Общение в соцсетях для меня крайне эффективный отрезвитель.
Сидя у себя в логове — будь то дом на берегу острова Чеджу в Южной Корее, будь то апартаменты в Сеуле, будь то дом в Непале или Сингапуре — везде я ограничен тем барьером, который неизбежно возникает между мной и другими людьми, которые мне не близки. А в силу того, что я в своих размышлениях, исследованиях ушел довольно далеко от обыденных ценностей окружающих меня людей, то неблизкими оказываются практически все, и хотя в целом объем моей симпатии к людям, как ни странно, растет, они при этом становятся от меня дальше.
Это просто объяснить. Если я сейчас вижу, как девочка испытывает ревность, я не отношусь к этому как к какому-то абсолютному ее свойству. Я понимаю, что ревность — это болезнь. И вижу перед собой заболевшего человека. И могу представить, что если бы она ознакомилась с моей Селекцией, если бы заинтересовалась и устранила бы эту заразу, то превратилась бы в очень симпатичную пупсу. Раньше же я просто испытывал отторжение к ней-ревнующей. Но это же самое понимание, эта же сама возможность смотреть на вещи глубже, и отдаляет меня от людей, поскольку нет никакого способа подойти к этой девочке и разъяснить ей всё то, что касается негативных эмоций и их устранения. По мере продолжения моих исследований озаренных восприятий, я все дальше и дальше от тех, кто остается топтаться на месте и вариться в своих негативных эмоциях, догмах.
Отсюда неизбежно возникает эффект ползучих дорисовок, когда просто в силу желания иметь какую-то близость с людьми начинается вялотекущая дорисовка. Что, в свою очередь, подпитывает тупость, понимаемую как нежелание различать восприятия и отдавать себе отчет о том, как обстоят дела на самое деле. А это уже обходится очень дорого — тупость быстро обезоруживает, лишает способности различать, видеть закономерности и т.д.
Общаясь в соцсетях, я получаю отличную инъекцию трезвости, понимая — насколько бесконечно далека жизнь людей от того, чем живу я. Насколько бесконечно глубоко они утонули в своих негативных эмоциях, догмах, тупости, неискренности и нежелании ничего менять. И насколько глубока пропасть, разделяющая человека, который приступил к селекции своих восприятий от того, кто делать этого не собирается. Я начинаю ясно понимать, что мои книги никому не нужны — не нужны даже тем, кто выражает им одобрение, потому что за этим одобрением не следует никаких шагов. Люди словно смирились с тем, что умирают, и ожесточенно защищают это право умирать. А вслед за этим пониманием приходит и освобождение от желания писать книги дальше, да и не только книги, а это для меня важно, так как освобождает много времени для того, чтобы сосредоточиться на своих исследованиях.