— Это чушь собачья. – Спокойно возразила Арчи.
— Может, скажем это тем, кто сейчас сидит у мертвого Нортона и не знает, что им делать дальше? – Не без сарказма, как показалось Торе, спросил Человек-птица. – Или, может быть, ты предлагаешь МНЕ исходить из того, что все это собачья, значит, чушь, и продолжать эксперимент?
— Может – и скажем. – Арчи выглядела необычно твердо и уверенно в себе – там, в Гималаях, она была гораздо более мягкой, что ли, податливой, а сейчас, глядя на нее, казалось, что ее вообще не подавить никаким давлением. – Тебе я ничего не предлагаю пока что – думай своей головой – у тебя своя работа, у меня – своя жизнь.
Тора вновь поразилась той степени уверенности, независимости, которая была ее в словах и манерах.
— Ты – волкодав, ты ОБЯЗАН искать подвохи и опасности, — продолжала Арчи. — Я понимаю это и уверена в необходимости твоей работы, и я также понимаю, что твоя нарочитая въедливость и кажущаяся агрессивность необходима, чтобы не уснуть в благожелательности и не пропустить опасность. Делай свое дело, а я буду делать свое, и я говорю, что все это – чушь собачья. Хочешь прекратить эксперимент – прекращай, если это в твоей власти… это в его власти, Пасанг? – Спросила Арчи у крепко сложенного человека, сидящего на подлокотнике кресла у аквариума. Тот кивнул. Казалось, он целиком состоял из мышц, и удивительно – как это под ним не рассыпалось кресло.
— Пард – руководитель «волкодавов», — пояснил Харви, стоявший за спиной Арчи. Тора очень хорошо помнила его – своего учителя в школе коммандос. Если Пасанг на первый взгляд вполне заслуживал эпитета «человек-мышцы», то Харви, несомненно, был «человеком-волей». Он в первый же день поразил Тору, когда она наблюдала за одной из тренировок коммандос – тренировку в неподвижности. Поскольку визуально крайне сложно было оценить и сравнить степени неподвижности таких мастеров своего дела, в качестве судей выступали… суслики!:) Задача состояла в том, чтобы сесть у самого входа в нору суслика и так усыпить его внимание своей полной неподвижностью, чтобы тот вылез из норы и стал бы носиться рядом с тобой, занимаясь своими делами. Когда суслики в итоге стали трахаться, используя в качестве подставки ногу Харви, Тора не выдержала и заржала, прервав тем самым и соревнование и суслячьи сексуальные развлечения.
— Он отвечает за безопасность, и имеет полномочия в любой момент прекратить эксперимент. – Закончил Харви.
— Я имею и некоторые иные полномочия, — загадочно уточнил Пард.
Харви кивнул.
— Прекрасно, — казалось, Арчи была совершенно не впечатлена услышанным. – И тем не менее, это чушь собачья. Дельфины не могли убить Нортона. Я знаю Нортона и знаю дельфинов.
— Мы все тут хорошо знаем Нортона и знаем дельфинов, — настаивал Пард, — но в данный момент Хельдстрём, Тарден и Чок уже битый час созерцают перед собой труп Нортона, и они же и были свидетелями того, как дельфины убили его. Ты, конечно, знаешь, что именно Чок был тем, кто первым вошел в такой тесный контакт с дельфинами, кто относится к ним, я так думаю, с не меньшей симпатией, чем ты. Если ОН подтверждает, что наблюдал убийство, если он сидит сейчас в полной растерянности и шоке, ожидая моего решения, то это что-то да значит, правда?
— Правда. – Арчи ни на миг не утратила своей уверенности. Это несомненно ЧТО-ТО, да значит. Может быть мы поймем – что, может нет, но я знаю, что никогда дельфины не смогли бы убить Нортона просто так, из желания убийства, это…
— Нет. – Пард покачал головой. – Случайная смерть, убийство по неосторожности – все могло случиться, мы все рисковали и рискуем в этом опыте – и люди, и дельфины, и тигры, и некоторые еще неизвестные нам сущности, которые неожиданно вошли с нами в контакт – неожиданно для нас, но, кажется, не для животных… нет, все гораздо хуже. Повторяю – все гораздо хуже. Дельфины целенаправленно, последовательно и методично убивали и добивали Нортона, пока он не умер. Никто не смог им помешать – ни Чок, ни Тарден… и я уверен, что даже если бы мы вывернулись наизнанку и, подвергнув опасности жизнь Трикса и Магнуса, выдернули бы их на помощь, они тоже ничего бы не изменили. Мы столкнулись с подавляющим превосходством, с подавляющим! – Пард ударил ребром ладони по подлокотнику. – Я только не понимаю – в чем же тут смысл…
В эту минуту Тора отозвала назад свои подозрения насчет нелояльности Парда. Сейчас перед ней была не просто хищная расчетливая машина, предназначенная любой ценой отводить угрозу от нашего мира — даже ценой остановки прогресса, прекращения исследований в определенной области, а может быть и какой-то более серьезной ценой.
— Пригласить нас на эту встречу и убить, и кого – Нортона! Злонамеренность я пока исключаю, как и все вы, думаю — он обвел взглядом комнату. — Убить ради какой-то цели – хорошо, мы могли бы это понять, хотя вряд ли смогли бы принять, допустим какая-то важная с их точки зрения цель, стоящая того, чтобы его убить. Ну и какова эта цель? Ничего не происходит – Нортон просто мертв, участники эксперимента просто находятся на своих виртуальных позициях в проекторе… хотя теперь-то уже ясно, что идея проектора провалилась – наши экраны ничего не стоят.
— Мы еще не знаем – в какой мере. Или сама идея ничего не стоит, или просто есть брешь, которую мы не видим, но которую в случае обнаружения мы могли бы…
— Да, Марти, да, мы не знаем, — отмахнулся Пард. – И кого мы сделаем следующей подопытной свинкой? Лично ты кого готов послать к барьеру? Казалось, мы продумали всё: в силу исключительно разных, хоть и пересекающихся кое в чем наборов восприятий под названием «человек», «дельфин», «тигр», прямой контакт в условиях массового, а в силу этого неуправляемого взаимного интегрирования восприятий друг друга мог привести к опасным последствиям. Мы создали что-то вроде «комнаты переговоров», в которой «присутствовали» не собственно участники встречи, а их проекции. Барьер, разделяющий нас, был создан по образцу и подобию тех внешних оболочек, резонансная проницаемость которых нами очень хорошо изучена еще со времен опытов Мерка. Ни в чем мы не были так уверены, как в том, что экран непроницаем – ни случайно, ни преднамеренно – ни с их, ни даже с нашей стороны – за это отвечали не дети какие-нибудь, а группа Айрин, черт побери, в полном, черт возьми, своем чертовом составе! Они черта лысого раскусили бы, они каждый день прогуливаются через оболочки так, как мы с вами ходим в туалет, и все впустую! Барьер – в расчудесном порядке, он цел и невредим, хоть ты с лупой всего его излазь. А дельфины убивают Нортона, как будто барьера нет вообще – как будто для них разница в кривизне пространства-времени вообще значения не имеет!
— Короче, — резко перебила его Арчи, — дельфины не могли его убить, и пусть я буду тупой дурой, они не могли его убить и точка. Я не знаю – что там видел Чок и какие там барьеры создала группа Айрин. Я не вижу перед собой труп Нортона, а даже если бы и видела. Дельфины, — она встала, и голос ее стал металлическим, чеканя слово за словом – не-могли-убить-Нортона. Я так понимаю, никому ничего не ясно, и никто не может принять решения.
— Ну отчего же, — Пард прикрыл веки, — решение принять я могу. Я, собственно, уже его принял.
— Ну ясно! – кресло в дальнем углу комнаты отлетело в сторону, когда из него буквально выскочил человек.
— А.., махнул рукой Пард, — нечего тут прыгать, Айенгер…
«Айенгер!» — Тора вспомнила, она же один раз видела его на конференции по колонизации… как будто много лет назад – столько всего вместилось во время, прошедшее с тех пор. Мысли увели Тору в прошлое, так как в настоящем, похоже, ни она, ни кто-либо другой уже не могли ни что-то изменить, ни в чем-либо разобраться. Взглянула на Арчи – та тоже сидела, погруженная в свои мысли. В комнате было еще человек восемь, которых Тора раньше не видела, и ни имен, ни их роли в эксперименте не представляла. Она обнаружила, что до сих пор держит зачем-то в руке свой стик и машинально включила его – в почте было письмо от Пурны, и Тора, за неимением более осмысленного занятия, стала его читать.
«Сегодня первый раз в жизни кончила попой. Сам оргазм другого качества — отличается от оргазма в письке — более мягкий и длительный. Я думала, что уже кончила, но оказалось, что это была только первая волна, после нее трахалась еще некоторое время, и все это время в попе был оргазм. Он более мягкий, не такой резкий и острый. Различала, что оргазм возник в области вокруг дырочки, т.е. это не просто волна, а область, имеющая форму. От того, что оргазм был в другом месте, не в том, где обычно, возникало дополнительное сильное удовольствие. Сейчас возникает удивление — блин, оргазм переместился в попу, как такое возможно, как возможны такие ощущения в попе!
После оргазма попа стала абсолютно расслабленной — во время траха, оказывается, все же есть небольшое напряжение. Оно очень приятно, но и состояние без него тоже очень приятно — переживаются они по разному. После оргазма возникла симпатия к своей попе, как к существу, которое на такое способно.»
«Вот он – дефицит терминов», улыбнулась Тора, «место вокруг дырочки»… Вайу быстро бы… Вайу… девушка… письмо Норторна! Черт!
Теперь уже ее кресло чуть не отлетело в сторону.
— Прошу прощения, — неизвестно почему вдруг произнесла она эту древнюю неуклюжую словесную конструкцию, и, несомненно, произведя этим удручающее впечатление на Парда, так как впервые некое подобие мимики появилось на его лице – левая бровь уползла вверх аж на целые пару миллиметров.
— Откуда взялось письмо Нортона? – выставив перед собой стик произнесла Тора? – Если он убит, то кто написал письмо?
— Какое письмо? – недвусмысленно уточнил Пард.
— Это в каком смысле…? – угрожающе надвинулась на него Тора.
— Ну…, — примирительно вмешался Харви. – Ситуация довольно странная, и с одной стороны…
— Тут нет никаких сторон! – Тора была настроена решительно. – Письмо было, и я его читала.
— Это так же невозможно, как…
Пока Пард подыскивал наиболее убедительную аналогию, кто-то в комнате пояснил: «Нортон все это время – на глазах Чока и других. Живой и мертвый. Он не выходил оттуда ни на миг. Послать ОТТУДА сообщение на твой СТИК – это так же невозможно, как…» — неожиданно и он, в свою очередь, погрузился в бесплодный поиск подходящей аналогии. Побоявшись, видимо, стать третьей жертвой внезапной эпидемии, Харви подхватил знамя из рук выбывшего бойца и был краток:
— Нортон мертв – это факт. Как на твоем стике появилось то сообщение – вопрос к программистам из ремонтной бригады – давайте оставаться на почве реальности и принимать, наконец, решение. Дольше ждать нечего.
— Я хочу, чтобы эксперимент был продолжен. – Высокий мужчина с глазами несколько восточного разреза поднял руку. – Слишком много странного во всем этом, но я хочу продолжать. Могу заменить того, кто хочет выйти из эксперимента.
— Ну это понятно, — кивнул Пард. – Но заменять никого не надо – все участники рвутся в бой, хотя и растеряны и даже, я бы сказал, подавлены случившимся. Решение все приостановить исходит только от меня, и я его пока не отменяю.
— Давайте обратимся к Совету, — предложила женщина с несколько сухощавым телом, большими глазами, круглыми коленками и слегка непропорционально большими ступнями очень красивой формы, но что-то в ее интонации подсказало Торе, что вряд ли она рассчитывает на то, что ее предложение будет принято, и действительно – лишь покачивание головами было ей ответом. И в общем ясно почему – Совет далеко, а они тут. Перекладывать ответственность на других – не для того они здесь, не этого от них ожидали.
— Ну в общем, я так понимаю, что можно пропустить формулы вежливости, — со вздохом проговорил Айенгер. – Можно еще поговорить, конечно, о том и о сем, но мы разумные люди и понимаем, что откладывание решения фактически означает, что решение принято.
Словно испытав внезапное облегчение, все зашевелились и зашушукались, и стало ясно, что Айенгер прав – всем в общем-то уже давно было ясно, что «временная приостановка» эксперимента – лишь следование процедуре, не более того. Было более чем очевидно, что в сложившихся условиях никому не найти достаточно убедительного обоснования продолжения опытов, и дело даже не в случайной или преднамеренной смерти – проблема прежде всего в том, что наступила она при обстоятельствах, которые предотвратить в будущем пока что представляется невозможным. Якобы «принципиально непроницаемый» экран, функционирование которого опирается на «незыблемые физические законы», вытекающие из теории струн, оказался фикцией. Необходимо отступить.
— А что, если…, — начала было снова та же женщина, но Харви ее перебил.
— Потом, Нора, все потом. Насколько я понимаю, ребята уже вываливаются? – он вопросительно посмотрел на Парда. Тот кивнул.
— Я не об этом, — придержала его за плечо Нора. – А что, если мы…
— Алекс, подготовь коммюнике, — Пард посмотрел на часы и повернулся к монитору, отслеживающему выход дайверов.
-… обратимся не к Совету,…
— Арчи, я хочу с тобой поговорить, не против? – Марти взял ее за руку, — давай прогуляемся, на фиг кондиционированный воздух – хочу живой, океанский, я хочу расспросить тебя более детально…
О чем он хотел расспросить Арчи, осталось для Торы неизвестным, так как дверь в лабораторию открылась, и шум входящих и выходящих людей, громкие восклицания и взволнованные разговоры заполнили помещение.
Странный звук, однако, постепенно привлек внимание – кто-то настойчиво, все громче и громче, равномерно стучал. Тора обернулась: Нора с безмятежным выражением на лице фигачила чашкой по деревянной ручке кресла, и, оставшись довольной произведенным эффектом, наконец-то закончила свою фразу:
-… а давайте-ка мы обратимся…, — тут она сделала паузу, давая понять, что сказано будет нечто значительное, — к мордам. А?
Тора скорчила разочарованную мордочку, поскольку смысла в сказанном не было ни малейшего, но Пард совершенно неожиданно изменился в лице! И заметила это не только Тора. Сразу стало тихо, только попискивали датчики, контролирующие физиологические параметры выходящих из погружения дайверов. Теперь Пард уже совсем не был похож на хищную птицу – закончив свою работу, он заметно изменился, но Тора никак не могла подобрать подходящего эпитета. Повернувшись к монитору, он нажал пару кнопок, вспыхнули голографические экраны, и Тора с изумлением поняла, что Пард запросил конференцию с Советом. Такая внезапность и кардинальность его действий резко контрастировала с какой-то усталостью, охватившей всех присутствующих.
Пард повернулся, ткнул несколько раз пальцем по сторонам и энергично попросил указанных людей остаться. Остальных он попросил выпихнуться из лаборатории с наивозможно большой скоростью, и Тору сначала вынесло нах в коридор, а затем столь же стремительно внесло обратно с помощью чьей-то сильной руки, словно клещами вцепившейся в ее предплечье. Слегка обалдевшая от этих сумбурных перемещений, Тора успела лишь заметить захлопнувшуюся дверь и констатировала, что сама она осталась внутри, а не снаружи. Теперь у нее было время заметить, что состав присутствующих изменился – исчезли те незнакомые ей люди, которые были в комнате раньше, зато появилось несколько в высшей степени знакомых – Менгес (это его клещи втянули Тору в комнату), Чок, Тарден…, Арчи тоже каким-то образом осталась тут, хотя Тора точно помнила, что Пард в нее не тыкал. Шумно рассевшись где только можно примостить свои попы, дайверы оживленно переговаривались, перебивая друг друга, говоря что-то через голову — сразу видно – люди только что с «переднего края»…, тут дверь снова открылась и вломилась еще группа людей – заметив среди них Айрин, Тора поняла, что остальные ребята и девушки – из ее группы. Всмотревшись, Тора взвизгнула от радости и ухватила за руки пупсястую девчонку – Кейт! Снова открылась дверь и ввалилась туша Хельдстрёма.
— Тихо, тихо! – Пард попытался было успокоить ребят, но требовалось, видимо, некоторое время, чтобы оживление спало, чтобы первые впечатления после погружения улеглись, Пард бросил свои попытки навести порядок, и начал о чем-то в полголоса переговариваться по головизору с членами Совета, которым, в отличие от остальных, физического места в комнате не требовалось. В головизоре продолжали подключаться все новые и новые, известные и неизвестные Торе люди.
— Я предлагаю обратиться к мордам! – Встав, громко произнесла Нора. И тишина мгновенно настала.
— Насколько я понимаю, — произнес кто-то (сейчас было довольно сложно понять, кто говорит, так как толкучка в комнате была чрезвычайной), — морды окончательно исчезли в далеком 2370-м году. Или я чего-то не понимаю?
Судя по всему, вопрошающая чего-то не понимала, и, похоже, не она одна.
— Ну…, — начал кто-то из Совета (Тора почти никого из них не знала, так как их жизни как-то очень мало пересекались), — это и так, и не совсем так.
Шум волной прокатился по комнате.
— Морды и дракончики исчезли, и, как вы знаете, это уже случалось в 2215-м, поэтому на этот раз уже никому не пришло в голову предположить некий катаклизм, унесший их жизни. Ясно, что они именно переместились в другие миры, и существенный прогресс, наступивший с тех пор в теории струн, а также огромный практический опыт наших путешествий по другим мирам, а также прогрессорская деятельность – все это убедительно доказывает, что морды переместились в некие недоступные пока что нам миры, хотя не исключено, что они живут и там, где и мы бываем, искусно сохраняя свою незаметность.
— И Бодхи?
— Ну…, видимо и Бодхи – у меня нет никакой информации на этот счет, можно лишь гадать.
— Так что насчет морд?
— Тем не менее, имеются свидетельства того, расплывчатые, надо признать, свидетельства, — продолжал Советник, — что несколько дракончиков остались тут, на Земле, в нашем мире, но, оставшись, они предприняли необходимые меры, чтобы оставаться совершенно недоступными, незамечаемыми и ненаблюдаемыми. Частично это достигалось обычной мимикрией, а частично – недоступными нам и сейчас технологиями, а точнее – способностями, которые предположительно проявляются у людей, имеющих значительный опыт экстатических ОзВ. Если даже ограничиться тем, что перечислено в книге самого Бодха, я имею в виду знакомый вам параграф из раздела «Различающее сознание», в котором перечисляются некоторые поразительные свойства Бодха, то картина все равно получается впечатляющая.
— Что имеется в виду под мимикрией? Кто-то из нас может оказаться дракончиком?
— Не исключено. – Советник посмотрел куда-то себе в компьютер и продолжил. – Среди нас…, а может и совсем не среди нас. Мы все знаем, что и в новейшей истории имеется целый ряд свидетельств о встречах с дракончиками и даже с Бодхом. Например, Нортон…, — Советник поджал губы, сделал паузу, сглотнул и продолжил, — … сообщал о том, что учился у Бодха, и есть определенные предположения, касающиеся того, что это не было разовым явлением. Присутствующий здесь Хельдстрём, как всем известно, три года учился непосредственно у Бодха… это так, Томас? Вопрос, видимо, был риторическим, поскольку никто не стал ждать ответа, и все стали говорить наперебой.
— а как мы их найдем?
— проблема не в том, как мы их найдем…
— есть ли те, кто сейчас контактирует с ними?
— что мы у них спросим?
— что мы им скажем?
— если бы они хотели, наверное они бы давно уже…
— это не мешает хотеть нам…
Водоворот реплик и вопросов постепенно затухал, и у этого затухания обнаружился центр. Приподнявшись, Тора рассмотрела, что Томас встал и ждет, пока шум не уляжется.
— Хорошо, видимо настало время…, — он замолчал, и повернулся к Чоку. – Как думаешь?
В столь мертвой тишине Торе даже показалось, что она услышала, как Чок кивнул. До нее дошло, что прежде, когда она слышала разговоры об обучении Томаса и Чока у Бодха, когда читала об истории современных коммандос, что практика эта была недавно восстановлена при непосредственном участии дракончиков и самых первых коммандос, — все это воспринималось ей как нечто такое, во что поверить хочется, но уверенность в реальности чего, тем не менее, оставалась очень слабой. Возможно, впечатление нереальности создавалось благодаря тому туману, который окружал все эти события. Томас был непреклонен и категорически отметал любые разговоры на эту тему. А сейчас, вдруг, совершенно неожиданно, размытая история-полусказка могла приобрести весьма конкретное значение. И та простота, даже можно сказать обыденность, с которой Томас спросил, а Чок ответил, создавала совершенно непередаваемую атмосферу, наполненную чувством тайны, которая вот-вот откроется. Возможно, и другие чувствовали нечто подобное, так как и глазки блестели, и слов не было.
— Я думаю, многим известна моя не слишком одобрительная позиция по отношению к тому направлению, которое приняли наши исследования. Точнее – к тем направлениям. На мой взгляд, система приоритетов требует серьезной корректировки. Мы знаем – чем был наш мир до того, как Бодхи написал свою книгу, как появились первые морды – это была ядовитая сточная канава. Мы знаем, к чему привело то, что люди – спустя многие годы – начали массово уставать от копошения в тупости, НЭ и прочем. Мы хорошо помним Войну, а некоторые из нас помнят ее слишком даже хорошо… Прошли те времена, когда люди руководствовались «надо». Сейчас мы следуем, или во всяком случае, пытаемся следовать, исключительно радостным желаниям, то есть таким, которые сопровождаются предвкушением. Но мы не имеем гарантии того, что к радостным желаниям не будут примешиваться механические. Мы не имеем гарантии того, что, очарованные вновь открывшимися просторами, слегка обалдевшие от невероятных возможностей, мы не вовлечемся в совершение открытий ради открытий, получение впечатлений ради впечатлений. Получая «удар по чувствам» в виде новых впечатлений, люди испытывают яркие ОзВ хотя бы потому, что та доля серости и обыденности, которая в них присутствовала, вымывается этими впечатлениями, и на фоне неожиданно наступившего очищения ОзВ начинают проявляться более ярко. Механизм этот очевиден и прост, и нет ничего удивительного в том, что хочется испытать этот эффект освобождения еще и еще, я и сам так поступаю, но одно дело – пытаться начать затыкать новыми впечатлениями возникающий негативный фон или обыденность, а другое – параллельно отдавать себе отчет в том, что таким образом ты загоняешь себя в тупик, и чередовать получение впечатлений, проведение экспериментов по исследованию новых миров, и совершение прямых впрыгиваний в ОзВ.
Томас всмотрелся в головизор, пытаясь там найти кого-то.
— Керт тут? Ага, тут:) Вот Керт сколько сломал копий, пытаясь поставить дайверов на путь истинный – видимо, дремлет в нем прогрессор:) Я не поддерживал его усилий — пустое это. Человек должен получить тот опыт, который ему хочется получить. Разъяснить раз, другой – достаточно, дальше человек сам. Словно качаясь из стороны в сторону, порой из одной крайности в другую, человек получает опыт, делает выводы – как ему интереснее, как хочется больше. Бодхи называл это «путь акулы».
— Этого в его книгах нет! – вякнул кто-то.
— Да…, — согласился Томас, — в книгах этого у него нет… тем не менее он так это называет.
— Бодхи ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существует?!
— Да, Бодхи действительно существует, — подтвердил Томас. – И кажется, это почти все, что все вы хотели знать на эту тему, а я заразился у Керта и стал читать проповедь:)
— Кто у кого еще заразился…, — под общий смех пробасил кто-то.
— Бодх существует, естественно, а что вы предполагали, что мы с Чоком вас за нос водим? И морды существуют, и дракончики. Линия передачи никуда не исчезла. А, нет, дело не в проповеди, я вот к чему хотел подвести – все они существуют, и некоторые из них намного ближе, чем это может показаться, но основная причина того, что они держатся изолированно, в том и состоит, что с их точки зрения, наша цивилизация переживает период обалдевания от перспектив получения невероятных впечатлений – в ущерб ОзВ, между прочим. Они считают это естественным, неизбежным процессом, повлиять на который нет никакой возможности. Вслед за бурным потреблением впечатлений от открытия новых миров, в том числе и обитаемых, наступит неизбежное отрезвление, спад, когда мы начнем один за другим, раз за разом замечать, что доля ОзВ становится все меньше, а впечатления – вынужденно в связи с этим – примитивнее, в связи с чем нам будет хотеться получать их больше и чаще… ну в общем – обычная нисходящая спираль. Дойдя до низа этой спирали, мы испытаем шок, кризис, но ненадолго и не очень глубоко – в связи с тем, что основы практики прямого пути уже очень глубоко интегрированы в нашу культуру, мы просто уже неспособны забыть про ОзВ, поэтому кризис будет скоротечным… ну… относительно скоротечным, естественно. И тогда, когда мы подойдем близко ко дну – ну не мы лично, ведь мы, будучи на переднем фронте исследований, проживаем все это быстрее, интенсивнее, а когда вот остальные люди, сначала приобщившись к возможности путешествовать в разных мирах, затем утонувших в этих впечатлениях с головой, затем приблизятся к крайней точке кризиса, тогда и настанет время, когда влияние морд станет желанным и эффективным.
— Почему же тогда «пора»? Тогда еще не «пора», — заметил кто-то из Советников. Я вот, например, вообще ни разу не был в погружении, у меня еще все впереди – и обалдение, и отрезвление…
— Пора. Я сейчас говорю не о начале массового сотрудничества, а о том, что пора нам всем ОПРЕДЕЛЕННО узнать о том, что линия передачи, начатая с Бодха, не прервана, она существует и развивается. А сделать это можно, только встретившись с ними лицом к лицу. А тут еще эта история с Нортоном… эта загадочная, непостижимая история убийства…, — Томас споткнулся на слове «убийство». Я хочу что-то сделать. Мы все хотим что-то сделать. Это не укладывается у меня в голове, и все же Нортона среди нас нет, потому что он мертв. Это не шутка, не парадоксы пространства-времени – он мертв, и я знаю это так же точно, как то, что я сам — жив. И все-таки, если мы не обратимся к помощи морд, я не буду чувствовать, что сделал все, что от меня зависит. Я не жду чудес типа воскрешения мертвых – я достаточно трезв для этого – дайвинг учит трезвости… но я жду ясности, я хочу ПОНЯТЬ – что произошло, почему, как этого избежать в дальнейшем, потому что назад дороги скорее всего нет – ну не можем же мы в самом деле поставить крест на нашем стремлении – настойчивом и радостном стремлении пробиться к неизведанным восприятиям, резонирующим с ОзВ, пробиться к близким нам существам, я имею в виду всех морд Земли… мы не можем, не хотим жить кастрированными «царями природы», а быть оторванным от СТОЛЬКИХ чувствующих, сознающих, а часто и чертовски симпатичных нам существ – в том числе и в других мирах – это и есть кастрация. Надо что-то делать, чтобы жертв не стало больше, потому что мы не остановимся, вот поэтому-то и «пора».
Томас сел, и в поднявшейся неразберихе, где каждый что-то говорил то ли самому себе, то ли соседу, оставалось только или поддаться всеобщему ажиотажу и начать нести самозабвенную чушь, или, что и сделала Тора, просто развалиться и пялиться в потолок, где в лучах искусственного солнца бесстрастно бороздили водные пространства аквариума индифферентные ко всему рыбы, и выражения их морд, вынуждена была признать Тора, не особенно-то подпитывали надежды на скорое наше с ними братание под сенью кораллов и водорослей.