«Ягуар» стоял за грудой больших камней. Оттуда им его не увидеть. Но какое это сейчас имеет значение? Я ударил кулаком по сиденью и снова прильнул к биноклю. Чуда не произошло, и массивный вездеход – раза в два больше «пантеры», по прежнему быстро спускался в наше ущелье прямо, казалось, по воздуху, и только едва заметная отсюда черточка, торчащая прямо над ним на краю обрыва, давала объяснение происходящему. Космический лифт, разумеется. Ну, что-то подобное этому. Эта технология была уже на грани готовности, когда мы отправлялись сюда, так что конечно, за столько лет они могли ее и доработать и десять раз усовершенствовать, тем более, что тут надо не вывести груз на орбиту, а всего лишь спустить и поднять на несколько километров. Углеродные нанотрубки, скорее всего, уже прошлый век, и тут они используют что-нибудь полегче и попрочнее. И реактор у них, судя по всему, покруче… Черт, как все-таки неудачно все получилось с Протеем… и взрыв этот, и прямо тут же так удобно нависающий край плато… Мысль о «проклятом взрыве» уже перестала быть столь болезненной, ведь с другой стороны – если бы не он, не было бы ничего – ни ребят, ни поразительных открытий. Я не говорю, что жизни погибших стоят этого – в конце концов рано или поздно мы все равно добрались бы до того же самого, но в моей жизни не было бы моих ребят и всего, что с ними связано, поэтому фраза «чертов взрыв» бессильно зависала где-то в пространстве моей головы и бессильно куда-то валилась.
Зато другая мысль беспощадно сверлила меня – мысль о Сами, которая сейчас сидит прямо там, в пещере, ко входу в которую спускается вездеход. Просчитались мы. Я просчитался. Надо было все-таки сразу же ехать сюда и забирать Сами вместо того, чтобы жонглировать тем, в чем я не имею ни малейшего понятия, подсчитывая дни, которые якобы потребуются землянам, чтобы освоиться там у себя наверху и спуститься сюда. Не потребовались им эти дни. Не стали они разбивать лагерь и тратить на это время. Или, опять таки, я просто не учел изменений в технологиях. Может быть там сейчас роботы какие-нибудь трудятся, а люди спокойненько делают что хотят.
Мда… хорошо я тут окопался, конечно. Место неплохое, заранее выбранное, чтобы отсюда можно было смотреть, как земляне попадают в ловушку, а им чтобы меня было не видно. Только толку теперь в этом нет, и в ловушках нет толку. Придется мне врубить двигатель и попереть прямо им навстречу, потому что Сами не должна попасться им на глаза. Пусть пока пообщаются со мной, другого варианта нет, придется импровизировать.
Я вырулил из-за каменной гряды и, машинально прислушиваясь к урчанию двигателя, на второй скорости нагло так направился прямо туда, куда уже спустя минуту приземлится их вездеход. Конечно, они прямо сейчас должны меня увидеть – наверняка пялятся во все стороны, все-таки первый раз, так что им не до пещеры, тем более, что вход мы неплохо подготовили на подобный случай, и Сами давно уже должна была привести в действие механизм, вызывающий управляемый обвал и маскирующий вход. Маскирующий, если не очень внимательно его исследовать, конечно…, и вот именно это мне и надо будет предотвратить.
Кстати, и трансляция из вездехода должна идти на Землю, так что спустя минут десять паника перекинется и в центр управления полетом, и все это случится существенно раньше, чем мы планировали. По нашему плану я бы появился непосредственно перед их отправкой обратно, а в том, что эта миссия обязательно будет в оба конца, у меня сомнений не было – после нашей «гибели» и спустя годы технического прогресса. Застав их врасплох, я бы лишил их какой либо возможности вдумчиво разобраться в том – что же произошло, зато получил бы все доставленное ими оборудование и спровоцировал бы землян на последующие миссии, к которым мы бы подготовились. Теперь все планы пошли к черту, и мне надо быть чрезвычайно осторожным, чтобы не выболтать лишнего, чтобы не спровоцировать их на сомнения, ведь времени теперь у них будет достаточно, и плюс поддержка с Земли. Плохо это. Хотя… а что, это идея!
Я даже поддал газу от воодушевления.
Пяльтесь, пяльтесь. Могу себе представить, какие сейчас там в вездеходе эмоции и вопли. Пальцами наверное тыкают, к иллюминаторам прилипли, орут что-нибудь…
Одурачить нескольких астронавтов – это еще ладно, но вряд ли у меня хватит хитрости и сообразительности, чтобы обвести вокруг пальца весь интеллектуальный потенциал, сидящий на этом проекте на Земле, это факт. Тут и рыпаться нечего. Поймают на первых же противоречиях, и дальше уже на меня обращать внимания не будут, начнут шариться по округе. Но это только в том случае, если я изначально буду тем, кто я есть – разумным астронавтом. А что если я буду… не очень разумным астронавтом?? Пятнадцать лет на Марсе, цепляясь за крохи кислорода, воды и еды, окруженный призраками погибших друзей, покинутый Землей на вечное странствие в космосе – как тут не спятишь? Но спятить надо, опять-таки, в меру. Сыграть сумасшедшего и не получится, и нет смысла. Нужно просто стать человеком с провалами в памяти, с помутнениями рассудка, порой с неадекватными поступками, так чтобы с одной стороны они прислушивались к информации, а с другой – заранее были бы готовы к тому, что иногда я несу бред. Такого человека ловить на противоречиях нет смысла.
Я затормозил и резко крутнул руль, так что «ягуар» поднял столб пыли и замер прямо под колесами вездехода! Мягкой вам посадки, друзья:) Посмотрим, как вы выкарабкаетесь из этой ситуации, не будете же вы давить своей тушей моего хрупкого пупсика с выжившим человеком на борту! Я заржал. Ну что ж, демонстрация некоторой психической неуравновешенности, можно сказать, началась.
Спустя пару минут дверь вездехода открылась. Понятно. Советоваться с Землей, значит, не стали. Эмоции. С другой стороны, висеть так полчаса надо мной – у кого хватит терпения? У робота бы хватило, но там люди. А вот у меня тоже хватило бы терпения, кстати. Мне всегда есть чем заняться, даже когда время растянуто. Но возможно они посоветовались с орбитальным модулем. Через свой прозрачный купол я видел, как из вездехода высунулся человек в скафандре и, зависнув на тонкой ниточке, стал спускаться, пока не встал прямо перед моим носом. Отсоединяться не стал, кстати… Стоит, смотрит. Глаза округлившиеся. Отлично видит меня в кабине и видит, что у меня ноль реакций. В вездеходе и в орбитальном модуле меня тоже сейчас видят, и тоже, наверное, растеряны. Опознали, конечно, мгновенно – они там наши физиономии тысячу раз рассматривали. Мой психологический портрет значит тоже примерно представляют, и то, что я сижу и не шевелюсь, им непонятно. Камера в его шлеме наверняка уже увеличила мое лицо до максимума и передает картинку, и сидят они и понять ничего не могут. Мне даже жалко немного его стало. Ничего, ты же астронавт, привыкай…
Пошел. Подходит к двери «ягуара», я сижу, спокойно смотрю вперед. А ведь и в самом деле я совершенно спокоен, и успел даже удивиться этому – ведь в самом деле эпохальное событие – спустя пятнадцать лет я снова вижу землян! Но сейчас я больше думаю о Сами. Надеюсь, у нее хватит терпения. Девочка она порывистая, конечно, но ума достаточно.
Открывает дверь. Что-то переключает у себя на скафандре, и теперь я в наушниках слышу его дыхание. Мои частоты они знают, конечно.
— Макс?…
Голос хриплый, срывается от волнения. Он ничего не понимает.
Я убрал руки с руля, не торопясь разворачиваюсь в кресле, начинаю вылезать, он отступает. В глаза по-прежнему ему не смотрю, смотрю куда-то вдаль, мимо него. Конечно, они были готовы и к такому варианту, что кто-то выживет и спятит, но на спятившего я все-таки не похож, и он никак не может в себе определиться.
На меня не очень к месту нападает игривость, но мое лицо по-прежнему безмятежно. Подхожу к нему, прикасаюсь к плечу, отстраняя его. Он послушно делает шаг в сторону, и я прохожу немного вперед, останавливаюсь, медленно осматриваюсь. Сверху какой-то шум – видимо, второй не выдержал, полез. Точно, спустя несколько секунд взметается облачко пыли сбоку. Тоже не отцепляется. Интересно, есть третий?
— Макс, все в порядке?
Перевожу на него взгляд. Видно, что с ним-то точно не все в порядке. Увидеть тут живого человека он вряд ли рассчитывал, и уж тем более не рассчитывал на такую мою реакцию.
— Сколько сейчас времени? — спрашиваю его с совершенно невинным выражением лица, но сдерживать внутреннее ржание уже сложновато, надо поубавить приколов.
— Времени? – переспрашивает он, не в силах понять, что происходит.
— Мы с Земли, — берет инициативу в свои руки второй. – Это Дэвид, а я – Билл.
Судя по голосу, чрезмерно большой глубиной психической жизни Билл не обременен. Ну что ж, с такими легче всего. А вот Дэвид будет поинтереснее.
— Привет вам, — отвечаю. – Как дела на Земле? У нас все ок. Че прилетели?
Переглядываются. Кажется, начинают догадываться, что у меня с головой не очень. Теперь главное – не зарываться.
— Вас не было довольно долго, как мне показалось, — смотрю в глаза Дэвиду.
— Э… да, — замялся он.
Явно не знает, что сказать, но этот быстро сориентируется. С каждой секундой становилось яснее, что Дэвид тут главный. Может быть не в смысле субординации, конечно, но скорее всего и в этом тоже, поскольку и высадкой на Марс управлял он, и тут первый полез. Лет сорок, за душой кое-что есть. Но вот что?
— Может быть, ты хочешь посетить нашу базу? Мы там можем поговорить.
Про остальных из нашей команды не спрашивает. Ну, разумно. Лучше не трогать раньше времени тему, которая вероятней всего крайне болезненна.
— Можно, — киваю. – Хотя… поговорить мы и тут можем. А о чем, кстати? Меня мало что интересует.
Билл дернулся, но Дэвид бросил на него осаживающий взгляд, и тот промолчал.
— Макс, пойдем к нам. Правда, там будет удобней. Посидим без скафандров, попьем чай…
Это хорошо. Хорошо, что их теперь занимает только вопрос о том, как бы меня к себе затащить.
Интересно. Дэвид явно более уравновешенный человек, чем Билл, но вряд ли он способен вот так молча постоять минут десять в ожидании, когда я что-то решу. А для меня это совсем не выглядит трудным, и за это в каком-то смысле я должен благодарить Марс. Когда день за днем я ходил одним и тем же маршрутом по пещере, расчищая дорогу, я подвергся атаке ломки от недостатка впечатлений. Брал с собой японские и корейские слова, попрактиковался даже в анатолийских языках, осваивая клинопись хеттов, но в один прекрасный момент до меня дошло, что этот самый факт ломки свидетельствует о серьезном психическом неблагополучии. Только при низкой насыщенности возникает эффект ломки от нехватки впечатлений, и до меня дошло, что я примирился, не заметив этого, с плотным негативным фоном. Проанализировав темы хаотического внутреннего диалога, я выявил основные центры его кристаллизации. Вполне предсказуемо, это был страх будущего, неуверенность в принятии решений, грызня типа «все ли я сделал что мог». И с того момента я повернул часть внимания вовнутрь, на свои восприятия, и стал наблюдать, и стал делать открытия, которые делал уже давным-давно. Я снова открыл, что различение восприятий немедленно пробуждает к жизни озаренные восприятия, и что эмоциональная полировка не менее важна, а может и более, чем зарядка для тела. Тоннель вернул мне мое психическое здоровье и уравновешенность, как бы это ни показалось странным. Ну, точнее моя работа над собой в тоннеле – с этого началось мое возрождение. Я достиг дна, оттолкнулся от него и вынырнул. С тех пор многое изменилось невероятным образом, но с этого крючка я уже не слезал, не позволяя себе надолго забываться в текучке, во впечатлениях от изучения чего-либо или постройки чего-либо. А вот Дэвид с Биллом этим похвастаться точно не могут…
— Хорошо, почему бы и нет, — наконец ответил я, и лицо Дэвида выразило глубокое облегчение. – Трансляция сейчас идет? – кивком головы я дал понять, что спрашиваю о камерах на их шлемах.
— Только в центр и на орбиту.
— А как же шоу?
— Шоу…
Дэвид решил, что это отличный способ подцепить меня на крючок – хоть что-то мне было от них надо, и он решил этим воспользоваться.
— Здесь неудобно об этом говорить…
— Я понял, понял…
Кивнув, я развернулся, залез в кабину «ягуара», краем глаза заметив вспыхнувшую тревожность в глазах Билла, отогнал его на десяток метров, и заглушил двигатель. В тот же миг вездеход продолжил свой путь вниз, и все его четыре колеса коснулись почвы. Вылезая из кабины и направляясь к открывшейся двери вездехода, я отметил, что новая экспедиция чувствует себя значительно уверенней во всем, что касается техники. Нам бы такое пятнадцать лет назад! Это было видно во всем, включая и пресловутые четыре колеса у вездехода. Мы себе такого позволить в свое время не могли – все наши машины были шестиколесными, что с чисто конструктивной точки зрения очень неудобно – это и увеличение массы, и снижение скорости, и усложнение конструкции с вытекающим из этого уменьшением надежности. Ну зато перестраховка в смысле уверенности перемещения по Марсу… им перестраховываться было, видимо, ни к чему.
Никогда раньше у меня не было возможности рассмотреть свое ущелье с высоты птичьего полета. Странное ощущение – парить, взмывая вверх, в тяжелом мощном вездеходе… а ведь я впервые буду наверху! Впервые смогу увидеть горы Фарсиды в их полном великолепии… и в этот момент снова накатила горечь от того, что другим из моего экипажа это увидеть уже не суждено.
Я конечно понимал, что увижу нечто серьезно отличающееся от зоны высадки нашей экспедиции, но к тому, что мне открылось, я все же оказался не готов. Это был, по сути, уже готовый поселок, и мои предположения, довольно туманные и почти фантастические, попали прямо в точку – поселок строили роботы. Стремительно и красиво. Но масса доставленного груза должна быть просто невероятной.
— Грузимся на Луне, — словно прочтя мои мысли прокомментировал Дэвид. – Частично на орбите.
— Космический лифт запустили?
— Запустили, — кивнул он. – Теперь, по сути, ограничений по массе нет. Вывести груз на орбиту стоит столько же, сколько доставить его на другой континент.
— Но чтобы дотащить это сюда…
— Да, это по-прежнему чертовски сложно. И по параболе не получится. Грузы можно пригнать только по эллипсу, а это время, а время это… ну ты сам все знаешь, Макс. Во многом технологии изменились за пятнадцать лет, ты и сам видишь, но основные проблемы не особенно-то разрешились.
— Но сюда вы притащили просто какое-то невъебенное количество всего!
— Ну, это в том числе и потому, что ваша экспедиция… не достигла успеха, — на эту тему он говорил, по-прежнему довольно осторожно выбирая слова. – Поэтому решили перестраховаться, построить сразу всего побольше.
Вездеход зарулил в большой ангар, пройдя систему шлюзов, и до меня дошло, что водителя у него нет. Тоже робот. В центре ангара светилось ярко-желтое строение, куда мы и зашли, попав сначала в очистительную комнату, где нас обдуло и обтерло, убрав марсианскую пыль.
Внутри и в самом деле оказалось очень уютно. И все это роботы успели построить за какое-то невероятно короткое время.
— Ну вот и наша кают-компания Макс, — проговорил Дэвид, развалившись на кресле. – Наше временное прибежище тут.
— Вы, разумеется, вернетесь на Землю, — уточнил я.
— Конечно. Наша миссия состоит в том, чтобы тут все подготовить для тех, кто будет тут работать.
— А кто они? Те, кто будет работать, они кто? И в чем будет состоять их работа?
Может мне и не следовало задавать этот вопрос вот так в лоб, но препятствий я пока не видел. Они по-прежнему общались со мной настороженно, но все же достаточно открыто. Точнее, общался Дэвид. Билл пока больше не делал попыток.
— Макс, я должен сейчас кое-что тебе сказать, — вместо ответа на мой вопрос начал Дэвид, и я насторожился. – Начиная с этого момента… ну не совсем с этого, а с того, когда я тебе все разъясню, ты входишь в определенное русло, определяемое твоими обязательствами.
— Обязательствами?
— Да.
Он закинул ногу на ногу, взяв пакет с соком.
— Хочешь? Здесь у нас полно всего вкусного, ты можешь есть и пить сколько тебе хочется…
— Хорошо, я возьму… попозже.
— Это насчет шоу. Шоу, как ты понимаешь, закончилось в момент взрыва.
— Компания обанкротилась?
— Не то чтобы обанкротилась, но инвестиции себя не оправдали, ведь именно продажа прав на трансляцию была главным источником возвращения вложенных средств. Продолжать миссию было, по сути, не на что, да и…
Он замялся, снова бросив на меня обеспокоенный взгляд.
— Я понимаю, Дэвид. В этом не было никакого практического смысла. Миссия погибла целиком, ну во всяком случае вы так думали. Погибли люди, погибло оборудование, и надо было по сути начинать все с нуля, и даже не с нуля, а с глубоко минуса в понимании технических аспектов высадки и обустройства.
— Да, именно так. Мы тогда просто не понимали, что мы сделали не так, как обезопаситься от повторных провалов…
— Мы? – переспросил я. – Фигура речи или?…
— Или, — улыбнулся он. – Мне тогда было двадцать три и я, начинающий стажер, был рядовым инженером в Компании. Ты меня не знал, конечно, и знать не мог.
— Видимо, ты был не таким уж и рядовым, если теперь ты тут?
— Ну… — он почесал голову, — видимо да… Компания распродала все, что у нее было: патенты, наработки, кадры, и казалось, что вопрос закрыт очень надолго, но спустя три года нашелся новый игрок. Среди того, что стало предметом продажи, были и права на показ трансляций с Марса, но только в том случае, если субъектом выступал бы кто-то из первой экспедиции.
— Трансляция выступления мертвецов? – удивился я.
— Чистая формальность, Макс.
— Но на самом деле никто не верил, что тут хоть кто-то выжил?
— Насколько мне известно, никто. Но чисто юридически эта оговорка имела смысл, и вот теперь, — он развел руками, — мы имеем дело именно с этой ситуацией. Когда мы включим трансляцию, ты продолжишь тем самым работу на компанию-организатора первого полета.
— Что это влечет… чем это важно для меня, я пока не понимаю.
— Э…
Дэвид бросил на меня какой-то смутный взгляд и я понял, что он не вполне уверен в моей адекватности. Ну… пока что не в моих интересах облегчать его от этих сомнений.
— А остальные где, — перевел я тему, чтобы помочь ему не отвечать на мой чем-то неудобный вопрос.
— Остальных нет, — усмехнулся он.
— То есть… вас тут только двое??
— Только двое, — он развел руками. – Еще один на орбитальном комплексе, но он высаживаться не будет.
— Не повезло ему…
— Не все так думают, Макс, в свете того, что… — он снова запнулся.
— Когда начнется трансляция?
— Тогда, когда ты будешь готов.
— Мне будут задавать вопросы о том, как все было?
— Конечно. Но ты попробуй понять, Макс…
Он как-то странно заерзал в кресле, но я, черт возьми, так и не мог понять, какими такими деликатными проблемами он мучается. Что-то здесь не чисто. Что-то такое, что мне следует понять… Ну, начнем тогда с того, что внесем изменения в театр действий…
Я встал и потянулся.
— Туалет я найду?
Билл дернулся, но я остановил его жестом.
— Туалет я найду.
— Направо, — махнул рукой Дэвид и утопил взгляд в пол.
И теперь до меня стало доходить. Спасибо Биллу, в общем. Ему и в самом деле надо было бы как-то получше держать себя в руках… Это дергание Билла и этот взгляд Дэвида натолкнуло меня на интереснейшую дебютную идею. Вряд ли Билл думает, что я такой кретин, что не найду туалет за перегородкой ангара. Он меня боится. Или точнее – он чего-то боится, что связано со мной. А Дэвид ему не очень-то доверяет, получается. Во всяком случае именно так мне теперь представлялась разумная расшифровка некоторых его странностей.
Отсюда – надо остаться с Дэвидом наедине. Так, чтобы не вызвать подозрений. Вот ебать-то… только этих игр мне не хватало… и как из этого выкрутиться? Но я ведь немножко свихнутый!
Зайдя в туалет, я подождал пару минут, потом открыл дверь и заорал.
— Дэвид, будь другом, выручай! У меня клаустрофобия!
Идея наверное была дурацкой, но придуркам все можно, в этом и преимущество. Поступки придурков бессмысленно анализировать с точки здравого смысла.
Стоя с приоткрытой дверью я видел, как Дэвид вышел из переговорной и направился ко мне. Один.
— Извини, Дэвид, — нарочито громко продолжил я. – Тебе придется побыть со мной пару минут, не обессудь, я ведь пятнадцать лет не был в туалете!
Как только дверь захлопнулась, Дэвид неожиданно прижал меня к стенке.
— У тебя ведь нет клаустрофобии? – быстрым шепотом произнес он, всматриваясь в мои глаза так, словно хотел пролезть вовнутрь.
— Конечно нет.
— Я так и думал. С самого начала. Билла ты обманул, похоже, но меня – нет. Слушай, у нас пару минут, просто слушай, это очень важно.
Он сглотнул и стал быстро забрасывать меня фразами.
— Дроны начали обследование местности с первой секунды нашей посадки, вы этого не учли, Макс.
— Как же они летают, ведь… — изумился я, но он меня тут же заткнул.
— Слушай. Не спрашивай, а слушай! – Чуть ли не зашипел он на меня. – Слушай, что мы сейчас знаем… мертвых тел тут только пять. Не семь, а пять. Мы знаем, что Протей покинут, и что ваша активность сосредоточена сорока километрами восточнее. Мы знаем, где это. Ваши примитивные путания следов может и были бы хороши пятнадцать лет назад, но с нашими технологиями это все детские игры. Соответственно мы знаем, что вы зачем-то врете, зачем-то путаете следы. Еще мы вычислили, что динамика и общая структура развития вашей миссии после взрыва не соответствует тому, как это могло бы быть, если бы выжило трое. Ну то есть напрочь не соответствует. Сначала как будто ты был один, потом вполне возможно работали трое, а потом как будто стало работать больше людей, чем остается после вычитания мертвых! Слушай, послушай меня…
Его речь стала сбивчивой, почти лихорадочной, и я решил его как-то успокоить. Я положил руку ему на плечо, улыбнулся, и это сработало.
— Слушай, я на твоей стороне. Что бы все это ни означало, я с тобой. Просто я помню тебя, я знал тебя, пусть и со стороны, еще тогда, давно, и хоть мы и не общались, а разговаривал с теми, кто с тобой знаком, и тогда, и особенно после, когда все думали, что все погибли. Я встречался… ну не важно. Они в панике. Они не знают, что думать и как все это объяснить, и они в панике. И они будут раскапывать, будут задавать вопросы, чтобы раскусить тебя и пролить свет на все эти вещи. Это будет и шоу и не шоу. Они будут анализировать каждый твой жест, каждое твое слово, они будут подсовывать нужные им вопросы так, что этого никто не заметит, ну типа «звонок в студию», и какая-нибудь «домохозяйка» начнет задавать глупые вопросы. Бойся именно глупых вопросов, потому что они будут выбраны нашим компьютером, чтобы он смог выстроить какую-то систему предположений. Это неплохая идея – насчет того, что ты не совсем в себе. Это очень хорошо, продолжай гнуть эту линию, и тогда ты сможешь защищаться от глупых вопросов глупыми ответами. Билл целиком на стороне Компании, и воспринимает тебя враждебно. Не давай ему повода…
Он нажал на кнопку слива и открыл дверь.
— Ничего, привыкнешь, — громко напутствовал он меня, выходя наружу. – Давай, Макс, отдохни, приди в себя, соберись с мыслями – ну минут десять, двадцать. Там у нас «зимний сад», — он ткнул пальцем в дальний угол ангара. – И ты не поверишь, но там уже высажены и растут настоящие деревья, между прочим:) Ну не совсем деревья, саженцы, но все-таки. Посиди там, расслабься. Как будешь готов, приходи в переговорную, мы начнем репортаж.
— Да, ага… — маловразумительно ответил я и поплелся в сад. Подумать было о чем, в этом он был прав…
Но вопреки своим же ожиданиям, я не стал лихорадочно обдумывать возможные каверзные вопросы и правильные ответы. Бессмысленно это. Все равно ни за десять, ни за двадцать, ни за сто двадцать минут к этому не подготовишься, даже если информации было бы больше. Так что, пусть будет экспромт и интуиция. А вот насчет того, чтобы расслабиться… это да. Я завалился на чем-то типа шезлонга, одиноко стоящего посреди чахлых прутиков, и просто позволил себе думать о том, о чем хочется. И мысли снова вернулись к тому, с чего все начиналось. Жизнь на Земле вышла из моря, вот и на Марсе, по сути, случилось то же самое. Не найди я тогда моря, не было бы ничего.
Возвращаясь назад, я ругал себя за то, что не задержался хотя бы на десяток секунд, чтобы получше все рассмотреть, но чем ближе я был к выходу из Протея, тем больше радовался своему мгновенному решению немедленно возвращаться. Последний километр был очень плохим, во всяком случае я его почти не помню. Помню, что в одной яме вместо кислорода оказался хуй, и я, почти теряя сознание, как-то добрался до следующей, молясь всем марсианским богам, чтобы в этой-то луже было что вдохнуть. В общем, мне сильно повезло, конечно. Но оно того стоило.
Придя в себя, я попробовал восстановить в памяти те фрагменты, которые успели уловить мои глаза, и вот за что мне пришлось теперь себя ругать, так это за то, что вместо того, чтобы обозревать окрестности, я, как лунатик, брел к берегу, не веря своим глазам. И все же в памяти отпечаталось достаточно много, чтобы снова и снова задаваться вопросом – не было ли все это просто глюками от нехватки кислорода. Но кислорода тогда было достаточно…
Первый фрагмент. Огромные грибы. Или не грибы. Какие-то шары типа дождевиков, диаметром в метр, может и больше. Они плотно «селились» на берегу, частично сидя на суше, частично в воде.
Второй фрагмент. Многие из «грибов» были надкусаны. Ну понятно, что слово это надо было бы взять в кавычки, как и слово «грибы», но все-таки больше всего это напоминало именно надкусанность.
Третий. Берег длинный. Прожектора светили не вдоль него, а больше вперед, утыкаясь в «ничто», но можно с уверенностью сказать, что как минимум на сотню метров этот берег тянулся.
Конечно, назвать это «морем» можно было только от большой фантазии, понятно, что это «просто» пещерное озеро, но это было настолько невероятно… так что пусть будет «морем».
И тут до меня дошло. Ведь значит – был ветер! В тот раз, когда я почувствовал, что что-то изменилось, это был ветер. Его почти неуловимое дуновение я и почуял как-то. Он и принес запах, которого потом не было, потому что ветра не было. Но раз он был, и раз он дул оттуда сюда… значит есть второй вход! Мне больше не добраться туда тем же путем. Ну в лучшем случае еще раз взглянуть и убежать обратно, имея неплохие шансы там и остаться. Это ничего не дает. Ну даже если я еще посижу, подумаю, найду еще как продлить на минут десять, это все равно почти что бессмысленно. Но если я найду второй вход, и если он будет ближе к морю, чем этот…
Проложить дорогу к той точке, которую показывал мой компас, оказалось сложнее, чем я мог предположить. Чертов Волчий каньон, который надо было пересечь, как будто специально содержал в себе все непроходимое, на что Марс был способен. И главное, само по себе это еще мало что давало – добраться до той точки. Да скорее всего это было бы и невозможно, я бы просто уткнулся в скалу. Надо было исследовать тот район в поисках входа, и если окажется, что пещер там много, то я может быть и вовсе никогда не доберусь до нужного прохода. Все это было настолько неопределенным… и все-таки я взялся за работу, потому что по крайней мере на первом этапе она была понятна – проложить путь через Волчий каньон. Спустя два месяца я это сделал, и в то же время я принял окончательное решение, и Кай и Реми начали свое путешествие в этом мире…
Черт!
Я даже подпрыгнул от неожиданной мысли, настолько она была проста и очевидна. Кай и Реми первые три месяца беременности были просто в животе Саги и Умы! Васка и Сами первый месяц – тоже, а Сучка и Рик с первых же дней… так вот в чем причина того, почему они так сильно отличаются! Это же так очевидно, как я не додумался до этого раньше?
Я снова развалился в кресле, но все никак не мог успокоиться от того, что я такой дурак – не допер до такой простой вещи…
Конечно, это было просто везение, что я сразу же нашел вход. Просто когда я увидел Стену, в которой было минимум пара десятков пещер, причем до многих из них добраться было так же нереально, как улететь на Землю, то я как-то сразу сдался, что ли. Это изначально было все-таки безнадежным предприятием. Ну, хоть проложил путь в новое ущелье… а потом снова в осознанном сновидении появились серебристые головастики и что-то там было с ними, какие-то смутные события, куда-то я шел, потом оказывался снова в Волчьем каньоне и снова смотрел на пещеры и снова куда-то шел, хаос, муть. Но когда спустя пару дней я снова туда приехал, одно место мне показалось не то чтобы знакомым, но каким-то особенным. И когда я всматривался в этот отрог, в котором и пещеры-то видно не было, перед глазами снова словно замельтешили головастики. И я туда пошел. И там был вход. И видимо, все-таки это не просто «везение»…
Пора уже наверное идти? Да черт с ними, подождут.
И море оказалось так близко, как я не мог и ожидать. И еще два с половиной месяца после этого я перетаскивал базу в новое место. Если бы мы сразу нашли Пандору и поселились там… но найти вот так случайно этот вход было совершенно нереальным. Найти, выделить его из десятков или сотен других…
И наступил момент, когда я смог пойти к морю так, как будто это просто прогулка. Я мог провести там столько времени, сколько хотел. Определенно, я вышел довольно далеко от того места, куда приехал на «ягуаре» через Протей, но это было то же самое море, на берегу его росли те же самые огромные белые обкусанные шары, и свет моего переносного прожектора все так же не находил дальнего конца – видимо, это подземное озеро обладало весьма внушительными размерами.
Была бы у меня лаборатория! Я бы смог разобраться в этих «грибах» получше, а пока что я мог использовать только самое грубое оборудование, которое было в «пантере», но и его хватило, чтобы определить, что грибы оказались все-таки не грибами. Или не вполне грибами, а скорее огромными колониями серобактерий. То, что это именно серобактерии, а не какие-то другие, было в общем неудивительно. Если там, в глубине, идет вулканическая активность, и на поверхность выбрасывает сероводород, то вполне естественно, что тут прижились именно серобактерии. Механизм из существования казался довольно понятным. Сначала путем гидролиза вода разлагается на кислород и водород. Затем с помощью кислорода сероводород окисляется до чистой серы, в процессе чего и добывается энергия, которой хватает и для жизни, и для последующего гидролиза. Если сероводорода мало, то сера подвергается дальнейшему окислению с получением серной кислоты. Эта реакция менее выгодна энергетически, и судя по тому, что в пробах воды серной кислоты не было обнаружено, вулканического сероводорода им тут хватает…
Память перепрыгивала с фрагмента на фрагмент, пропуская целые эпизоды и длинные истории. Хотелось сейчас вспомнить, зафиксировать самое главное – то, за что я сейчас собираюсь бороться.
А потом в осознанном сновидении снова появились серебристые головастики, и после истории с открытием второго входа, я уже был к ним повнимательней, и по какому-то наитию я вспомнил прямо в сновидении о детях, растущих у Умы и Саги. И тогда случилось неожиданное – головастики словно сошли с ума. Они буквально требовали, чтобы я принес Уму и Сагу на берег и погрузил их в воду. Ну, насколько вообще термин «требовать» применим для эфемерных сущностей в осознанном сновидении… В конце концов они потребовали, чтобы я сам пришел на берег. Ну я так и так частенько там бывал, и когда пришел в этот раз – сразу после этого сновидения, то просто сел, вперившись взглядом в туманное марево над морем. Лучи света создавали иллюзию тоннеля, и мне пришло в голову, что можно ведь уподобиться Робинзону еще и в том, что построить лодку и проплыть туда, дальше, куда не добивает свет. Идея, конечно, была диковатая, но с другой стороны, вряд ли размеры этого зала превышали несколько сот метров. Ну может километр. Если бы не постоянная дымка, висящая над водой, я бы наверное увидел и противоположный край… и в этот момент вода прямо передо мной словно разошлась, и на поверхность вынырнула собачья голова.
В тот момент мне показалось, что я или спятил, или сплю – я даже плохо помню тот момент, настолько я был охуевшим. Рядом с первой собакой вынырнула вторая, третья, и до меня дошло, что это конечно не собаки. Скорее что-то вроде осьминогов с широкой мантией, которая хорошо была видна сейчас в абсолютно прозрачной воде. Осьминого-собаки. Морские псины. А затем метрах в десяти дальше появился остров. За считанные мгновения он вырос, и я понял, что это конечно не остров, а кит. Ну, или дельфин. Очень большой дельфин или мелкий кит. Ни у псин, ни у кита не было глаз, это до меня тоже не сразу дошло. Ну а зачем им тут глаза. Земные существа, живущие только в глубинах океана, имеют большие и чуткие глаза, чтобы улавливать свет от радиоактивного распада, ведь даже глаз человека способен фиксировать отдельные фотоны, а тут видимо давно закончились радиоактивные процессы, вот их эволюция и избавилась от лишних элементов.
Кит подплыл поближе и развернулся ко мне хвостом. Я не помню вообще никаких эмоций в тот момент. Как будто я не мог принять все это за реальность. Псина аккуратно подплыла к киту, и я увидел, как она обхватила мантией его тело вокруг хвоста и словно присосалась к тому месту, где должна была быть его писька.
В течение нескольких минут псина совершала медленные пульсирующие движения, а потом они все исчезли – просто опустились под воду и ушли куда-то вглубь.
К сексу это явно отношение не имеет, это ясно. К чему тогда имеет? И что, я вот сейчас в самом деле всерьез думаю о том, чтобы принести сюда Уму и Сагу, положить их в воду и дать псинам присосаться к их писькам??
К собственному изумлению, я и в самом деле всерьез об этом думал, а был ли у меня выбор? Сколько можно закрывать глаза на то, что в течение последнего месяца анализы девчонок стали не просто плохими, а угрожающими?
Тогда я снова испытал то особое безразличие, специфическую апатию, когда, с одной стороны, есть ясность, что решение принято, а с другой стороны есть не менее твердая ясность в том, что это решение безумно. Но Марс и в самом деле не оставлял мне выбора. И наверное пора признать, что Ума и Сага все равно умрут, и дети внутри них – тоже. И я не имел никакого способа понять, в чем тут проблема – все что у меня было, это самая грубая диагностическая хрень в «Пантере». То, что девчонки умирают, эта хрень мне сообщала вполне ясно, а почему и как этого избежать – увы, это уже было ей не под силу.
Стараясь не думать вообще ни о чем, просто боясь позволить себе думать, я притащил их обеих с уже вполне заметными животиками и положил на берег обнаженными. Потом спустил их в воду так, чтобы на берегу оставались только плечи и головы. Придерживая их, я следил только за одним – не дай бог начать о чем-то думать. Вот так наверное и сходят с ума.
Потом в воде появилось нечто туманное, и спустя пару секунд вынырнули две псины. Медленно, очень аккуратно, они приблизились к девчонкам, проникли меж раздвинутых ног, обхватили мантией, матово искрящейся под светом фонарика, их попки и ляжки и … и дальше что-то стало происходить. Кажется, я тогда мысленно просил прощения у Саги и Умы, потому что иначе я бы не выдержал. Спустя пять минут псины ушли. Я вытащил девчонок на берег и осмотрел их. Ничего необычного не было. Ничего. Если псины что-то и сделали, то на состояние девчонок это никак не повлияло, по крайней мере на данный момент.
А на завтра их состояние улучшилось. Заметно, резко. Это было как в сказке. Еще более необычно и фантастично, чем в сказке. Но это было. Это был неоспоримый факт, и на следующий день я принес их снова, и снова псины что-то делали. И так каждый день, пока спустя три месяца псины не перестали приходить. А потом родились первые марсиане, и началась новая история Марса, и все это слишком много для меня значит, чтобы я мог позволить каким-то астронавтам или шоуменам или ученым или кому угодно еще влезать во все это своими сапогами. Я слишком много всего тут пережил. Мои пупсы – слишком мне близки, чтобы я мог позволить себе играть в какие-то туманные игры, поэтому… поэтому что? Я чувствовал, что близок какому-то решению, но не мог его уловить.
Неожиданно прямо перед собой я увидел физиономию Дэвида, а за его спиной маячил Билл.
— Макс, пора? – Не то спросил, не то сообщил Дэвид.
— Что тебе? – Довольно грубо ответил я.
— Пора, — почти извиняющимся тоном повторил он.
— Я приду. Через пять минут приду, обещаю, а пока не мешайте мне, убирайтесь.
Дэвид отошел на пару шагов, взял за руку Билла, и они ушли.
Мне нужно почувствовать. Почувствовать решение, которое уже готово созреть.
Потом было еще несколько осознанных сновидений, в которых я видел поразительные образы, как псина охватывает попку девочки, и какая-то часть ее мантии входит прямо внутрь ее письки, внутрь матки, она обволакивает зародыш и что-то там происходит. Сначала эти образы меня пугали даже во сне, но потом стало любопытно, и, как это бывает в сновидениях, масштаб картинки увеличился, и я, как под микроскопом, увидел, как тончайшие нити выходят из мантии псины, оплетают плод, проникают в него и образуют что-то вроде микоризы, и какие-то светящиеся нити, мерцающие потоки… если псины что-то делают для беременных китов и людей, что-то такое, что очень важно для китов и, судя по всему, очень важно для людей, которые уже почти умерли, а потом не просто выжили, но и родили здоровых детей, то что они получают взамен? Это какой-то симбиоз. Что надо псинам от беременных?
В общем, ответ довольно очевиден – чем беременная отличается от небеременной. Мне оставалось только поднять архивы анализов и я увидел то, что и должен был увидеть – сразу после контакта псины и девочки, уровень половых гормонов заметно снижался, оставаясь в пределах нормы. Это касалось и эстрогена всех трех видов, и прогестерона, и тестостерона. Им просто нужны гормоны. Эволюция марсианских животных, минимизируя энергозатраты в таких суровых условиях, возложила на псин какую-то непонятную мне важную функцию влияния на плод, а киты дают им гормоны, которые псинам теперь не надо вырабатывать самим, и которые они, видимо, используют для собственного размножения.
А чувство вины мне все-таки пришлось испытать еще раз, ведь когда я зачал Сами и Васку, я так и не решился повторить этот эксперимент, все оттягивал и оттягивал, и в итоге дождался, когда снова состояние Саги и Умы стало ухудшаться. Теперь Сами и Васка представляют собою некий промежуточный вариант, потому что влиянию псин они подверглись спустя лишь полтора месяца после зачатия – существенно больше, чем Кай и Реми, конечно, но намного меньше, чем Сучка и Рик, в отношении которых я уже не сомневался. Таким образом можно сказать, что я лишил Кая и Реми очень многого, о чем мы сейчас еще не все и знаем. Про боковую линию вот, например, знаем. У Сучки и Рика она есть, и так необычно смотреть, когда Сучка ложится в воду, вытягивает руки и ноги, зависая на глубине метра-двух от поверхности, и ее тело мягко и плавно изгибается, как во сне, а потом она вылезает и рассказывает о том, где сколько китов, где сколько псин, где можно поохотиться на «латимерию» и прочие вещи о жизни морских существ. А Каю и Реми остается завидовать… ну ничего, в конце концов у каждого из нас, даже у меня, бездонное море возможностей. И все же своей нерешительностью я подложил ребятам немалую свинью… и сейчас тот момент, когда нерешительным быть нельзя. Я сделал очень много ошибок, но сейчас я на ошибку просто не имею права. Слишком высока цена. Вы хотели шоу? Отлично, будет вам шоу. Отличное, первоклассное шоу, на котором вы многократно вернете все свои инвестиции и останетесь довольны. Вы все получите свое. Компании – прибыль, NASA – базу для космических исследований, земляне – зрелища. Все будут довольны. Но мой кусок я вам не отдам, потому что нам, марсианам, тоже кое что нужно и мы это получим, даже если мне придется выгрызть это зубами.