Жара

Мы живём здесь испокон веков. Мы будем жить тут до скончания времен. Весной долина покрывается бурными талыми водами, кипящими и испаряющимися под лучами жестокого красного солнца. Осенью мощные ураганы выносят весь мусор и песок, оставляя долину голой и чистой, и в этой первобытной наготе мы ожидаем зимы — спокойной, тихой, безмятежной, укутывающей снегом, и от мороза трещат скалы, и словно глаза, выпученные от ужаса перед космической стужей, мы приподнимаемся над ровной, ослепительно сияющей равниной.

А летом наступает жара.

Жара – это не то слово. Это пекло. Страшное, беспощадное, невыносимое. Струи раскалённой плазмы, неистово исторгаемые Звездой, умывают поверхность планеты, выметают страшной расплавленной метлой всё слабое, несовершенное, ослабленное холодами и водами. В самую ничтожную слабинку, в любую незаметную трещинку толщиною с нить рутилового кварца вторгнется кончик плазменного языка, и тогда спасения не будет – он проникнет глубже, затем ещё глубже, раскурочивая, съедая атом за атомом, расширяя рану, пробираясь в самое сердце, разрушая любые оболочки. И если не предпринять срочных мер, то кончается всегда одним – огненные струи рано или поздно доберутся до сердцевины, вскроют, выжрут изнутри, и пустая оболочка распадётся безвольно и превратится в прах. Осенью ураган всё подметет, и раз в десять тысяч лет, какой-нибудь малоснежной зимой мы устроим перекличку – кто остался, и кого уже нет.

Наша жизнь нетороплива, так может показаться, но это иллюзия. Можно ли говорить о спешке, когда речь идет о миллиардах лет? Самым старым из нас – четыре миллиарда, ну может на сотню-другую миллионов лет больше, но о таких мелочах упоминать не принято – что существенного может значить для таких древних братьев какая-то сотня миллионов лет? Самым молодым из нас лишь десяток-другой миллионов. Это – просто дети, шумные, порой суетливые и ищущие себя.

Мы не лишены любознательности и знаем, что вокруг нас порой проносится какая-то легкомысленная суета, но нас это мало интересует, да если бы и заинтересовало – нет никакого способа так синхронизировать скорость восприятий, чтобы можно было бы хотя бы дать знать друг другу о своём существовании, не говоря уж о большем. Но нас это и не интересует. Конечно, времени много позади и бог знает сколько впереди, но зачем тратить его на пустяки? А когда-то ведь так и было! Сейчас трудно представить, но были целые эоны, когда время утекало впустую. О тех временах порой не прочь рассказать старики с восточного жёлоба, но их рассказы уже давным-давно всем известны, и только совсем уж юные недотёпы прислушиваются к бормотаниям, тянущимся миллион-другой лет. Тогда они ещё не знали Предназначения, и жили в хаосе, без цели, без понимания. Но потом случилось Откровение, и всё изменилось – появился смысл, и серая жизнь стала раскрашиваться Красками и приобретать Структуру. Кто первый открыл Краски и Структуры – об этом, видимо, будут спорить ещё миллиарды лет, и вряд ли придут к единому мнению. Бессмысленный вопрос. Скорее всего это произошло почти одновременно, в течение какого-нибудь миллиона лет сразу в нескольких местах, ведь такова судьба многих открытий, даже великих. Но стоит ли вообще тратить время на уточнение этих чисто умозрительных вопросов? Его много, и всё же оно дорого, потому что и Краски, и Структуры требуют очень, очень долгого времени, долгих усилий в сосредоточении.

Наверное, могут спросить – зачем нам Краски и Структуры? Ну как ответить на такой вопрос? Просто такова наша природа. Именно так мы переживаем непередаваемую полноту и то самое удовлетворение, которое всегда не удовлетворено, и тем счастливо и наполнено. Каждая форма жизни в чём-то своём находит высшее удовольствие и насыщенность. И счастливы те, кто успевает найти своё, а ведь не всем это удается, и многие появляются и исчезают, так и не сумев найти предназначение. Нам удалось.

Открытие новой Краски или новой Структуры – это всегда оглушительное событие. Празднование и осмысление затягивается порою на десятки, а то и сотни тысяч лет, но в последнее время эти периоды общего торжества становятся всё короче и короче – слишком велико нетерпение – скорей попробовать самому, скорее обогатить своё Сердце, найти своё, индивидуальное сочетание, пропорцию, если повезёт. Торопиться нельзя, ведь цена ошибки велика. Исправление ошибок – ещё более долгий процесс, ведь надо найти подходящее место, где пересекаются нужные потоки, так перестроить внешние оболочки, чтобы позволить потокам постепенно, сотню за сотней лет, найти проход к Сердцу, убрать лишнее и, не позволив летним языкам плазмы вторгнуться внутрь, постепенно уйти, а потом снова искать правильное сочетание.

Конечно, всё зависит от гармонии сочетания, я забыл об этом сказать. Высшая полнота – не в количестве Красок и разнообразии Структур, но в гармонии их сочетания. Можно сказать, что Гармония Сочетания – это и есть тот бог, которому мы поклоняемся, хотя, конечно же, это лишь фигура речи – мы давно выросли из детских штанишек религиозности и знаем, что единственное, что существует – это восприятия, хотя так и остается великой тайной – откуда они берутся – всё новые и новые. Есть обычные восприятия – как бы никакие, серые, однообразные. Удивительно, но до сих пор многие из нас так и застряли на этом уровне эволюции, и, похоже, так и не сдвинутся никуда, исчезнув рано или поздно в потоках плазмы. Удивительно! Удивительно то, что именно Краски и Структуры делают нас более прочными, долговечными, вечно омолаживающимися. Мне никогда не перестать этому изумляться – именно то, что наполняет нас глубиной переживаний, полнотой, насыщенностью всевозможных оттенков – именно это в то же время делает нас бессмертными и стойкими перед самыми суровыми влияниями космоса. Это поразительно!

Чтобы наслоить миллиметр Структуры, может потребоваться десять тысяч лет, а иногда и более того. Только выбор оттенка Цвета для этого миллиметра может потребовать тысячи-другой лет. И если поспешишь, то пожалеешь. Те, кто лишком спешил, давно уже развеяны в Космосе. Естественный отбор оставил только серьёзных и упорных – тех, кто способен сначала потратить тысячу лет на вчувствование в поиск наиболее гармоничного сочетания Цвета и Структуры, а потом замереть на десятки тысяч лет, чтобы в полнейшей и непоколебимой концентрации наслоить несколько миллиметров. Зато если ты был безупречен, тебя ждёт награда – неописуемое наслаждение известных и неизвестных оттенков пронзительности, всеохватности, яркости и глубины, которое толкает нас дальше и дальше, к новому поиску, новому созиданию.

Порой я немного останавливаюсь, просто чтобы перевести дух – ненадолго, на десять-двадцать тысяч лет, осматриваюсь вокруг, обмениваюсь впечатлениями с другими, кто тоже сейчас отдыхает. Меня радуют успехи других, ведь все мы – отражение друг друга. Так говорят древние легенды, и так оно и есть – мы все связаны глубоким резонансом переживаний. Радость одного откликается во всех остальных, привнося специфические оттенки в примыкающих к внешней оболочке слоях Структуры. Кто более чувствителен к радости и торжеству других, тот вознагражден особым богатством переливов Красок в этих местах, а это, в свою очередь, даёт более глубокое восприятие гармонии, большую широту взглядов. Удивительно – как гармоничен наш мир! Ничто не нарушит нашего стремления к совершенству – миллиарды лет впереди, они даны нам для созидания и радости, и порой я захлёбываюсь восторгом и изумлением перед этой таинственной сущностью Жизни. Но хватит – я уже достаточно отдохнул, и мысли меня даже слегка утомили. Одна мысль в сотню лет – это несколько даже взбалмошно, несолидно, я ведь уже не юнец. Зато под такие размышления можно прекрасно расслабиться, почувствовать новый творческий импульс. Я уже знаю, что буду делать в ближайшие пятьдесят тысяч лет, я уже чувствую гармонию – я положу два миллиметра кармина поверх этих лазурных пирамид амазонита, а затем накрою их иссиня-чёрным турмалиновым покрывалом с малиновым отливом – это будет изумительно, это порадует соседей и обогатит их приповерхностные оттенки. Ничто нас не остановит. Ничто. Даже странно – как это некоторые верят в тот дикий и совершенно бессмысленный религиозный бред о якобы грядущем наказании, которое грозит нам за то, что мы прячем всю нашу красоту внутри и ничего не отдаём наружу, ничего не предъявляем красному свету. Я подумаю об этом потом, когда закончу новый этап своего развития. А ещё я подумаю о том, как прекрасна мечта о будущем слиянии с братьями на других планетах. Мы знаем, что они есть, но ещё не готовы слиться в резонансе. Старики говорят, что нам нужен ещё минимум миллиард лет развития, чтобы совершенство нашей структуры позволило бы воспринять вибрации братьев с других планетных систем нашей Галактики и слиться в единой гармонии. Даже оторопь порой берёт – какое богатство открытий нас ждет в этом случае! Какими путями идут наши братья с других планет? Рано или поздно мы узнаем.

* * *

— Папа, папа! – громкий крик даже немного испугал, и Дэвид привстал и автоматически потянулся к кобуре, но, присмотревшись, снова уселся на кусок скалы. Рик бежал к нему, что-то держа в руках. «Паренёк растёт не по дням, а по часам», — подумал он. Всё-таки Космос благотворно влияет на детей, что бы там ни говорили ретрограды.

Они только утром прилетели на эту планету, и Дэвид уже возблагодарил всех богов за то, что совершенно случайно его внимание привлекло это микроскопическое возмущение гравитационных полей в безнадёжно пустом радианте забытого богом сектора Галактики. Всякий другой, менее опытный, даже не обратил бы внимания, там даже взгляду было не за что зацепиться – скорее намек, интуиция, наитие. Но Дэвид – не новичок, и, доверяя своему шестому чувству, он не пожалел времени и горючего и направил в эту область пространства свой пронырливый «Дельфин». И не ошибся. И не прогадал. Единственное, что его слегка беспокоило, так это то, что, сойдя с зарегистрированной траектории, он не послал уведомляющего сигнала и не выпустил буй. Не то, чтобы он был перестраховщиком, ведь «Дельфины» работают, как часы, но сейчас с ним Рик, и Лейси будет волноваться… впрочем, они тут ненадолго – надо только закрепить эту планету за собой согласно межгалактическим правилам, провести нужные измерения и внести в реестр, уплатив пошлину, а это дело двух-трех дней максимум.

— Что ты нашел, Рик? – ласково потрепал он по голове подбежавшего сына.

— Там, на востоке, видишь жёлоб, па? – запыхавшись, произнес тот.

Восточная часть долины заканчивалась крутым взлётом к вершинам, обрамляющим её, но по центру зиял узкий и глубокий провал.

— Ты уже и там побывал? – улыбнулся Дэвид. – И что там?

— Вот! – торжествующе произнес Рик, доставая двумя руками из багажника своего шестиногого «Хоппера» невероятной красоты кристалл, переливающийся удивительно богатыми красками, с кристаллами шестигранными, двенадцатигранными и, кажется, даже двадцатигранными! Да ещё и переплетёнными так замысловато, что не оторвать глаз.

— Обалдеть можно! – Дэвид и в самом деле был заворожён это красотой. У себя на Земле он собрал неплохую коллекцию минералов – больше двух тысяч красивейших образцов с разных концов Галактики, но такой красоты ещё не видывал. Нечто совершенно особенное. Нечто такое, от чего ну буквально не оторвать глаз.

— Дай-ка его сюда, — пробормотал он, осторожно принимая в свои руки камень. – Так ты его там нашёл?

— Да, па, там их много, много! – кричал возбуждённо Рик, расставив во всю ширь руки. – Я по одному треснул, ему ничего. Я ещё раз, а он не раскалывается. Тогда я, па, только не ругайся, я на нём хоппером попрыгал, ну он и раскололся! Па, давай другие тоже расколем, домой привезем, а?

Дэвид прищурился и окинул взглядом долину. Даже отсюда было видно, что вся она сплошь усеяна камнями, от маленьких до огромных. Неожиданно… Вообще-то, для настоящего коллекционера такой камень стоит целое состояние! Уж он-то знал цену красивым минералам. И если эта долина… а тут десятки тысяч камней… а если и в других долинах… тогда его открытие приобретает совсем другой смысл! Вот повезло-то, а!

Дэвид встал, и, вернув сыну осколок камня, сел в хоппер, пристегнул Рика, и уже спустя несколько минут расколол первый попавшийся крупный камень. Выйдя из кабины, они склонились над осколками. Дэвид присел и взял в руки один из них. И да, эти осколки тоже были непередаваемо прекрасны, ну просто непереносимо великолепны!

Рик, подойдя к отцу, потормошил его за плечо, но тот не отзывался.

— Па, ну па!

— Да, что? – встрепенулся Дэвид. – Посмотри, Рик, внутри этого камня то же самое – минерал, кристаллы, наплывы, посмотри как они переплетаются, это целый мир, это… — Дэвид не находил слов, он был просто околдован открывшейся красотой, другого слова и не подобрать. Никакое воображение не могло бы создать такого цельного, захватывающего мира красок и структур.

Тряхнув головой, чтобы сбросить это наваждение очарованием, буквально затопившее его, Дэвид встал с колен.

— Эта планета сделает нас богатыми, сын, — сказал он твёрдо и серьёзно, положив Рику руку на плечо. – Ты принёс нам удачу!

Он широко улыбнулся и, схватив сына на руки, поднял его над головой. Тот не сопротивлялся, будучи вполне довольным своей миссией человека, приносящего удачу.

— Пару дней мы проведем тут, Рик, — сказал Дэвид, поставив сына на ноги. Можешь пока бегать, играться, читать и… и, кстати, можешь начать колоть эти камни для нашего будущего магазина. Я назову его в твою честь – «Рик кристалл  инкорпорейтед», хочешь?

Но Рик уже его не слушал – он склонился над обломками и зачарованно смотрел на них. Дэвид с улыбкой смотрел на сына. Чертовски чувственный парень. Другой бы посмотрел и побежал играть в компьютерные игрушки или гоняться на хоппере за пылевыми вихрями, а мой – нет, смотри-ка – любуется, оторваться не может, красота мира ему не безразлична, напрасно Лейси тревожилась на этот счёт.

Следующие пол дня пролетели незаметно. Бурение, первичные анализы почвы и атмосферы, запуск автоматических зондов для картографирования планеты, прочее и прочее – «Космографическая корпорация» требует в обмен на признание права собственности соблюдения целого ряда формальностей, чтобы получить данные для науки и определить налоговую шкалу. Рик совсем притих, вот и хорошо. Расколов ещё пару камней, он обложился ими и переводил взгляд с одного на другой, проводя по ним руками, всматриваясь в бесконечные лабиринты цветных структур. Дэвид иногда прерывал работу, подходил и садился рядом, тоже отдаваясь очарованию этих странных существ. Он называл их «существами» — так было интереснее, так они представали перед ним не просто как куски горной породы, а словно новые, красивые звери – каждый со своим характером. Дэвид любил природу и пытался по мере возможности приобщить к этому чувству и сына, и сейчас он был несказанно рад, что Рик был так сильно захвачен этой красотой.

Красное солнце клонилось к закату, температура резко пошла на убыль, и если днем она достигала двухсот градусов, то ночью можно было ожидать все минус сто. Куски минералов под лучами заходящей красной звезды сияли всё той же непередаваемой красотой, буквально каждую минуту меняя оттенки. Кристаллы, преломляя свет, бросали его на соседние жеоды, отражали, играли светом в таинственную игру, и эта игра затягивала, буквально гипнотизировала, хотелось смотреть и смотреть, и ещё до того, как звезда окончательно села за горизонт, взошла другая – её пара. Она была намного дальше и свет её был мягким, успокаивающим, и в его лучах кристаллы запылали ещё более загадочными переливами. Невозможно оторваться, ну никак… просто невозможно…

* * *

Мы жили здесь с испокон веков. Мы будем жить тут до скончания времён. Весной долина покрывается бурными талыми водами, кипящими и бурно испаряющимися под лучами жестокого красного Солнца. Осенью мощные ураганы выносят весь мусор и песок, и оставляют долину голой и чистой, и в этой первобытной наготе мы ожидаем здесь зимы, спокойной, тихой, безмятежной, покрывающей всё и вся снегом, и от мороза трещат скалы, и словно глаза, выпученные от ужаса перед космической стужей, мы приподнимаемся над ровной, ослепительно сияющей равниной. А летом наступает пекло.

Так было, и так будет.

О, я помню – это было миллион лет тому назад или около того, — случилось «Вторжение», и несколько братьев погибли под жестокими ударами судьбы, но, погибнув, они спасли нас. Своей добродетелью, своим безупречным чувством Гармонии они спасли нас. Удивительно! Именно то, что наиболее гармонично, и делает нас сильными, и это же, как оказалось, даёт нам защиту от враждебных вторжений. Наши братья погибли, когда летние плазменные потоки, ворвавшись прямо в их раскрытые души, уничтожили их в один миг, но очарование гармонии поймало и уже не выпустило врагов из своих сетей, и через каких-нибудь двадцать тысяч лет ничто уже не напоминало о том варварском нашествии, которое угрожало всему нашему миру – последние следы чужеродных органических соединений были расплавлены и выметены суровым звёздным ветром.