет? – Удивилась Клэр. – Джудит права, я не вижу никаких причин, почему бы тебе не пользоваться влиянием там, где его благодарно принимают. Она тебе и не предлагает заниматься тем, что ты перечислил, но если где-то люди уже заведомо благосклонно воспринимают тебя, если где-то они уже готовы и хотят услышать твое мнение по какому-то вопросы, то почему бы его не высказать?
— Конечно. Ты можешь оставаться самим собой, и просто не вмешиваться в привычные для них политические дрязги. Если общество или какая-то его часть достаточно зрела, чтобы принять твое мнение, чтобы отделить здравый смысл от глубокомысленного пиздежа, то они это и сделают, и твоя мысль упадет на благодатную почву. А если нет, так и нет, это их дело.
— Ну… если вот именно так, то конечно, почему бы и нет. Смешно конечно. Человек, которого за его взгляды засадили бы в тюрьму во многих странах мира, хотя бы в отношении детской сексуальности, сваливает на Марс, становится отшельником, затем создает там какую-то крайне подозрительную, с точки зрения землян, тусовку, затем вообще превращается в какого-то неорганического гибрида, и вдруг его голос, его слова начинают оказывать столь заметное влияние… парадоксально.
— Думаю, тут сочетание нескольких факторов, главные из которых – огромная концентрация здравого смысла плюс разочарование землян в традиционном способе думать, поступать. – Вставил Конрад. – Что-то очень здоровое и прогрессивное само по себе упало на почву разочарования от прежней тупой жизни.
— Я не особенно верю, на самом деле, что что-то можно всерьез изменить на Земле… уж слишком инерционно и слишком разношерстно их общество…
— После того, как на политической карте мира появилась тысяча новых стран, в которых люди подбираются уже не вслепую, а в соответствии со своими симпатиями и антипатиями как к личностям политиков, так и к экономическим и политическим реалиям, степень разношерстности резко снизилась. Население мелких новых стран стало сейчас гораздо более однородным по своему менталитету, чем это было еще двадцать-тридцать лет назад, — возразила Джудит. – Так что… кто знает, посмотрим.
— Посмотрим, угу… ну а что касается Реми, — вернул я всех на бренную почву. – Сколько будем ждать, прежде чем попробуем еще какой-то способ привести ее в сознание?
— А что если… оттащить ее к псинам?
Ну кому могла прийти в голову такая идея? Конечно, в первую очередь Сучке или Рику. В данном случае это была Сучка.
— Я идиот. Мы все идиоты, — устало проговорил я. – Это же так очевидно. С одной стороны, псины запищат от восторга, что им притащили такой мощный источник подпитки. С другой стороны, они-то его и притормозят до нормального уровня, ведь они, в отличие от нас, занимались этим еще миллионы лет назад, и их организмы наверняка приспособлены к этому значительно лучше.
— Тогда поехали. – Конрад встал и кивнул Джудит. – Отцепляем от приборов. Или… что думаешь, Макс. Может притащить ее к псинам и заодно подключить заново все приборы и посмотреть, записать, как будут меняться показания? Это и с чисто научной точки зрения было бы чертовски интересно, ну и так, на всякий случай, чтобы контролировать ее состояние.
— Логично. Тащим и ее и все, что можно утащить с собой и подключить там.
— Это потребует… — начала Джудит, но я ее перебил.
— Неважно. Давай вот что, ты с Конрадом организуй процесс, я пока подгоню вездеходы, а Рик с Сучкой пусть отправляются к океану и позовут псин. Встречаемся там, на берегу. Не забудьте, что вездеходы к берегу подъехать не могут… хотя… Рик, Сучка, что думаете? Может в качестве исключения сейчас подъедем прямо к берегу? Ведь таскать оборудование… я думаю, что псины не сильно обидятся.
— Переживут, — кивнула Сучка. – Подъезжайте к берегу, мы будем там.
В палате внезапно стало очень тесно, когда все встали и направились к выходу. Джудит кому-то звонила и распоряжалась об отключении приборов и переносе их в вездеходы, а Конрад уже договаривался о притаскивании силового провода нужной длины, чтобы проложить его в пещеру и обеспечить энергию для их работы, так что я позволил себе отключиться от всей этой суеты и вышел. Ребята отлично справятся и без меня. Конечно, к моменту начала процедуры я там буду.
По пути меня чуть не сшибла Ясмин. Подпрыгивая от возбуждения, она схватила меня за руку и попробовала утащить за собой.
— Куда, что?:) – попытался отбиться от нее я.
— Ты что, Макс! Первая марсианская козочка родилась! Наша, собственная! Пошли смотреть!
— Прикольно… ну ладно, назови ее…
— Поздно, Макс:) Роды принимал Маду, он уже ее и назвал.
— Господи… могу себе представить… какая-нибудь Лакшми, да?
— Как ты узнал?? Именно Лакшми:)
— Пиздец теперь козочке… теперь ее залижут, затискают. Похоже, животноводство на Марсе не скоро станет в полном смысле животноводством:)
— Ты имеешь в виду слишком личное отношение к животным?
— Ну да. С кроликами так же было, тебя тут еще не было…
— А что было?
— Дай мне лютню, я спою тебе песнь о Первой Траве и о Первом Кролике… В те древние времена, когда еще не прибыл на Марс индус-животновод Маду, когда еще технолог-Ясмин мирно пасла овечек на заливных лугах Бразилии… ты же из Бразилии?
— В каком-то смысле:) Бразилией теперь называется лишь та небольшая часть, которая…
— Ну да, ну неважно. – Перебил я ее. – Когда Боги Марса еще были молоды, Долина Маринера покрылась по периметру травой. И травы этой оказалось очень много. И тогда Молодые Боги Марса решили – привезем-ка мы кроликов. И свершилось, и прибыли кролики с далекой голубой звездочки, и стали они жрать травку и плодиться, дабы напитать марсиан настоящим мясом. Вместе с ними прибыли великолепные газонокосилки, которые надо было лишь выпустить на луг и очертить на пульте территорию и указать график работы. Чудесные газонокосилки Субару, творение узкоглазых сынов из страны Восходящего Солнца…
— Которой тоже уже нету, — со смехом вставила Ясмин. – Япония давно разделилась на…
— И когда сыны Марса увидели первых кроликов, то воспылали к ним любовью непревзойденной, так что всем стало ясно, что нескоро еще заработает мелкий мясной заводик, и нескоро еще сыны и дочери Марса начнут вкушать свежее парное кроличье мясо.
— Но потом-то как-то проблема была решена?
— Потом кролики расплодились. Часть их была возвышена до статуса «домашнее животное» и наслаждалась поистине королевским существованием, а остальные все-таки перешли в категорию «мясо», за что огромное спасибо надо сказать старому Маду, который прибыл с Земли с овцами и козами и новым молокозаводом из Израиля. Маду очень уважал козочек, в меньшей степени — овечек, а к кроликам относился и вовсе безо всякого уважения, так что свершил он черное дело – запустил-таки кролико-бараний мясной заводик, где не знающие греха кроличьи и овечьи души безжалостно и мгновенно умерщвлялись в специальной камере с помощью молнии… а статус священного животного перешел по наследству к козочкам, чьи вымя и поныне служат источником великолепного молока, сыров, сметаны, масла и чуть ли не ядерного топлива, как мне кажется…
— И именно великолепная Ясмин наладила работу этого чудесного молокозавода, за что ей пиздец какое огромное спасибо, да?:) – вставила она.
— Несомненно, — согласился я, схватив ее и прижав к себе так, что она сначала взвизгнула, а потом как-то подозрительно затихла, положив лапки мне на плечи, и ее дыхание стало слишком, я бы сказал, глубоким.
— Приходи ко мне сегодня на сеновал? – Спросил я, заглядывая в ее глазки?
— С козочками? – Уточнила она?
— Без… давай лучше без… с козочками я как-то спать не привык. Пока еще…
— Ну ладно…
Я опустил ее на землю и разжал объятья. Взглянув на меня своими глазками, в которых по-прежнему плескались и смешивались возбуждение от рождения козочки и возбуждение совсем другого рода, она развернулась, вильнула попкой и убежала.