Вернувшись с пописа, Трайланг обнаружил, что свято место пусто не бывает. В центре внимания была женщина, на вид лет тридцати пяти, со смуглой шелковистой кожей, спортивно сложенная, мускулистая, и в то же время изящная. Рассмотреть ее тело было несложно, так как сидела она совершенно голая. Рассмотреть ее лицо было сложнее, так как для этого пришлось бы протиснуться поближе, но судя по всему Трайланг и так имел возможность при других обстоятельствах разглядеть в ней все, что ему хотелось, поэтому он просто улыбнулся, покачал головой из стороны в сторону, когда перед ним расступились, и присел тут же на свободном месте, вызвав тем самым вокруг себя завихрения людей, которые хотели поближе рассмотреть такую невидаль, как один из первых дракончиков.
— Это Урмила, — произнес он, нарочито выделяя ударение на «у», кивая в сторону той женщины, которая в этот момент разговаривала сразу с пятью или шестью людьми. – Дракончик из второй волны. Пусть продолжает.
— Сначала я хочу установить, — с места в карьер начала она, — те факты, что являются для вас несомненными, и отделить их от предположений, а те, в свою очередь, от гипотез. Отличие гипотез от предположений в том, что предположения – это высказывания, имеющие обоснования – более или менее убедительные, а гипотезы – это некие умопостроения, проистекающие скорее из общих представлений о гармоничности мира, догадки, предвидения.
Тора обратила внимание, что вид полностью обнаженной женщины, с совершенной серьезностью читающей лекцию, кажется довольно необычным, даже забавным. Все та же хрень – все то же наше ханжество, мол секс это прекрасно, обнаженное тело не постыдно, но читать лекции я все буду одетым… ну держись, Кремер, я тебя прижму к стенке, со сладострастием подумала она. Я на тебя Вайу напущу, вот что я сделаю…
— К фактам отнесем следующее: в релятивистском мире время замедляется (с нашей точки зрения). ОзВ приводит к замедлению процесса старения. Время замедляется тем сильнее, чем ближе скорость к скорости света. Старение замедляется тем сильнее, чем ближе интенсивность ОзВ к предельным экстатическим величинам. Причем замедляется старение не только с точки зрения самого человека, испытывающего ОзВ, но и с точки зрения наблюдателей. Еще к фактам я отнесу то, что самые близкие, самые кажущиеся нам искренними существа среди своих проявлений имели столь фантастические, в которые при всем желании поверить невозможно.
— Теперь выскажем предположение, — продолжила она. – Возможно, что все упомянутые Трайлангом люди – дон Хуан, Далай-Лама, Рамакришна, Бодхи, Ауробиндо Гхош и прочие и прочие – в силу того, что они имели длительный опыт интенсивного переживания ОзВ, в том числе экстатических, прошли через трансформацию материи, составляющей их физическое тело, и суть этой трансформации состоит в том, что данная материя приобретает некоторые качества, присущие материи в релятивистском мире, то есть в системе отсчета, движущейся мимо нас с субсветовой скоростью. А может быть – и не только качества релятивистского мира, а еще и качества квантового мира – микромира – этого мы пока утверждать не можем.
В зале поднялся шум, но Урмила подняла лапу, призывая к молчанию.
— Если вы начнете прямо сейчас обсуждать все услышанное, мы просидим тут очень долго, а у меня есть дела. Я хочу дать вам чуть больше информации, ответить на некоторые вопросы, и уже потом оставить вас беременными по самые уши. Итак, подобное предположение снимает, наконец-то, то самое болезненное противоречие, о котором говорил Трайланг. Все становится объяснимым. Морды свидетельствуют, что Бодх «трансплюхивался»? Вот он тут, а вот он уже там, причем мгновенно, словно просто «оказываясь» там? Знаем ли мы что-то подобное из физики? Знаем. Во-первых, мы знаем из теории струн о существовании складок пространства. Во-вторых, из квантовой физики нам известен туннельный эффект, когда частица одним квантовым прыжком преодолевает потенциальный барьер, преодолеть который она не могла в силу недостаточности энергии. Растворение в радужном теле? И этому теперь найдется параллель – превращение твердой материи в излучение», которое сплошь и рядом используется при термоядерном синтезе. Если и в самом деле материя, составляющая человека, трансформируется под влиянием ОзВ так, что человек становится подвержен законам, в чем-то схожим с законами квантовой и релятивистской физики, тогда перед этим самым человеком открываются такие перспективы, что натурально захватывает дух. Вместо того, чтобы произносить такие длинные фразы, мы тоже их упрощаем, и говорим, что «ОзВ переносят человека в псевдоквантоворелятивистский мир» — ну и поскольку термин «псевдоквантоворелятивистский» также не блещет удобоваримостью, мы говорим «псевдокваремир» или, чтобы избежать таких слов-уродцев, еще проще: «аквариум». Дальше я набросаю пару гипотез. Что если разные аккорды ОзВ переносят человека в разные уровни аквариума, или и вовсе — в разные аквариумы? Например – не может ли в мордовики, посвященной путешествиям, появиться инструкция типа «Прокалывание складок пространства в такой степени, чтобы достичь Венеры, достигается использованием аккорда «нежность-6 + отрешенность-5 + проникновение-5 + интеграция «твердости» у горы на 7 + интеграция «стремительности» у ветра на 8. В том случае, если ты намерен добраться до Сатурна, необходимо повысить интенсивность твердости до 7.5». А возможно и другое – ту дальность, исчисленную в парсеках или в световых годах или в километрах, на которую ты можешь пронзить пространство, может быть можно использовать для точного градуирования интенсивности определенной ОзВ. Продолжать можно долго. Перед нами – «дивный новый мир». И изучать мы его можем без построек ускорителей и космических кораблей. Эпоха приборов может попросту закончиться на этом, понимаете? Зачем строить космический корабль, когда человек будет обладать способностью в СВОЕМ СОБСТВЕННОМ ТЕЛЕ гулять по Марсу или Альфе Центавра? Кстати – помните «сказки», которые упорно навязывают нам «неразумные тибетские мистики» — сказки о тертонах? Якобы есть такие люди – тертоны – которые обладают свойствами раскрывать гигантские скалы, как маленькую коробочку, заходить туда, брать оттуда тексты, заложенные в древности другими тертонами, и снова закрывать скалу. Ну смешно, ей богу, когда эти невежды пытаются повесить такую откровенную лапшу нам на уши… А теперь можно и задуматься – лапша ли это? Особенно учитывая, что подтверждают подобные «сказки» исключительно искренние люди, испытывающие ОзВ. А все эти сказки про древних «риши», якобы живущих до сих пор, спустя тысячи лет, ждущих в своих подземных убежищах того времени, когда мы вылезем из пеленок…
— Я не понимаю, — раздался чей-то голос, и Урмила кивнула. – Я не понимаю – если человек, испытывающий ОзВ, замедляет в себе старение, то есть согласно предположению оказывается в мире, где скорость физических процессов замедляется, то он ведь и двигаться должен в несколько раз медленнее – мы должны видеть его замедленным…
— …а мы его таковым не наблюдаем, — закончила за него Урмила, — совершенно верно! Противоречие. Если есть противоречие, давайте поищем объяснение, давайте усовершенствуем свою систему представлений. Именно так и происходит движение вперед теоретической мысли, за которой следует точно позиционированный эксперимент. Замеченное тобой противоречие можно снять, если вспомнить, что человек – бесконечно более сложное существо, нежели протон, и если предположить, что материя, составляющая человека, весьма и весьма неоднородна. И это тоже в общем не столько предположение, сколько наблюдаемый нами факт. Мы можем мыслить в терминах материи, и мы можем сказать, что «материя мысли» категорически отличается от материи физической, и от «материи эмоции», и от «материи ОзВ». Не удивительно, что разные состояния (или разные виды – будем считать это неизвестным) материи по разному реагируют на те или иные воздействия. Ведь физика никогда не могла всерьез рассматривать мир психического. Физик, рассуждающий о том — что будет переживать человек, запущенный в черную дыру, уже вроде как и не физик, в прошлом он подвергся бы осмеянию и остракизму. Поэтому все, что физика наблюдает, исследует, экстраполирует – все касается только одного вида материи – той, из которой состоит наше физическое нетрансформированное тело. И только сейчас мы, наконец, можем построить новую физику – универсальную науку, объединившую в себе и мир физического, и мир психического, причем объединение это будет носить самый что ни на есть конкретный характер – как я уже говорила, мы сами теперь можем стать и лаборантом, и лабораторией, и космическим кораблем и космонавтом, и наблюдателем и наблюдаемым – мы сможем не просто «знать» и «вычислять» — мы сможем «переживать!». Сам наш язык плохо приспособлен в такого рода вещам – но у вас есть время этот язык или создать или принять от тех, кто его создает… в общем…, — Урмила сбилась, задумалась, встала и быстро пошла к выходу.
Лишь спустя минуту после ее ухода до народа наконец дошло, что ушла она насовсем – как обещав, «запузырив» их по самые уши. Зато Трайланга они, похоже, так просто уже не выпустят! Готовую было сорваться лавину расспросов затмил очень простой, тихий вопрос:
— Трайланг, почему дельфины убили Нортона? – это была Арчи, и несмотря на то, что она пыталась выглядеть бесстрастной и спокойной, получалось это у нее не очень.
Трайланг, однако, совсем не выглядел мрачным или расстроенным.
— С цивилизацией дельфинов мы знакомы давно. Людям — даже таким, как вы сейчас – начавшим свой путь к озаренным восприятиям, трудно оторваться от веры в собственную исключительность. Тысячелетия культивируемая вера в безусловное превосходство человека над прочими тварями божьими вам еще предстоит вытравить из головы – и начало этому уже, в общем-то, положено, поскольку дайверы, активно интегрирующие в себя восприятия гор, облаков, растений, животных, Земли… давно уже, видимо, начали понимать, что человек – это, несомненно, царь природы, но не всей природы, а лишь крохотного ее уголка. Дельфины – яркий пример нетехнологической цивилизации. В то время как люди брали в руку палку и, поднимаясь на задние лапы и балансируя хвостом, пытались сбить этой палкой фрукт с дерева, дельфины выбрали совершенно другой путь – ну я утрирую, конечно, и разделение путей произошло намного раньше, и дельфины представляли из себя развитую цивилизацию уже тогда, когда никаких пра-людей – всяких питекантропов, неандертальцев и кроманьонцев не было и в помине… Дельфины, таким образом, могут научить нас ОЧЕНЬ многому, но не раньше, чем мы сами сможем дорасти до того уровня, когда мы можем начать учиться тому, чему они могут – и хотят, заметьте! – нас научить… История с Нортоном… конечно она печальна, конечно, — покивал Трайланг головой, — но, видите ли, научение требует…
— Жертв, — подсказал кто-то.
— Да, требует оно… порой оно требует кардинальных мер, а не жертв, если только не назвать жертвой объект приложения этих самых мер.
— То есть получается, что Нортон был убит ради некой «эффективности мер»?? – Торы сама не заметила, как встала и гневно произнесла эту фразу.
Трайланг жестом успокоил Тору.
— Вы все читали Кастанеду, давайте вернемся к теме сегодняшнего разговора и вспомним, что среди прочих «чудес» дон Хуан сообщал о том, что каждый воин имеет «дубля» — что фактически каждого воина – два, причем каждый может функционировать как самостоятельное существо. Это трудно представить, но… как будто сначала ты смотрел одним глазом, а потом – двумя. Картина мира стала объемной, а конфликта между глазами нет — они не начинают воспринимать себя как «разные существа» — также и тут – дубль-1 и дубль-2 не воспринимают себя как разные существа, несмотря на то, что каждый является самостоятельной личностью. Дельфины решили сделать Нортону подарок – они с силой «разорвали» его на две «части», при этом первая часть фактически была «убита» с нашей точки зрения. И Нортон воспринимал это как приближающуюся смерть, поэтому боролся за свою жизнь с полной самоотдачей и отчаянностью. Он проиграл в этой битве – и от этого выиграл. Он стал первым среди нас, который теперь существует и будет существовать дальше в таком состоянии, он расскажет нам о своих восприятиях и о тех возможностях, которые они с собой несут. Так что, — кивнул он Торе, стоящей с открытым ртом, — Эксперимент не провалился – просто более мудрые и более сильные взяли процесс в свои, эээ…, плавники:)
В отличие от Урмилы, Трайланг, как казалось, не собирался покидать собрание, во всяком случае – не так быстро. Разговор перестал был похожим на лекцию, Трайланг больше задавал вопросы и слушал, чем говорил. Когда он задал вопрос – есть ли у кого-то из присутствующих опыт, который можно было бы интерпретировать как опыт восприятия «двумя сущностями» одновременно, оказалось, что кое-какой опыт такого рода есть.
Кейт, нетерпеливо подпрыгивая, первая вспомнила нечто подобное.
— Это не было в бодрствовании, а в осознанном сновидении, в одном из миров, который откопал Вольф и несколько раз брал меня туда с собой – в полосе голубых миров. Вольф проводил там опыты по прогрессорству, и мы встретились с несколькими его подопечными и решили все вместе… сфотографироваться – это слово ближе всего отражает суть того процесса. Когда меня стали фотографировать, я поняла, что хочу, чтобы они увидели меня настоящую, такую, какая я сама с собой, а не такую, какая я, когда нахожусь в их обществе, когда я выбираю быть мягкой, адаптировать себя к их состоянию, чтобы им было проще принять меня, чтобы у них не возникло отторжения от «чрезмерной» искренности. И я решила посмотреть на того, кто стоял рядом с фотографирующим, так, как бы я посмотрела сама на себя – с предельной искренностью, серьезностью. Я совершила усилие и посмотрела на того человека, как на самого себя. И в этот момент меня вынесло из того мира в какой-то другой, и «на том месте», куда я смотрела, появилась… я сама! Я смотрела на «нее» и испытывала восхищение от того, какое это удивительное существо. Она имела на 100% мою внешность за исключением глаз – выражение глаз было удивительным – там была такая глубина жизни, которую я никогда не видела ни в людях, ни в себе, когда смотрю в зеркало – это был совершенно другой «уровень», это вызывало восторг и даже благоговение. Я смотрела «себе» в глаза и словно что-то таяло между нами – словно таяла та стена, которая разделяет нас, и это было необычайно радостно, эта радость была не бурной, а спокойной, торжественной, как величавое течение огромной реки. Как будто что-то открылось, прорвалось в тот момент, возникло неожиданное ощущение во всем теле – я как будто стала текучей, я стою на месте и одновременно сдвигаюсь, расплываюсь, сейчас и руки, и ноги, и спина тоже станут текучими и куда-то начнут двигаться. Не понимаю, в какую сторону – как будто во все направления сразу, и это не слабость, наоборот, я чувствовала себя очень сильной в тот момент, но текучей. Потом еще возникло ощущение, будто правая часть тела, в верхней его части, стала примерно такой же, какой ощущается вода — прохладной, свежей, жидкой, текучей, но движения не было, было похоже на слегка колышущуюся воду в озере. Прямо сейчас, когда вспоминаю, сразу же возникают яркие ОзВ и физические переживания, захлестывает чувство необычайной свежести, пронзительного на 8 чувства, что путь вперед открыт, ничто меня не удержит от того, чтобы продолжить свое путешествие, разламывание в животе-10, предвкушение-9, «вечная весна» 9.
Кейт задумалась, то ли вспоминая свой опыт, то ли сосредоточенно переживая то, что она сейчас испытывала. Затем продолжила.
— Когда «другая я» исчезла, я осталась на некоторое время в том мире, стояла и пялилась на закатное небо. Состояние можно было назвать «прощанием». Я понимала, что только что со мной случилось что-то необычайно привлекательное, ни с чем не сравнимое, и что это прекратилось и может быть никогда больше не повторится. От этого понимания все вдруг стало очень красивым. Будто я вижу это в последний раз. Вспыхивали резонирующие мысли: «это может больше никогда не повториться», «больше ничего не осталось», «больше ничего не будет». И тут же все начало доставлять яркое удовольствие — запахи, цвет земли, прозрачный воздух, фактура поверхности ствола дерева — мне хотелось замереть и не упустить ни секунды этого наслаждения.
— Мне тоже хотелось бы задать вопрос, — прозвучал голос с головизора.
— Да, Джеффри, — ответил Томас, и голографическая фигура советника мгновенно сформировалась рядом с ним. – Джеффри Брэнигэн, — пояснил Томас Трайлангу, — член Совета.
— Если ты из первой волны дракончиков, то ты должен очень хорошо помнить довоенную жизнь, со всеми ее специфическими особенностями. Мы не можем решить проблему Нижних Территорий, и это создает некоторые затруднения.
Те, кого эта тема не интересовала, стали сбиваться в группки и вполголоса обсуждать что-то свое.
— Эти затруднения сначала казались нам временными, мы ждали, что они рассосутся сами собой, но этого не происходит. Люди с Нижних Территорий, иначе говоря «оранги», превратились в довольно устойчивый социальный конгломерат. У них есть своя экономика, своя политика, производство, школы, социальные институты – в общем, они ведут образ жизни, который, судя по всему, очень напоминает довоенное устройство общества. И это понятно, так как у них нет других примеров, а примыкать к нам они не могут, так как не хотят переставать испытывать негативные эмоции, они не считают НЭ вне закона, отравой, ну и соответственно живут в той же помойке, которая хорошо должна быть тебе известна.
— Да, — кивнул Трайланг, — мне это очень хорошо известно.
— Мы в общем предоставляем их самим себе, поскольку за уши в счастье и интересную жизнь никого не втащишь, это понятно. Естественно, мы ни при каких обстоятельствах не согласились бы предоставить им полную свободу действий. В частности, мы отнимаем у них детей, блокируем опасные направления развития промышленности и т.п. Но мирного сосуществования с орангами быть не может никогда и ни при каких обстоятельствах – они испытывают перманентную агрессию – против самих себя, против друг друга, против нас, и фактически мы находимся в состоянии «холодной войны». Мы перепробовали разные способы влияния на них – мы старались выделять из их среды тех, кто по нашему мнению был более разумен или более склонен к ОзВ, но в общем все впустую. Мы даже отказались от идеи дать возможность матерям выкормить тех детей, которых они родили – если ребенок живет хотя бы полгода среди орангов – он становится так сильно отравлен тупостью, стыдом, страхом, агрессией, ревностью и всем прочим, что дальнейшая его жизнь становится проблемной, и нередко такие дети возвращались обратно на Нижние Территории. Отъем новорожденных представляет из себя постоянный источник напряжений – нередко оранги укрывают их, нападают на наших людей. Поддержание статус-кво представляет из себя непростую проблему, не говоря уже об усилении контроля над ними, поскольку противостояние с агрессивными, дикими, тупыми людьми – это серьезное испытание. Если ты не совершенно чист от НЭ – а кто из нас может этим похвастаться? – то при таких постоянных столкновениях с орангами, будучи постоянным объектом ненависти и агрессии, НЭ начинают усиливаться. Мы оказываемся между Сциллой и Харибдой. Если мы ослабим контроль, то они конечно воспримут это как нашу слабость, и ситуация ухудшится – станет больше провокаций и агрессивных проявлений. Кроме того, это приведет к тому, что новорожденные будут укрываться чаще, и все больше и больше детей станут подвергаться пыткам, станет быстрее расти население орангов. Если мы усилим контроль, агрессия орангов выплеснется опять таки с повышенной силой, что приведет к тому, что наши люди, работающие там, будут больше травиться своими НЭ. Ситуация на данный момент кажется безвыходной. Мы, конечно, можем попросту уничтожить их, это не проблема. Проблема в другом – оранги не представляют из себя однородной массы ненавидящих людей. Среди них даже время от времени появляются беженцы, то есть те, кто хочет жить на Нижних Территориях, испытывать те или иные НЭ – например грусть, жалость, ревность, культивировать те или иные концепции – например о семейных связях, неприличности секса, они хотят жить семьей и иметь «своих» жен, мужей и детей, и тем не менее они могут быть согласны с неприемлемостью агрессии, они могут испытывать слабые желания прекратить некоторые НЭ и освободиться от определенного вида концептуальных ограничений, среди них попадаются и те, кто время от времени испытывает ОзВ… в общем – это неоднородная масса. Ну и потом – оранги не сразу становятся уродами в крайней степени вырождения: десятилетняя пупса – совсем не то же самое, во что она превратится через 20 или 40 лет. В общем – проблема сводится к тому, что существующее положение нестабильно и постоянно есть угрозы социального взрыва, а ослабление или усиление контроля приведет к этому взрыву, по нашим оценкам, еще скорее. А нам бы не хотелось доводить дело до восстаний и войн, поскольку тогда нам все же придется начать их уничтожать, заодно подпитывая тем самым зерна агрессии в нас самих.
— Я думаю, что проблему можно решить довольно просто, — произнес довольно уверенно Трайланг, — я могу посоветовать два подхода: политика + сепаратизм.
По выражениям лиц можно было понять, что предложение Трайланга пока что осталось непонятным.
— Вы забыли, что такое «политика», поскольку не нуждаетесь в ней. Вы забыли, что такое «сепаратизм», поскольку не испытываете потребности в нем. Но для людей прошлого эти понятия значили очень много, и для орангов они неизбежно должны многое значить, и этим можно воспользоваться.
— Рассказывай!
Трайланг задумался, видимо прикидывая – в какой последовательности изложить свои идеи.
— На текущий момент оранги представляют собой единую общность, котел, в котором все они варятся. Нижние Территории послужили убежищем, которое вы для них создали в послевоенный период, куда стеклись люди всех национальностей, всех убеждений, которые не захотели принять доктрину неприемлемости тупости и НЭ. Нижние Территории – это огромный мегаполис, густая каша. Изменить что-либо в столь неоднородной структуре – почти невозможно, любая инициатива гасится массой окружающей инерции. Вспомните – в какой период мировой истории зародились те процессы, которые и привели к новому времени? Эти процессы зародились в период массового сепаратизма, и это не удивительно. Вспомним то время, когда была создана практика прямого пути. Начало двадцать первого века. Закончились мировые войны, люди устали от массового взаимоуничтожения. Развитые коммуникации, распространение образования как эффективного средства к повышению собственного статуса и благосостояния, развитие военных технологий, которые во многом подорвали возможность решать с помощью войн социальные противоречия — эти и многие другие действующие силы привели в итоге к тому, что постепенно стала вымываться идиотская мысль о том, что войны могут привести к желаемым результатам. В войнах всегда проигрывают все – раньше или позже. Девятнадцатый и двадцатый века – столь богатые на бесчисленные мелкие военные конфликты и крупные войны, дали необходимое количество опыта на этот счет. Такая высокая концентрация негативного военного опыта привела к тому, что опыт этот не успевал забываться. Примеров множество, я даже не буду их приводить. В результате люди стали сосредотачиваться на наиболее простом, безболезненном и даже интересном способе добиваться довольства – путем повышения своего социального статуса, через бизнес, образование, политику, религию и прочих социальных институтов. Идея полноценной личности, ее высшей ценности, постепенно пробивала себе дорогу. Конечно, развито общество было все еще неравномерно – в то время как в Европе нельзя было убить собаку, чтобы не оказаться на скамье подсудимых, в Судане миллионам девочек вырезали клиторы – их же собственные любящие мамочки и папочки, в Саудовской Аравии благообразно выглядящие мужчины-арабы содержали своих женщин на правах чумной свиньи, в Индии обвинение в гомосексуализме влекло за собой смертную казнь, в России появление девушки в метро в купальнике влекло за собой всеобщий взрыв ненависти и арест с весьма вероятным изнасилованием, а проституция считалась преступлением почти во всем мире. И все же – стремление к довольству неизбежно влекло за собой развитие социальных механизмов, образования, интеграцию страны в мировую экономику и в мировое информационное пространство. Культ ценности отдельно взятой личности неизбежно приводил и к культу чувства собственной важности — ЧСВ. Например, в «культурной» Европе тех лет, если ты не поздоровался в ответ на приветствие другого человека, то ты становился изгоем, и подавленная ненависть выливалась на тебя в той мере, в какой это позволяли сдерживающие факторы. А культ ЧСВ неизбежно влек за собой обостренную потребность в самоидентификации, в отличии от других. Соответственно развивалась и индустрия предоставления людям возможности отличаться – у меня холодильник такой-то марки, я путешествовал там-то, у меня такой-то диплом, разряд, значок… И, конечно, в этот водоворот потребности отличаться не могла не вовлечься идея национального самоопределения. Я — россиянин? Ха. Кроме тебя есть еще сто пятьдесят миллионов россиян. Я – англичанин? Хрен редьки не слаще. А национальность – это не просто слово «англичанин» или «шотландец» — это целый мир отличий! Гимн, флаг, история, язык, обычаи, взятые из прошлого или создаваемые на пустом месте, спорт, политический вес – «наши выиграли у ваших!» — мало того, что национальное самоопределение несло в себе огромный комплекс отличий, оно еще и давало эти отличия даром, автоматически! Стать успешным спортсменом – ну попробуй, этому надо посвятить всю жизнь с раннего детства. Стать ученым – попробуй при такой конкуренции. Везде конкуренция, и несмотря на бурное развитие индустрии отличий, в любом случае для того, чтобы выделиться, необходимо прикладывать множество усилий на протяжении значительного времени. А сепаратизм дает совершенно новые шансы – «наши выиграли у ваших» — и ты уже, если ты «наш», торжествуешь, ты круче «ваших»! Завтра все изменится, не беда – наши проиграли в футбол, зато наш фондовый рынок вырос! Фондовый рынок приспустился – не беда – наша девушка выиграла в конкурсе красоты – наша, манчестерская, рязанская, пном-пеньская. Всегда можно найти повод для испытывания довольства.
Трайланг сделал паузу, потянулся за соком.
— Апельсиновый?
— Манго.
Сок манго, видимо, тоже его устроил, судя по той жадности, с которой он пил.
— Конечно, это лишь один из факторов, но фактор мощный – фактор, который привел к тому, что баланс между «правом государств на сохранение своей целостности» и «правом наций на самоопределение» стал резко смещаться в сторону последней. Если хотите более детальный анализ – прочтите статью Бодха «Право народов на самоопределение». Ну а дальше все случилось очень быстро – по историческим понятиям, конечно. Я не помню точно последовательность событий, но хорошо помню – с чего все началось. Сначала с огромным скандалом отделилась новая страна Косово. Затем – Южная Осетия и Абхазия – с еще большим скандалом, мясом и кровью. Но сколько бы крови не пролилось, назад повернуть уже было нельзя, и чем больше было той крови, тем бесповоротнее было решение маленького этноса отделиться от большого. Потом – как грибы после дождя, стали появляться новые страны – отделились баски, генуэзцы, мантунианцы. В отдельную страну превратилась Бавария – тоже было очень много шума, стали даже появляться города-государства. Карта мира словно покрылась патиной. Стало совершенствоваться соответствующее законодательство, а у людей – заметьте – появился дополнительный смысл жизни, дополнительный стимул созидать, сохранять, накапливать. И у всего этого было и еще одно интересное последствие – чем меньше общность, тем легче она меняется. В сочетании с потребностью отличаться, это привело к взрывному росту разных типов культур. А ведь разные культуры – это еще и разные питательные среды для экономики. Попробуй ввести какое угодно новшество в такую страну, как США!! Да пусть даже в такую махину, как какой-нибудь штат Канады, республику России. Безнадежно, затраты времени и труда не окупятся результатом. А в городах-государствах все можно было сделать очень быстро – на уровне магистрата принимается проект, неделю на обсуждение, потом общегородское голосование – и готово! Как следствие – города-государства имели возможность помногу экспериментировать со своим устройством, выбирать наиболее эффективные способы политического, экономического устройства, систем образования и прочего. Когда твои усилия приводят к быстрому и зримому результату, тогда и активность твоя растет. В результате именно самые мелкие национальные образования стали, как ни странно, форпостами развития человечества в самых разных его проявлениях, именно там быстрее росло и благосостояние, и довольство, что еще больше подталкивало оставшиеся империи к развалу. Ну и вполне естественно, что практика прямого пути начала активно прокладывать себе путь в будущее не через равномерно распределенный рост интереса к себе, а с помощью взрывных процессов, когда одно микро-государство за другим стало брать на вооружение целые куски из ППП – включать в систему обязательного образования, создавать исследовательские лаборатории, даже включать в состав официальной национальной идеи. Так сделайте снова то же самое! Пусть эта бесформенная, желеобразная опухоль разделится – пусть у них появится цель – отличаться от соседа. Сейчас все слишком уперлось в противоречие «новый мир – старый мир», это гасит их инициативу. Перестаньте отнимать у них детей…
— !! – это невозможно!
— подвергать людей пыткам…
— они решат, что мы сдались…
Трайланг поднял руку, и молчание восстановилось.
— Оставьте им их детей, но обеспечьте возможность любому ребенку на любой период времени выбираться за пределы их резервации – они воспримут это как огромное облегчение, а в условиях, когда у них будут дети, воспроизведется работа всех тех механизмов, которые раньше управляли людьми. «Дети – наше будущее», слыхали такое? Дайте им иллюзию будущего, и они станут работать на будущее – создавать историю семей и городов, бороться за благосостояние, конкурировать… им будет не до бессмысленных войн с вами, у них в крови страх перед войнами и страсть к ЧСВ. Просто оставьте работать этот механизм – один раз он уже сработал – но захватил не все человечество – пусть он поработает и еще раз – это будет удобно всем.
— Но дети…
— А, бросьте, — махнул рукой Трайланг. – Почти все присутствующие тут родились уже в новое время, и вам кажется, что судьба ребенка целиком зависит от его окружения. В этом воззрении перемешались и слепая забота, и невежество. Забота, потому что на самом деле, если склонный к ОзВ человек попадет в атмосферу обычной семейной тирании, со всеми ее прелестями, он, конечно, начнет перенимать НЭ и тупость, но также в нем будет расти острая потребность в том, чтобы испытывать ОзВ. Разумеется, членовредительство и насильственные ограничения в получении образования и прочих элементарных прав, необходимо пресекать. Дайте тем детям свободу выбора, а родителям – иллюзию обладания детьми.
— А почему невежество? — донеслось из зала.
— Невежество, потому что вы уверены, что любой ребенок может родиться у любого родителя. Вы представляете самих себя и думаете – а если бы я родился у оранга… Вы забираете у орангов их новорожденных, а потом констатируете – ага, поздновато, ребенок уже успел отравиться… Замечали ли вы – насколько разными рождаются дети? В мое время, когда ненавидящие были перемешаны с забитыми, тупые с интеллектуально развитыми, это было заметно. Что вы знаете об этом? Как происходит процесс зачатия? Как происходит то, что оплодотворенная яйцеклетка становится зародышем личности – откуда берется та личность и согласно каким законам? В этих вопросах вы невежественны, но невежество само по себе не так опасно, как непонимание того, что вы невежественны. Вы же не просто говорите себе: «я не знаю, как это происходит», вы уверены, что знаете, что любая личность может родиться у любого родителя, вы уверены в том, что это какой-то беспорядочный, хаотичный процесс вроде рулетки. И вооруженные этой липой вы начинаете предпринимать серьезные меры, подвергая опасности и себя, и недоразвитые общества.
Чок подошел к Томасу и что-то шепнул ему на ухо. Коротко посовещавшись, они оба стали что-то говорить Трайлангу.
— Сейчас пока все, — встав, объявил Трайланг. – Мне необходимо кое-что обсудить с Советом, а со всеми остальными у нас еще будет время поговорить о чем захочется. Я хочу, чтобы остались…
Пока Трайланг перечислял тех, кому он предлагает остаться, Тора продвигалась к выходу, и только уже у самых дверей услышала свое имя.