Русский изменить

Ошибка: нет перевода

×

Майя-6/2 Глава 10

Main page / Майя-6, часть 2: Белое небо Ронсевальской Земли / Майя-6/2 Глава 10

Содержание

    Чувство полета – закрытый для человека мир, который лишь изредка может приоткрываться для него в сновидениях. Быстрый полет над холмами, речками, лесами, проматывающимися прямо под тобой бесконечной лентой – редкое и захватывающее удовольствие. Во сне детали ландшафта часто бывают, к сожалению, смазаны, так что не всегда удается получить полную меру впечатлений, даже если повезет такому присниться.

    Видимо, это как раз такой, смазанный сон? Как ни вглядывайся, подо мной что-то неопределенное, лишь отдаленно своими очертаниями напоминающее что-то знакомое. Холмы? Вроде да, но все же не холмы. И не они тут главные. Главное здесь – пещеры. Не то, чтобы вот именно пещеры, а так, скорее гроты. Да, это гроты – углубления в холмах. Странные они какие-то. В каждом холмике – свой грот, и только один. Разве такое бывает? Ну, во сне наверное как раз и бывает… во сне что угодно бывает.

    Чувство ответственности. Перед кем? Перед самим собой? Такое, какое бывает перед ответственным решением. Значит, надо принимать решение? Надо принимать решение. Какое? Черт его знает. Но это как-то связано с этими гротами внизу, подо мной. Что-то мне от них надо?

    Здесь приятно. Очень. Чувство парения непередаваемо восхитительно. Я хочу летать еще и еще. Не хочу прерывать это состояние и приближаться к гротам. Опасение? Тревожность? Возможности? Предвкушение? Странный комплекс переживаний связан с этими гротами. Когда смотрю на какой-то из них, он моментально приближается, как будто я в тот же миг снижаюсь к нему? Нет, я не снижаюсь, я лишь устремляю на него свое внимание, и каким-то образом картинка моментально укрупняется, и тогда я чувствую, что возникает отношение. К гроту? Возможно. Или к тому, что с ним связано. Всё отчетливо не то. Всё не подходит мне. Некоторые гроты определенно мрачные и сырые, и не хочется держать на них свое внимание дольше, чем пару секунд, достаточных, чтобы почувствовать их. Другие – нейтральные. Можно подержать внимание на таком гроте дольше, чем пару секунд, но зачем? Они ничем неинтересны.

    Если задержать внимание на одном из гротов, то становится видно, что у него внутри ребристая, шершавая поверхность. Влажная. С матово-серыми наплывами.

    Опасно.

    Опасно задерживать внимание слишком надолго! Оно может прилипнуть к внутренним стенкам грота, и тогда уже не вырваться!

    Успеваю вовремя понять это и убрать внимание. Оказывается, я уже опасно низко. Вовремя убрался. Снова вздымаю вверх, в голубое пространство, пронизанное солнечными искрами. Снова полёт, пространство, наслаждение, свобода. И все же необходимо посматривать вниз, потому что я тут, внизу этого неба, чтобы найти себе грот.

    Свой грот.

    Вот что мне нужно. Становится понятней.

    Я снова смотрю вниз. Сотни, тысячи их проносятся подо мной. Так не пойдет, так это займет слишком много времени. Надо подняться выше. Еще выше. Намного выше.

    Теперь гроты виднеются подо мной в виде мельчайших точек. Мириады точек, и каждая из них – грот. Как же их много. С огромной скоростью я проношусь над тысячами, миллионами точек. Слишком высоко. Это не опасно, но нежелательно – быть так высоко. Так можно отвлечься и потерять чувство насущности. А что для меня насущно? Ну вот, уже почти забыл. А мне надо найти свой грот – за этим я сюда спустился, за этим я тут.

    Спустился пониже. Точки укрупнились. Вот где-то там? Ну, может и там. Еще спускаюсь. Да, вот где-то тут, кажется, подойдет.

    Еще ниже, еще. Где-то в этой области – вполне подходящее что-то. Вот он. Приближаюсь еще ближе. Грот среди других – такой же, они все одинаковые. Но этот почему-то кажется подходящим. Какое-то чувство уместности. Не то, чтобы идеально, но сколько можно парить в небе? Идет время. Причем тут оно идет не так, как внизу – непонятно, как именно, но как-то не так, и дальше откладывать не хочется.

    Я приклеиваю внимание к нему и он стремительно вырастает в размерах. Теперь он уже огромный.

    Влетаю внутрь. Прохладно, влажно. Достаточно комфортно. Сойдет. Да в любом случае уже слишком поздно что-то менять, наверное.

    Подлетаю к внутренней стенке грота. Приятная фактура – шершавая ровно настолько, чтобы с комфортом пристать к ней. Такая бывает у кальцитовых натеков в карстовых пещерах.

    Прислоняюсь, и возникает чувство сцепления. Теперь полет окончен. Я тут. Тревожность и предвкушение усиливаются. Этот грот принесет мне много событий – тревожных и радостных – вот почему эти чувства сейчас наполняют меня, перемежаются другими, но теперь уже сложно их различать. Немного грустно от того, что сознание замыливается, расплывается. Придется пройти долгий, очень долгий путь! Прежде чем я снова обрету изначальную ясность. Прежде чем она обогатится новым опытом. Это будет трудный опыт. Я не уверен, что хочу. Нет, все-таки хочу.

    Мрак сгущается. Всё. Теперь всё будет почти с нуля. И всё же это то, чего я определенно хочу. Долгий и трудный путь с самого дна и обратно к небу, обогатив себя опытом, обогатив мир тем, на что удастся пролить свет. Свет? Он уже сузился до размеров едва тлеющей искры. Ее придется раздуть, разжечь. Превратить в пламя, в изначальный свет. Поделиться им с другими. Но сначала мне придется вспомнить себя. Стать собой. Долгий и трудный путь через тьму. Так надо. Этого я хочу, и чувство преданности заливает меня с головой, не оставляя места нерешительности. Значит так и будет.

     

    Открыв глаза, я еще в течение нескольких минут тупо пялился в яркий солнечный диск, заливающий светом всю комнату. Впечатления от сна постепенно затихали, теряли свою пронзительность, щемящую остроту чувств, и хотелось еще подольше поваляться вот так, без движений, и даже без мыслей, чтобы еще немного поплавать в этих состояниях, самым привлекательным из которых было парение, пребывание в невесомости в голубом небе, сопровождающееся необычным чувством неотъемлемой причастности к чему-то гораздо более глубокому и яркому, чем всё, что было со мной прежде.

    Постепенно затихая, впечатления сошли на нет. Я снова закрыл глаза, но спать уже не хотелось. Состояние почему-то было необычно вялым, и еще что-то надо было вспомнить. И это немного тревожило. Давно еще я для себя нашел отличный способ выявлять причины фоновых тревожностей – надо начать мысленно перебирать разные темы и искать – какая из них отзовется усилением тревожности. Обычно человек старается вытеснить беспокоящие его темы, но фоново продолжает испытывать связанные с ними негативные эмоции. Выявление тревожащей темы позволяет рассмотреть ее, точно определить её существенные стороны, обдумать целесообразные шаги.

    Следуя этому подходу, я отпустил свои мозги в свободное плавание, но ни к чему конкретному они, как ни странно, не прицепились. А беспокойство оставалось. Я что-то забыл, и мой сон был каким-то образом с этим связан. И что это еще за странная такая вялость?.. Вялым было тело, вялыми были мозги. Сейчас только дошло, что для того, чтобы поваляться без мыслей, мне не пришлось прилагать специфических усилий «бросания» мыслей на середине, чтобы добиться относительной ментальной тишины. Это происходило само собой. Более того – мне приходилось немного напрягаться, чтобы заставить мозги шевелиться.

    Надо как-то ожить… что за хуйня… мне такое не нравится.

    Я заставил себя быстро встать с кровати. Голова внезапно закружилась, и я с трудом удержался в вертикальном положении. Да ебаный в рот… заболел что ли? Не похоже.

    Встав на колени, я уперся руками в пол и начал отжиматься. Это помогло. В голове слегка прояснилось, но не особенно. Я по-прежнему знал, что что-то забыл, и это начало уже надоедать. Я так же понимал, что тот факт, что я сейчас совершенно голый, тоже имеет какое-то значение, но какое? Скрипящие мозги никак не могли ни за что ухватиться.

    Я начал вторую серию отжиманий, и на этот раз отжимался до упора, сколько смог – до тех пор, пока руки окончательно не обессилели. С необычно приятным чувством усталости в руках и плечах я так и остался валяться, уткнувшись носом в пол.

    Пол.

    Мысли шевелились очень, очень медленно.

    Пол. Интересно, из чего он сделан?

    Приходилось буквально продираться через отупение, но я не сдавался.

    Причем тут пол?

    Не при чем. Но все-таки, из чего он сделан?

    Что-то знакомое, но название ускользает. Очевидно, какой-то метаматериал с нанопроволокой из фторида магния на подложке.

    Метаматериал… фторид магния??

    Блять!

    Забыв о своей вялости, я вскочил на ноги с такой скоростью, что даже слегка подпрыгнул над полом. Подпрыгнул?? Разве такое возможно? И зачем в доме пол делать из метаматериала? И… почему Солнце такое тусклое? Из-за затемненных стекол? Но разве стекла сами по себе не нормальной прозрачности? Это что, снова сон? Или снова меня куда-то выкинуло…

    Опа..

    Теперь я аккуратно уселся на кровать, чтобы не расплескать лавину, прорвавшуюся в моей голове. Буквально в течение десятка секунд эта лавина прочистила мозг и всё затихло.

    Значит, все эти полеты и поиски грота – это был не сон. Это было, как ни удивительно это понимать, воспоминание. Воспоминание о том периоде моей жизни, когда я еще и жив-то не был в любом материальном смысле этого слова. Это был период моей жизни, предшествующий зачатию. И поиски грота… теперь стало понятно – это был поиск подходящего для зачатия места. Грот – это что, матка? Или это какой-то визуальный образ, соответствующий матке и рожденный в сознании, лишенном каких-либо материальных носителей?

    Оставался еще вариант, при котором это «воспоминание» никаким воспоминанием не было, а была лишь работа мозга, попавшего в непривычные условия под воздействием бегемотов, магнетара и неорганических восприятий. Бедный мозг… ему пришлось непросто. Так что неудивительно, если в результате окажется, что это просто какой-то глюк. С другой стороны… да, с другой стороны были аргументы и повесомее. Во-первых, Майя. Она сказала совершенно определенно, что переместит меня в мое прошлое до рождения. Точных слов я не помню, но суть та. И так оно и случилось – я увидел «сон», где я был еще не рожден, не зачат. И все эти переживания… слишком необычны. У них нет никаких аналогов в моей предыдущей жизни. Во-вторых, бегемоты уже перемещали меня в реальность из моего прошлого, так что нет оснований предполагать, что то же самое они вдруг почему-то не стали делать сейчас, а послали меня в какой-то нереальный сон.

    Хотя… хотя нельзя не упомянуть, что одна из прошлых реальностей оказалась чем-то не тем, что было на самом деле. И значит, теоретически и сейчас так же могло случиться – какой-то сбой, новые глюки… Но для этого надо дождаться встречи с Майей или Ольсом, чтобы они что-то сказали о том, как все это выглядело с их точки зрения.

    Ну с этим ладно. Теперь другой вопрос. Где Настя? Нет… вопрос даже еще совсем другой – где я?? Ну то есть это даже не вопрос. Уже в целом понятно, что я на Марсе. Это радует, ващета… Уже на шаг ближе к моей настоящей реальности. Земное прошлое конечно было прикольно заново пережить, но теперь я не прочь пережить и марсианское прошлое – может бегемотам так будет легче потом вернуть меня в настоящее.

    Но… но это не мое прошлое, вот в чем загвоздка. Значит, снова перекос? Значит бегемотам не удалось меня в точности переместить на нужную позицию, которая была до того момента, когда Ольс и Майя случайно пихнули меня одновременно. И это несколько тревожно, поскольку, по их словам, это усложняет вопрос с переносом меня в реальное настоящее. И где Настя?..

    Я посидел еще несколько минут, озираясь по сторонам. Да, прошлое было ненастоящим. Даже непонятно, в какой комнате я нахожусь. И вообще где именно в Пандоре. И в Пандоре ли вообще… Уж если прошлое кривое, так там что угодно может быть. А люди-то тут есть??

    Вот это интересно, кстати… Есть ли тут люди? Это будут те, кого я реально знал в прошлом, или кто-то новый? И в какой степени моя жизнь в искривленном прошлом окажет влияние на реальное настоящее? Ну, этот вопрос уже далеко не нов, так скажем…

    С опаской я подошел к окну и выглянул наружу. Да, это не Пандора, это уж точно. Это вообще какая-то хрень непонятно где…

    С нарастающей тревогой, которую я усиленно приминал, я рассматривал окружающий меня мир.

    Я находился в доме, напоминающем бастион – трехэтажный, дугообразный. Моя комната находилась по центру третьего этажа, словно капитанская каюта, и прямо надо мной, судя по всему, была верхняя точка купола. Перед зданием был парк – обычный земной парк – с травкой, прудом, мостиками, небольшими кластерами густых деревьев. Причудливая помесь Земли и Марса? Своими крыльями-дугами здание обхватывало этот парк, и из моей комнаты заглянуть куда-то еще вбок было невозможно. Зато отлично можно было рассмотреть то, что находилось впереди купола. И только тут до меня дошло, что купол явно ненастоящий – у него напрочь отсутствовал каркас. Таких гигантских цельных куполов быть не может в принципе. Ну ладно… а вот там что такое?..

    Впереди, на расстоянии примерно трех километров, насколько я мог судить, виднелась очень странная постройка, которая больше всего напоминала какой-то нефтеперегонный или металлургический завод. Ну наверное… вообще-то я как-то очень отдаленно представлял себе, как выглядят такие заводы. Завод, ну или что там было, хрен знает, тоже находился под куполом, в котором также не было каркаса.

    «Мог бы и пореальнее что-нибудь сообразить», — буркнул я с претензией, мысленно обращаясь к собственному мозгу.

    Правее завода, уже совсем вдалеке, может километрах в десяти, располагалась еще одна постройка, напоминающая стартовую площадку космодрома. Вокруг нее виднелись какие-то многочисленные строящиеся, судя по всему, сооружения. И уже на самом горизонте была гора. Нет, увы, это был не Олимп не одна из Фарсидских гор – уж их-то я отлично помню. Да и вообще – Марс ли это, или мой мозг поместил меня в «прошлое» на какой-нибудь другой планете? Солнечная ли это система? Чего бы не придумать какой-нибудь другой мир…

    Недалеко слева и справа виднелись еще жилые купола, и вполне вероятно, что позади дома-бастиона есть и еще.

    Вздохнув, я отвернулся от окна и еще раз осмотрел комнату. Удобные кресла, стол – это всё было похоже на то, к чему я привык на Марсе, хотя все же стиль мебели чем-то неуловимо отличался от реального.

    Стоп.

    Я снова обернулся к окну.

    Гора… а ведь я, кажется, знаю эту гору! В свое время у меня было не так уж много возможностей рассмотреть регионы Марса, удаленные от Фарсиды и долин Маринера, особенно те, что располагались западнее, но… да, очень похоже. Элизиум… там три горы: самая северная — купол Гекаты, по центру – гигантская гора Элизий, с которой только Олимп и может посоперничать в размерах, и на юге… как его там… купол Альбор. И вот уж слишком подозрительно гора эта напоминает гору Элизий…

    800px-Mars

    Конечно, наверняка я бы не стал сейчас утверждать… но очень, очень похоже. Соответственно все эти постройки – жилые районы, завод, космодром – все это расположено на нагорье Элизий. Высота нагорья — километров так пять – не Фарсида, конечно, но тоже высоко. И сколько же пилить отсюда до Олимпа, скажем? Взять направление строго на восток… широта Элизиума и Фарсиды примерно одинаковая, а расстояние… тысячи две километров?… скорее две с половиной. При хорошей погоде на гекконе можно добраться за пять часов. Ну нет, нереально. Шесть-семь, с учетом остановок на отдых… и если не будет неожиданностей. Потом обогнуть Олимп с юга и еще тысячу километров к Лабиринту Ночи, до предместий долин Маринера. Значит еще часа три-четыре, учитывая рельеф.

    И зачем я все это подсчитываю?..

    А где-то тут же, в окрестностях Элизия, должны быть расположены так называемые «борозды» — удивительные образования, до исследования которых у нас пока руки еще не дошли. Ну а в этой «кривой» реальности – кто знает, до чего у «них» тут дошли руки и ноги…

    mars-dune

    Высота горы Элизий над уровнем нагорья – километров десять. Нет, скорее двенадцать-тринадцать. И если она выглядит вот так, как выглядит… значит до вершины километров тридцать, не меньше. И значит город, в котором я нахожусь, расположен на плече Элизиума, в сторону Альбора. Купол Гекаты отсюда не видно – или слишком далеко к северу, или заслонен склонами Элизиума.

    И какого черта я тут делаю? Хорошо бы, наконец, познакомиться с кем-то из аборигенов.

    Бодро именуя их «аборигенами», я на самом деле подавлял довольно неприятное чувство. Да, на самом деле мне бы не хотелось встречаться с призраками тех, кого я любил. И люблю. Но почему «призраками»? Разве Настя – призрак?

    Настя… думать о ней как о призраке как-то не хотелось, учитывая, что ради нее я пошел на такие риски. Так потому и пошел, что никакой она не призрак. Живое, сознающее существо, живущее в реальности, для которой пока что нет ни названия, ни даже понимания того, как она соотносится с нашей. Ну что ж… когда-то было почти невозможно принять существование антиподов! Люди, которые ходят вверх ногами, по нижней стороне Земли! Мыслимо ли было вот такое представить? Бред же, и только. Теперь привыкли. Развилась астрономия, Земля стала круглой и притягивающей к себе людей, на какой бы её стороне они не ходили. Все стало просто и очевидно. Когда-нибудь и это станет простым, наверное… Но все же Настя – человек новый, неизвестный мне до сих пор. Ее не было в моем реальном прошлом, и непонятно – не было потому что совсем не было, или просто я ее не знал? Мать-то точно одна и та же что в настоящем, что в ненастоящем прошлом. И что, значит их две? Это было бы глупо. Она одна. Просто, видимо, имело место пересечение реальностей. И каждый человек в какое-то время существует в одной реальности. Нет, что-то не то. Если бы я поехал в Зеленоград, я разве не встретил бы там себя? Ну, кстати это так и осталось неизвестным. И если бы встретил, то был бы и там и там? И это-то как понять?

    Ладно… оставлю этот вопрос на совести Майи или Ольса. Вполне возможно, у них есть что сказать.

    Стоя перед закрытой дверью, я колебался. Открыть ее и пойти на поиски какой-нибудь живой души? Или подождать тут, пока, возможно, Майя сама меня не отыщет и не перебросит в какой-нибудь более реальный мир?

    Появилось глупое чувство, что пока дверь не открыта, пока я не покинул эту комнату, я еще как бы не вполне в этом ложном мире… нет, глупости. Я чуть ли не трахнул Ларису на её рабочем столе, я жил с Настей и вытащил ее из того мира… ну вроде бы вытащил, и ничего – я по-прежнему жив и здоров. Так что причем тут закрытая или открытая дверь.

    Я протянул руку в направлении странно широкой панели открывания двери… и отдернул ее обратно – это устройство мне было незнакомо. Так… новый мир, новые приборы? Я снова протянул руку. Как только от кончиков пальцев до панели осталось сантиметров десять, она снова вспыхнула приятным матовым желтоватым сиянием – оказалось, что это не просто широкая кнопка, какой она показалась сначала – это был экран с возможностью выбора между десятью опциями. Я поднес палец ближе к центральной иконке, показывающей открытую дверь, и над панелью вспыхнула голограмма «open». Передвинув палец к иконке пониже, на которой была изображена перечеркнутая дверь, я вызвал к жизни ожидаемое слово «lock». Одна из десяти иконок показалась странной – на ней был изображен глаз. Надпись «monitor» ничего не прояснила, и я нажал. Результат чуть не заставил меня инстинктивно отпрыгнуть назад – центральная часть двери мгновенно стала прозрачной, как будто от нее осталась только рама.

    Улыбнувшись, я покачал головой и подумал что-то лестное о работе мозга, который способен продуцировать такие штуки. Нет, причем тут мозг? Это ведь реальность… как же меня достала эта тема…

    Сквозь такой своеобразный «глазок» я теперь видел часть коридора. Одним концом подходя к моей двери, другим он выходил на довольно широкую площадку, напоминающую участок зимнего сада – деревья в кадках, широкая полоса травы, мягкие кресла вдоль стен, каменная дорожка, идущая по полянке и уходящая за угол, куда я уже заглянуть не мог.

    И никого. Ни одной живой души.

    Я стоял, не решаясь нажать кнопку открытия двери и пытаясь взвесить свои желания и сопоставить их с имеющейся информацией. Вдруг до меня дошло, что «дверной глазок» пропускает не только свет, но и звуки – я отчетливо слышал журчание воды – видимо где-то там находился искусственный фонтан. Звук был очень приятным – особенно потому, что я понимал, что нахожусь на Марсе, где фонтанами и ручейками можно наслаждаться только внутри жилых куполов. Вода, похоже, протекала вниз между камней, создавая особое эхо, создающее иллюзию столкновения камней друг с другом, их перекатывания. И вот тут-то я точно решил, что мне пора выйти – захотелось подойти поближе к ручью, поваляться рядом с ним, посмотреть – что еще откроется моему взгляду.

    И тут к журчащим звукам добавилось еще что-то. Сначала я даже ничего и не различил, и лишь почувствовал словно краем сознания, что что-то изменилось. Мой палец снова замер у кнопки открывания двери и так и не коснулся ее. Я прислушался. Да. Что-то добавилось. Тело напряглось, и я отдавал себе в этом отчет, но сейчас было не до этого. Превратившись в слух, я пытался отделить новые звуки от шума ручья, и наконец мне это удалось.

    И теперь я весь застыл в напряжении, потому что это определенно были звуки шагов. Приближающихся шагов. Кто бы это ни был, шел он медленно и, я бы сказал, осторожно. Неуверенно. Ну… чем больше у него неуверенности, тем мне спокойней.

    Я взглянул на пустоту, которой зияла дверь, и предположил, что создавшие её люди скорее всего не идиоты, так что скорее всего она прозрачна только в направлении изнутри наружу. Поэтому я остался на своем месте и ждал.

    Шаги приближались, оставаясь очень тихими, и как я ни был внимателен, все равно появление человека из-за угла оказалось для меня пугающе внезапным. Мозг замерз при виде «аборигена». Взглянув как будто прямо на меня, «абориген» повернулся и пошел прямо к моей двери. Сколько там было? Метров пять, наверное? Мне показалось, что время сжалось, но мозг был просто отключен – я попросту не мог сформировать ни одной мысли. Хотя нет. Пожалуй, я на самом деле и не хотел о чем-то думать. Даже более того – я боялся хотя бы о чем-то подумать. Боялся, что придет какая-то мысль, которая меня снова заморозит, наполнит сомнениями и тревожностями и в итоге запретит мне делать то, что я уже решил сделать в любом случае.

    Понятно, что это все как-то глупо – запрещать себе думать, но вот так. Сейчас я хотел только сделать то, что должен был сделать – открыть дверь. Я уже рискнул жизнью в более серьезной ситуации, и глупо теперь было бы переполняться страхами каких-то немыслимых фантазий. Я просто должен сделать то, что не сделать не могу. Поэтому я рывком сбросил с себя напряжение, освободил свой ум от ступора и нажал кнопку открытия двери. Дверь не растворилась и не скользнула в сторону, как я ожидал – она словно сжалась в продольном направлении, и я услышал сдавленный крик удивления. Страх, облегчение, радость, тревога – всё было в глазах стоявшей перед дверью совершенно голой Насти.

     

    — Всё хорошо. Все нормально, — приговаривал я, обнимая ее за плечи и прижимая к себе, с трудом веря в происходящее.

    С испугом и любопытством она смотрела в большое окно, за которым расстилался марсианский пейзаж, и явно ничего не понимала.

    — Мы на Марсе, — пояснил я, понимая, насколько глупо это звучит, особенно из уст совершенно голого человека.

    Но то, что для взрослого человека было бы сумасшествием и причиной истерического припадка, гибкий ум шестидесятидвухлетней девочки переработал без особых потрясений.

    — Разве это возможно? – Только и спросила она.

    — Да, это возможно. Я пока не могу тебе объяснить этого, но просто поверь мне на слово – это возможно и это правда, и мы на самом деле на Марсе.

    Решение прибегнуть к такому средству убеждения, как призыв поверить на слово, оказалось верным. Прекратив делать заведомо бесплодные умственные усилия, Настя расслабилась и как-то даже оживилась.

    — Давай выйдем на улицу?

    — «На улицу», — рассмеялся я. – Эта «улица» не слишком дружелюбна… дышать тут нечем, кислорода нет. Да и вообще почти ничего нет. Ну в смысле воздуха. Воздуха нет.

    — Это я понимаю. А скафандры? Где они?

    — Я пока что сам не знаю, где тут что… но постепенно мы разберемся.

    Смутные фантомы фильмов-ужастиков попытались было проникнуть ко мне в голову, но я их оттуда выгнал. В конце концов мы находились не где-то в абстрактном космосе, а дома у бегемотов, так что я полагаю, они тут чувствуют себя покомфортней, чем на Земле, и справятся с проблемами.

    Просто надо дать им время вытащить меня отсюда. «Вытащить нас отсюда», — поправил я себя мысленно.

    Взяв Настю на руки, я оттащил ее на кровать и плюхнулся с ней туда. Матрас довольно необычно прогнулся, а затем мягко выпрямился. Тоже новая технология – в мое время матрасы были совершенно примитивны.

    Привыкая к пониженной гравитации, Настя начала скакать по кровати, прислушиваясь к своим ощущениям. Первые несколько минут я просто смотрел, как она резвится, а потом напал на нее, схватил в охапку и навалился сверху.

    В ее глазках засверкали искорки, и она притихла, обняв меня за шею.

    — Сейчас твоя очередь, помнишь? – Тихо произнесла она.

    — Очередь? Ты о чем?

    — О попке.

    — А… да, помню… но сейчас… сейчас мне кажется, что может быть мы… ну блин… в общем я не знаю.

    — А я знаю, — твердо произнесла она, продолжая смотреть прямо мне в глаза. – Сейчас моя очередь.

    Я чувствовал себя по-дурацки. С одной стороны, мы были в очень странной ситуации. С другой… мы договорились, что сначала я потрахаю ее в попку, а потом она меня. И теперь в самом деле была ее очередь, потому что я своё взял тогда, когда забирал её из чертового СССР.

    Влечение Насти к попкам меня возбуждало. Было очень необычно, когда у шестидесятидвухлетней девочки такое отчетливое и сильное попко-фетишное влечение. Стоя перед зеркалом, она лапала свою попу и только от этого ее писька намокала, а когда она добиралась до моей попки, то прижималась к ней лицом, грудью, терлась животом, лобком, тискала, целовала и кусала и могла так беситься столько, сколько я позволял – ей, казалось, всегда было мало. Дырочка в попе вызывала в ней такие чувства, что она становилась похожа на кошку, унюхавшую валерьянку. И да, я в самом деле пообещал ей дать меня потрахать в попу, когда для этого будут удобные обстоятельства. И на самом деле, может и в самом деле лучше дать ей развлечься таким образом и отдать ей свою попу, чем сидеть тупо у окна и ждать у Элизиума погоды.

    — Хорошо, — согласился я и плюхнулся на живот.

    — Ты должен просто мне отдаться, — инструктировала она меня, повторяя мои же слова и плотно прижимаясь к моей попе. Мне и в самом деле лучше было просто ей не мешать. Просто отдаться и позволить её делать все, что подскажет её фантазия и возбуждение.

    Я так и сделал.

    Конечно, когда такая девочка ласкает твою попу, то чего еще надо? Можно просто закрыть глаза и отдаться ощущениям. Но мысли не уставали крутиться вокруг меня, соперничая с нарастающим возбуждением.

    Протянув руку мне под живот, Настя вытащила уже вставший хуй и положила его между моих ног. Я протянул руку, взял небольшую подушку и подложил ее себе под бедра – так стало лежать намного проще при твердо стоящем хуе.

    Когда ее пальчик проник в попу, мыслям стало трудно заходить в мой мозг, словно они использовали для входа то же отверстие… а когда пальчика стало два, и когда они стали массировать мою дырочку, проблема с мыслями самоустранилась. Все, что я сейчас хотел, это не столько получить удовольствие самому, сколько дать ей возможность реализовать свою давнюю фантазию.

    — А так… так нормально? – Поинтересовалась Настя, дыша несколько тяжело.

    — Да, нормально. Сколько ты всунула пальцев?

    — Три.

    — Клево…

    Обернувшись, я увидел, что она сидит на моих ляжках и смотрит на мою попу с каким-то хищно-возбужденным выражением лица. Встретившись со мной взглядом, она решительно и довольно властно попросила меня просто лежать.

    Спустя минуту я почувствовал, как четвертый ее палец влезает в мою попу. Снова обернувшись, я увидел, что другая ее рука лежит на ее письке и потискивает ее. Девочковая лапа была такой узкой, что мне пришла в голову мысль.

    — Смажь еще раз слюной свою лапку и попробуй засунуть все пять пальцев, — предложил я, мысленно надеясь, что не пожалею об этом.

    Предлагать ей это два раза не пришлось. Взгромоздясь на меня, как хищная ворона, раздвигая мою попку, Настя, прикусив нижнюю губу, медленно просунула свою лапку.

    Я уже не стал оборачиваться, чтобы не напрягаться – сейчас это было бы совершенно ни к чему. Наоборот, я постарался полностью расслабиться, словно рывками бросая свою попу в расслабленное состояние.

    — Косточки кулака уже внутри?

    — Нет… пока нет… сейчас…

    Я снова почувствовал нарастающее давление, еще раз сделал попытку расслабиться, как только возможно, и вдруг в моей попе стало неожиданно плотно-наполненно, а почти болезненные ощущения в дырочке исчезли.

    — Всё… теперь внутри, — прошептала она срывающимся от возбуждения голосом. – Я трахаю тебя в попу всей рукой.

    — Прямо по локоть? – Попробовал пошутить я.

    — Нет. По запястье. Может я просуну еще немного?

    — Можно, давай, сколько получится. Только очень, очень аккуратно, хорошо? И еще смажь.

    — Да.

    Я почувствовал снова небольшое напряжение у входа в попку, а затем возникло какое-то очень странное, очень необычное ощущение прямо где-то в самом центре живота. Очень глубоко во всех смыслах. Я подумал о том, что меня ебет в попу шестидесятидвухлетняя девочка, ебет всей своей маленькой рукой, и мой хуй, который уже успел полностью упасть в процессе проникновения, снова напрягся.

    — Я сейчас полностью в твоей власти. Тебе сейчас полностью принадлежит взрослый парень, и ты можешь делать с ним все, что захочешь, все, что тебя возбуждает.

    Настя громче засопела от возбуждения и стала немного двигать рукой вперед-назад, и, кажется, еще и шевелила пальцами, от чего возбуждение, зарождаясь где-то ближе к дырочке, волнами набегало вглубь живота, расплескивалось там маленькими языками огня и как будто охватывало позвоночник. И сам факт моего безусловного подчинения, всецелой принадлежности маленькой ебучей и ебущей девочке возбуждал не меньше, чем эти ощущения – это добавляло возбуждению эмоционального топлива, от которого ощущения разгорались намного ярче.

    Судя по глубокому дыханию Насти, её это все возбуждало вряд ли слабее, чем меня.

    Спустя минуту возникло ощущение, словно по моему позвоночнику снизу вверх потек расплавленный металл. Расплавленное возбуждение затекало в грудь, в горло, растекалось по плечам и, уже после этого, в животе стало растекаться знакомое чувство невыносимого наслаждения, от которого все мышцы пресса, попы, ляжек начали почти самопроизвольно, почти неконтролируемо напрягаться, от чего наслаждение только усиливалось.

    Выпрямившись всем телом, как напряженная струна, я уже не мог сдерживать стоны. А зачем вообще их сдерживать? И тогда я начал стонать громче, еще громче, и расплавленное наслаждение от этого только усиливалось. Рука Насти двигалась в моей попе, как огромный упругий хуй, и она тоже стонала, как будто ебут ее, а не меня.

    — Не сдерживайся! – Скомандовал я ей. – Ты можешь стонать еще громче! Еще, еще! Давай, еще! Ори! Ты можешь орать! Выеби меня!

    Подбадриваемая мною, она словно сбрасывала связывающие ее веревки, и спустя минуту уже в самом деле орала во весь голос. По моим ляжкам текла горячая водичка из ее письки, хотя второй рукой она уже не тискала себе письку, а с силой вцепилась всей пятерней в мою левую ягодицу. Продолжая меня ебать, она вдруг перешла на какую-то одну высокую ноту ора, после чего хаотично задвигалась всем телом, движении ее руки замедлилось, голос ослабел, а потом и вовсе иссяк.

    Я продолжал неподвижно лежать, стараясь уловить каждый момент этого расплавленного блаженства в моем позвоночнике. Наступила полная тишина. Настя как будто даже перестала дышать, а потом мягко опустилась всем телом на меня, начав дышать, как загнанная лошадь и постепенно успокаиваясь. Ее рука по прежнему была в моей попе, и это вызывало сейчас уже не столько сексуальное наслаждение, сколько нежность.

    Возможно, на пару минут она даже уснула – по крайней мере ее дыхание стало именно таким, как у спящего человека, и еще во сне она немного подергивалась, как собака.

    Наконец, она пришла в себя.

    — Можно я еще подержу руку у тебя внутри? – Спросила она прерывающимся голосом.

    — Конечно. Мы никуда не торопимся.

    Положив голову мне на спину, она замерла, но я чувствовал, как немного шевелятся ее пальчики внутри. Иногда она порывисто целовала мне спину, вылизывала ее, кусала, а иногда просто лежала, играясь пальцами с моей попкой. Наконец, спустя минут десять я решил, что на этом пока хватит.

    Потом мы еще валялись, и, кажется, оба проваливались в сон на несколько минут, а может даже и дольше. Прижавшись ко мне, как котенок к большой собаке, она нежилась, то вытягивая свои длинные стройные ножки, то сжимаясь в комок.

    Когда она снова провалилась в сон, я преодолел собственный сонный позыв и осторожно встал с кровати. Подойдя к окну, я сразу увидел то, от чего сонливость мгновенно исчезла. Со стороны завода в направлении нашего купола тянулась тонкая полоска, которая стремительно приближалась и не могла быть ничем иным, кроме как завихрениями песка позади несущегося геккона.

    Стоя, как приклеенный, я почти апатично наблюдал за тем, как полоска становится все шире, а булавочная головка на ее вершине блестит все ярче и приобретает уже знакомые мне черты скоростного скутера «Хёндэ».

    Рано или поздно это должно было случиться. Что ж, по крайней мере хорошо, что нам с Настей не помешали…

    Когда от скутера до нашего купола оставалось уже метров пятьсот, он резко замедлился. Подъехав на сотню метров, он свернул в сторону – видимо, въезд внутрь был где-то сбоку или сзади здания. Только сейчас – глядя ему в бок, я понял, что это не геккон. Этот казался длиннее примерно на метр-полтора и шире на полметра или даже метр.

    «Нам бы такие», — подумалось мне. Что ж… по-видимому эта кривая реальность была более совершенна чем та, которую к этому времени успели построить мы сами. Ничего, еще успеем… лишь бы теперь попасть обратно.

    Я подошел к двери, открыл ее, прошел вглубь комнаты и сел в кресло, развернув его боком к двери и лицом к кровати со спящей Настей. Попка все еще была чувствительна, так что я немного перевалился направо и облокотился на широкую мягкую поверхность подлокотника. Встречать представителей этой реальности с только что оттраханной попой, да еще как оттраханной – вполне в моем стиле…

    На лестнице раздались шаги. Двое? Уж точно не один. Да, кажется двое. Хорошо бы, если бы это были Майя и Ольс… а в самом деле, это было бы замечательно. Тогда мы бы обсудили эту реальность и подумали о том, как ее благополучно покинуть.

    Шаги приблизились, и стало ясно, что мои надежды не осуществятся – по крайней мене не в данный момент, потому что это были явно шаги взрослых людей. Звук уже метался между стенами коридора, я невольно прикрыл глаза и неожиданно обнаружил, что пульс никак не меньше ста двадцати. Внезапно для самого себя, я вскочил с кресла и пошел к двери широкими шагами. Что бы там ни было, я хотел это встретить энергично, а не забившись в кресло. «Что бы там ни было», — продолжал я твердить про себя, как заклинание, идя вперед. «Что бы там…»

    Я думал, что готов ко всему. И все же я почувствовал себя так, словно меня бросили сначала в кипяток, а потом мгновенно вплавили в глыбу льда, когда я чуть не воткнулся носом в вошедших в комнату Кооса и Хидэки. Чуть не отскочив от меня, они разошлись в стороны, и за их спинами я увидел Клэр.

     

    Коос и Хидэки чинно сидели на кровати и пялились на меня. Голая Настя пролезла между ними и повисла на их плечах. Клэр стояла передо мной, обняв за шею, и, как мне показалось, плакала. Я не стал проверять, а просто тоже обнял ее и прижал к себе.

    В душе царил полный хаос. И это мягко сказано. Случилось то, чего я на самом деле не хотел – в этой искривленной реальности я был с любимой девочкой, а значит с ней придется расставаться. Если, конечно, опять каким-то образом не получится взять ее с собой… и что потом будет? Две Клэр? Одна Клэр со съехавшей крышей? Какой-нибудь физический парадокс, который разнесет в клочья Марс?

    Отстранив ее от себя, я увидел, что ее глаза и в самом деле мокрые. Вытерев слезы, она улыбнулась и отошла на шаг, рассматривая меня.

    — Повезло же им! – Неожиданно твердо, почти жестко произнесла она, повернув голову к сидящей на кровати парочке.

    — Да, похоже на то, — неожиданно почти злым тоном откликнулся Коос.

    — Это вы… о ком? – Охрипшим голосом вмешался я.

    — Это мы о тех…, — все так же грозно ответил Коос, — кому мы устроили бы очень хорошее путешествие… к центру Марса…

    — К центру Марса?

    — Прямо в жерло, ага. К местному дьяволу.

    — О чем ты?.. Клэр, о чем он?

    Клэр со слегка смущенным видом повернулась ко мне и почесала нос.

    — Он о том, что заложенные под бегемотов бомбы…

    — Что?? Что ты сказала? Бомбы??

    В ответ было молчание.

    Конечно, реальность была все-таки ненастоящей, но, честно говоря, даже при всём при этом меня охватил ужас.

    — Вы сейчас говорите о тех трех бегемотах, которых вы нашли в последний заход?

    — Да, — кивнула Клэр. – О тех трех, после молчаливого сеанса связи с которым ты отключился.

    — И что… и это повод взрывать их??

    — Ты кого спрашиваешь?

    — Ну… тебя спрашиваю, кого я спрашиваю… тебя, Кооса, Хидэки. Кого мне еще спрашивать?

    — Если меня, то нет, не повод. Если Кооса – то да.

    Коос под моим изумленным взглядом как-то съежился и стал усиленно чесать щеку.

    — Ну чего? – Окрысился он наконец. – А чего ты хотел? Они будут убивать нас, а мы будем проявлять политкорректность? К кускам горной породы?

    — Горной породы?!

    Видимо, я выглядел как-то не очень, так что Клэр положила мне руку на плечо и довольно энергично сжала его.

    — Он сказал «куски горной породы», — возмущенно продолжал я, но Клэр по прежнему твердо держала мое плечо, и я взял себя в руки.

    — Дело зашло слишком далеко, Макс. Сядь… давай, сядь.

    Она буквально толкнула меня в кресло и я с размаху плюхнулся в него. Сев на подлокотник, Клэр облокотилась на мое плечо, словно придерживая и предупреждая очередные всплески неадекватной активности.

    — Какое дело? Куда зашло?

    — Твое дело, — раскрыл наконец рот Хидэки. – Твое дело зашло слишком далеко, и Расширенный Кворум разделился. Мы в любом случае не стали бы торопиться, но…

    — Кто-нибудь может мне сказать, почему вы хотели взорвать бегемотов? Вы спятили? Расширенный Кворум спятил? А…

    Со слабым стоном я расслабился и лег на спинку кресла.

    — Что «а», — переспросила Клэр.

    И тут я обнаружил себя в крайне неприятном положении. Прямо сейчас мне предстояло принять решение. Либо я с ними полностью открыт, либо я играю в эту игру до тех пор, пока бегемоты меня отсюда не вытащат. Вообще говоря… с одной стороны лучше бы наверное не обострять ситуацию и не раскрываться. Да, лучше бы не раскрываться, а то хрен его знает, к чему это приведет. С другой стороны… черт возьми, с другой стороны это же наши. Это же самые близкие мне люди. Ну Клэр, во всяком случае, хотя и эти тоже вообще-то недалекие… и я буду с ними играть в шпиона?

    Я приподнял голову и посмотрел в глаза Клэр. Ебаный в рот, ну опять это дерьмо… Это ведь она. Настоящая, пусть и в искривленной реальности. Я буду ей врать? Буду оттягивать момент, когда они от меня отстанут и каким-то образом появится Майя или Ольс?

    Стало противно. Я не могу ей врать. Почему я Настю воспринимаю как близкое существо, а к Клэр буду относиться как к чему-то синтетическому? Настя-то вот же она! Голая, пупсовая, любопытная, живая блять! Живая, реальная, хотя вытащил я ее из хуй знает чего. Она, значит, живая, а Клэр что – синтетическая?

    Да пошло оно все нахуй… нет. Мои мозги могут продуцировать любые конструкции, на то они и мозги, а я буду принимать решение, исходя из своей подлинной сучности, на то я и человек.

    — Ваш мир… ненастоящий. Нереальный. Вот что «а». В моем, мире, в мире моей настоящей, подлинной реальности, откуда я родом, Расширенный Кворум не стал бы взрывать бегемотов или травить китов. Но в моем мире и этого города нет, и двери не становятся прозрачными… на то он и другой мир. Я понимаю, что это звучит для тебя дико…

    — Наш мир… ненастоящий? – Тихо переспросила Клэр, переглянувшись недоуменно с Хидэки.

    — С твоей точки зрения он предельно настоящий, но с моей – да, это не реальность. Точнее – это реальность, конечно, но не та, из которой появился я и куда я должен уйти.

    — Уйти?

    — Уйти. Переместиться. Перетрансплюхнуться – я не знаю, что именно делают бегемоты. Это сложно объяснить и я не знаю, будет ли у нас на это время и есть ли в этом вообще какой-то смысл. Может лучше просто оставить все как есть – я с Настей отсюда исчезну и возможно вы просто забудете, что видели нас, этого уж я не знаю, что происходит в реальности, которую мы покинули.

    Я заметил, что Коос достал из кармана серебряную плоскую палочку и что-то нажал на ней.

    — Что там у тебя? – Спросил я.

    Не понравилась мне эта палочка и не понравилось выражение его лица.

    — Телефон… — пробормотал он. – Просто мне кажется, надо позвонить.

    — И кому тебе кажется надо позвонить?

    — Джудит. Ты помнишь ее? Она врач. Может быть ей стоит…

    — Я помню Джудит. И мне не нужен врач, хорошо?

    — Коос… Коос… Эй! – Прикрикнула на него Клэр. – Не нужен нам врач… понятно?

    — Но…

    — Нам не нужен врач, — повторила Клэр, покачав пальцем.

    — Не нужен?… Ага, ну ладно. Не нужен, значит не нужен.

    Положив телефон на кровать, он показательно послушно сложил руки на коленях и состроил физиономию, которая должна была выражать полное внимание и послушание.

    — Макс, — Клэр приобняла меня за шею и еще больше навалилась на меня. – Я не совсем поняла, объясни еще раз. Значит этот мир не настоящий, правильно? И ты скоро отсюда исчезнешь. И мы тоже не настоящие, но там, куда тебя переместят бегемоты, есть настоящие мы, правильно?

    — Послушай… это сложно, Клэр, правда. Но если уж начинать, то наверное проще начать с того момента, когда я еще не был зачат.

    — А… вот как?

    — Да. Сначала я не был зачат, а потом я выбрал себе матку, в которой я рожусь, после чего меня и перебросило сюда.

    — Прямо из матки?

    — Ёб… это просто бред какой-то, если вот так послушать. Может лучше начать с Насти.

    — С Насти… Да, с Насти было бы интересно начать. Я вот не знаю, кто она. А ты, Коос, не знаешь ее?

    — Нет. – С протокольной физиономией Коос отрицательно покачал головой.

    — Да нет… вы и не можете знать ее.

    — Почему же, Макс?

    — Да потому что она из другой реальности.

    — Из той, в которую ты вернешься?

    — Нет… господи, ну это так не скажешь. Она из того моего прошлого, которое не существовало на самом деле, и которое стало существовать только потому, что Майя и Ольс переместили меня синхронно, так что я расположился во времени перекособочившись, так что временная реальность пересеклась… в общем…

    — Ничего, продолжай, — Клэр обвила меня за шею второй рукой и уже почти сползла в кресло рядом со мной. – Я понимаю, что это сложно объяснить…

    Пронзительный звон резанул по ушам, так что я вздрогнул от неожиданности. Клэр вскочила с кресла и застыла в позе, которая не обещала ничего хорошего. Коос тоже вскочил с дивана и развернулся к Насте, сунув руку в карман.

    — Коос… тихо, — пробормотала Клэр. – Тихо…

    Я повернул голову. У левой стены лежал вдребезги разбитый телефон. Настя, оскалившись, как дикая кошка, стояла на диване – голая, охуенно красивая – и охуенно злая.

    — Его телефон был включен, Макс, — сквозь зубы проговорила она. – Они тебя обманывали. Ваш разговор куда-то передавался, я же видела, что телефон не выключен, и что там что-то происходит.

    — Клэр, что происходит? – Я повернул к ней голову в полнейшем изумлении. – Что вы делаете?

    — Погоди…

    Отмахнувшись от меня, как от надоедливой мухи, Клэр сделала два шага вперед по направлению к Насте. Та отошла подальше и прижалась спиной к стене.

    — Макс… что они хотят со мной сделать?

    Ее большие глаза наполнились слезами и я вскочил с кресла.

    — Так… Господа и дамы, вы прекрасно меня знаете. И знаете, что я не позволю твориться этому бардаку…

    — Да заткнись же, Макс! – Заорала вдруг Клэр, обернувшись ко мне. – Дай нам разобраться с этим!

    — С чем с этим, Клэр?

    — Вот с этим! – Она ожесточенно ткнула пальцем в Настю.

    — Разобраться с Настей?? Я притащил ее с собой. Я рисковал жизнью, чтобы спасти ее из жопы. С чем ты тут хочешь разобраться?

    — Что происходит? – Не обращая на меня внимания, Клэр чуть ли не гавкала на девочку. – Что вы делаете? Зачем?

    Коос медленно отошел на середину комнаты. Хидэки медленно встал и тоже отошел от дивана.

    — Макс…

    Голос Клэр дрожал от волнения, и мне стало очень тревожно.

    — Макс… пожалуйста, поверь мне. Доверься мне. Мы же не чужие люди. Я люблю тебя, ты же знаешь. Просто доверься тому, что я делаю. Вспомни, кто я. Вспомни, что мы значим друг для друга.

    — Господи… да о чем ты? В чем я должен тебе поверить?

    — Вот в этом…

    С этими словами Клэр вынула правую руку из кармана, и одновременно с этим то же самое сделал Коос.

    Мне показалось, что я схожу с ума, потому что в руках у них были пистолеты. Необычные, непохожие на все то, что я видел раньше, но это были пистолеты, в этом не было сомнений. И направлены они были прямо на Настю.

     

    Немая сцена длилась, наверное, с минуту. Я сделал пару шагов к Насте в какой-то прострации – чисто инстинктивно, чтобы защитить её, или чтобы просто встать между ними, чтобы остановить это сумасшествие, но в этот момент Хидэки, который демонстрировал полный нейтралитет, взял меня сзади на удушающий, и я просто не успел среагировать.

    — Не надо сопротивляться, Макс, — прошептал он мне на ухо. – Ты знаешь, я в этих делах разбираюсь. Не сопротивляйся, иначе мне придется тебя вырубить, а мне бы этого не хотелось, учитывая, сколько времени ты был без сознания.

    — Осторожно, Хидэки! – Крикнула ему Клэр. – Не переборщи. И не позволь ему вырваться, не дай ему себя перехитрить. А ты стой… стой! – Заорала она, прицеливаясь в Настю, которая подошла к краю дивана с глазами, полными ненависти.

    Настя остановилась.

    — Сесть!

    Спустив свои длинные ножки на пол, Настя села на край кровати.

    Не переставая целиться, Клэр вытащила левой рукой телефон – в точности такой же, какой был у Кооса, и нажала кнопку.

    — Скоро? – Бросила она в телефон.

    Помолчала, покачала головой и сунула его обратно в карман.

    — Что там? – Спросил у меня из-за спины Хидэки.

    — Еще три часа.

    Хидэки грустно вздохнул.

    — Проморгали, — меланхолично констатировал он и поправил свое предплечье, чтобы оно надавливало в точности на сонную артерию.

    — Макс, не надо этого делать, ладно? — Примирительно и почти дружески произнес он.

    Что ж… ладно, значит он меня раскусил. Пользуясь их разговором, я попытался немного повернуть свою шею так, чтобы попробовать затем отвлечь его ударом локтя и одним резким рывком головы вниз избавиться от удушающего.

    Клэр, стоя плечом к плечу с Коосом, продолжала целиться в Настю.

    — Имей в виду, э… Настя, — твердо проговорила она. – Если ты встанешь с дивана, то все кончится. Во всех смыслах. Понимаешь?

    Настя молча смотрела на неё с выражением усталости и страха. Трудно представить, что она сейчас может испытывать – шестидесятидвухлетняя девочка, выросшая в советской глубинке, в которую целятся из двух пистолетов.

    — Настя, просто сиди на кровати. Я сам разберусь, хорошо?

    Переведя на меня взгляд, она кивнула, сложила руки на коленках и вздохнула.

    Что ж… новая реальность оказалась не просто искаженной. Она оказалась совсем больной. И еще непонятно, как мы из всего этого выкрутимся. И непонятно, что будет дальше – в какую еще жопу меня засунут бегемоты, как еще все перекособочится.

    Клэр взглянула на меня, и мне показалось, что в ее глазах мелькнуло сочувствие. Возможно, мне все-таки удастся как-то успокоить ситуацию, пользуясь тем, что все они, кажется, настроены по отношению ко мне вполне добродушно.

    — Клэр, — примирительно начал я, — давай без экстремизма. Я не знаю, почему вы целитесь в Настю, но в меня же ты стрелять точно не будешь?

    — Нет, не буду.

    — Тогда давай все обсудим. Спокойно и… пожалуйста, без удушающих, ладно? Я сейчас как-то не очень в своей тарелке, поэтому если что, то Хидэки легко меня уделает, поэтому… давай просто пообщаемся, как люди. Как близкие люди, ладно?

    На ее лице отобразилось мучительное сомнение, но в конце концов она кивнула, и руки Хидэки убрались с моей шеи.

    — Ты бы лучше своей физикой занимался, — бросил я ему и, подойдя к креслу, снова плюхнулся в него. – Клэр, объяснись.

    — Не спускай с нее глаз! – Приказала Клэр Коосу и, не убирая пистолета, подошла ко мне поближе.

    — Не спущу, не сомневайся, — прошипел Коос, и выражение его лица не оставляло сомнений в его чувствах.

    Клэр подтащила второе кресло, поставила его напротив меня и уселась. Нет, ко мне она точно не испытывает враждебности, и это хорошо. Хидэки остался стоять позади моего кресла, и я не сомневался, что в таком положении мне ничего не светит – утопая в мягком кресле, ничего внезапного не сделаешь.

    — Я объяснюсь, Макс. А потом ты мне тоже честно все расскажешь.

    — Ты хочешь сказать, что сейчас я с тобой нечестен что ли?

    С одной стороны я понимал, что глупо обижаться на поведение людей в несуществующей, ну или в какой-то искривленной параллельной реальности, а с другой стороны меня все-таки это задело. Все-таки, блять, это была Клэр, и невозможно было понимать одновременно, что это она, и что это не очень-то она.

    — Нет… я не это имела в виду. Я хотела сказать другое. Тебе надо постараться и как-то прийти в себя.

    — Это, собственно, как?

    — Макс, ты помнишь, что ты нам только что рассказывал? Про зачатие, про то, что это не реальность…

    — Разумеется.

    — Тогда послушай меня. Только спокойно, пожалуйста… ну пожалуйста, да? То, что ты рассказывал, Макс, это бред. Полный бред. Не в оскорбительном смысле, а в реальном. Твое сознание запутано, ты в бреду.

    — И почему ты так решила?

    — Я так решила, — голос ее был спокойным и размеренным, как у настоящего психиатра, — потому что… ну потому что… ты в самом деле считаешь, что сейчас ты находишься в какой-то ненастоящей реальности, вот почему.

    — Клэр, — начал я, повторяя её интонации. – Дело в том, что это на самом деле правда. Бегемоты перемещают мое осознание из одной реальности в другую. И сейчас они переместили меня сюда. Для того, чтобы тебе все объяснить и рассказать…

    — Макс, насколько я вижу, ты в целом вменяем, — перебила она меня.

    — Ну спасибо:), — усмехнулся я, стараясь придать разговору хотя бы какой-то оттенок непринужденности.

    — Не обижайся. Поверь, что мне все это очень трудно.

    — Охотно верю, Клэр. Мне тоже все это нелегко. Но пистолеты все-таки у вас, хотя ни я, ни тем более Настя ничего плохого вам не сделали. Ты тоже кажешься мне в целом вменяемой, и я надеюсь, что мы договоримся.

    — Хорошо, — кивнула она. – У нас пистолеты, это верно. Но пистолеты не требуют доказательств. Они просто есть, как факт. А вот твое утверждение о том, что наш мир нереален, является утверждением, а значит требует обоснования. Ты с этим согласен?

    — Какие бы я ни привел обоснования, они ничего не докажут, Клэр, потому что ты – часть твоей реальности, и поэтому только она для тебя и реальна. Недавно я жил на Земле в реальности, которая была десятки лет назад, и если бы я кому-то из тех людей попробовал доказать, что их реальность… несколько отличается от моей, они бы, вполне вероятно, отправили бы меня в психушку.

    — Ничего, ты попробуй, — не меняя психотерапевтической интонации предложила она. – А мы посмотрим, может быть все не так уж и плохо.

    — Хорошо!

    Разговор стал мне немного надоедать, но я и в самом деле не видел выхода. Кроме того, совершенно не обнадеживал и тот факт, что через полчаса кто-то, судя по всему, приедет, и судя по всему эти кто-то будут относиться к нам не лучше, чем эти трое.

    — В моей реальности этого города не существует.

    Клэр приподняла брови, слегка удивленно склонила голову.

    — Я тебя предупреждал, Клэр. Мы не сможем меряться письками и доказывать друг другу, чья реальность реальней. В моей реальности просто не существует того города, в котором мы сейчас находимся.

    — Макс… ну это же само собой разумеется…

    — Что «разумеется».

    — Этого города и не было, когда с тобой это случилось и ты потерял сознание.

    Теперь брови полезли вверх уже у меня.

    — То есть ты хочешь сказать, что вот эти жилые постройки под бескаркасными куполами, вот тот завод вдалеке, тот космопорт – все это вы построили за неделю?

    Коос повернул ко мне лицо, но тут же вернул свое внимание на Настю. От Клэр это не ускользнуло и она высказала Коосу – что она думает по поводу его беспечности. Тот лишь раздраженно поиграл скулами, но ничего не ответил.

    — Нет, Макс. Мы построили это не за неделю. И не за две. И не за месяц. За три года.

    — Три года? Это замечательно, но… подожди. Какие три года?

    — Те самые, Макс, в течение которых ты был без сознания.

    Мне показалось, что пол немного накренился. Наверное, я очень глупо хлопал глазами, потому что выражение лица Клэр стало каким-то более участливым, что ли.

    Хидэки положил мне руку на плечо и присел рядом со мной на подлокотник. Похоже, моя реакция их всех как-то успокоила. Значит появляется шанс это использовать. Только… как именно использовать? Коос по-прежнему для меня совершенно недоступен, и Хидэки даже сидя на подлокотнике, да еще с помощью далеко не слабой Клэр легко со мной справится. Только я чего-то не понимаю. В этой реальности в находился без сознания три года, а сколько на самом деле меня «нет»? Неделю? Десять дней? Как вообще это оценить? Ну если тупо сложить то время, которое я прожил в других реальностях… то это легко. Но вот как оценить время, которое я провел в состоянии до зачатия? Само то состояние вспомнить несложно. Я сейчас помнил даже самые мельчайшие детали. Например то, что были ясности, но не было мыслей. Совсем не было. И в общем это понятно, ведь не было мозга. Чистое сознание. Прямо как у собирателей багрянца?.. интересно… но как оценить время, которое я провел, болтаясь там в «очищенном» виде? Могло бы это длиться… месяц, например? Два месяца? В общем это можно было как-то допустить, хотя и с трудом. Ну то есть три года – это в общем и есть доказательство нереальности этого мира. Нереальности для меня. А как доказать это им?

    — Двери, просвечивающие насквозь, появились тоже за последние три года?

    — Конечно. Мы строили Конкисту полностью на новых технологиях.

    — Конкисту?

    — Так он называется.

    — Это я понял. Просто название странноватое… нет?

    — Ну наверное… просто ты не знаешь… ты пока что ничего не знаешь о том, зачем он строится, зачем вообще все это. Макс, тебя не было три года, понимаешь? Три!

    — И купола без каркаса? – Не отставал я.

    — Конечно. Мы теперь сшиваем отдельные куски, фактически сплавляем их, так что каркас попросту не нужен.

    — Сшиваете стекло?

    — Господи, Макс. Ну приди же в себя. Это ведь не то стекло, которое было при тебе. Да, то стекло, которое мы сейчас используем, мы именно сшиваем, сплавляем прямо при установке. Прогресс не стоит на месте, Макс. Еще раз повторю – три года! Здесь, на Марсе, куда стекаются все новые технологии, который вместе с земной Пингвинией стал одной большой технологической площадкой, где обкатываются и реализуются самые свежие идеи. Да мы… да ты бы только знал – что мы сейчас делаем! Ты бы на стекло и двери и внимания бы не обратил.

    — Это ты про тот завод с космопортом?

    — Это не просто «завод», Макс. Это целый… комплекс, это огромный конгломерат. Ну по земным меркам может это и не циклопические масштабы, конечно, но на самом деле… тебе надо все это увидеть, во всем разобраться.

    — Ну хорошо, а вот это что?

    Я демонстративно поднял руки, медленно встал с кресла, и, сопровождаемый пристальными взглядами Хидэки и Клэр, подошел к окну.

    — Вот это что? – Ткнул я пальцем в прибор, висящий, подобно старому доброму уличному градуснику, но показывающий процентное содержание газов в атмосфере.

    — Его тоже не было, да.

    — Да это понятно, что не было. Но что он показывает? Это вот такая, оказывается, атмосфера у реального Марса? Восемьдесят пять процентов углекислого газа? На десять меньше, чем должно быть. Три процента кислорода? Это откуда же столько? На самом деле должно быть тринадцать сотых процента. А десять процентов азота? Это вообще что?

    — У того Марса, который мы начали терраформировать – да, вот именно такая атмосфера, и она продолжает стремительно меняться. Макс, об этом ты и сам должен знать. Эти планы еще делались при тебе, включая планы на растапливание полярных шапок и захват комет.

    — Эти планы подразумевали совсем не такие скорости изменений, Клэр.

    — Да потому что опирались совсем не на те технологии!

    — И что… Роджер по-прежнему возглавляет X-Mars — проект по захвату астероидов и комет?

    — По-прежнему.

    — И… получилось?

    — Еще как:) Только двигатели теперь у нас совсем другие… с двигателями вообще прорыв такой… ну я тебе потом расскажу. Хидэки расскажет.

    — А Большое Кольцо? Его тоже уже построили?

    — Конечно.

    — За три года?

    — За два с половиной.

    Я лишь с сомнением покачал головой.

    — По всему экватору? Двадцать одну тысячу километров? Тридцать километров в сутки? Сверхпроводящая лента в обертке, наполненной жидким гелием?

    — Обошлись без гелия, кстати, это тебе Хидэки объяснит, а так да – построили очень быстро. Двадцать лентоукладчиков, каждый — по три километра в сутки.

    — А почему тогда два с половиной года?

    — Инженерные работы. Не так-то просто проложить ленту по такому замысловатому с ландшафтной точки зрения экватору.

    — И то есть что… уже работает?

    — Работает. Тут уже столько всего работает, Макс…

    — Значит… три года?

    — Вот именно.

    Я уставился на неё, но с перевариванием информации все-таки возникли проблемы. Если все то, что она говорит, является правдой… а вроде все звучит пока логично… то я тогда вообще ничего не понимаю.

    Три года??? Значит в этом до-зачаточном состоянии я болтался три года? Это вообще возможно? И если это так, то почему Майя меня не предупредила? А с другой стороны, что такое для бегемотов три года? Как для нас три минуты, может быть? И стоит ли ждать от них такого точного понимания специфики человеческой жизни, которая по их меркам вообще от рождения до смерти занимает лишь крохотное время? Так что могло все быть и гораздо хуже…

    Так… значит этот мир… это что… и есть реальность?? Вот та самая, та, настоящая, моя?? Я в своем мире? В своем времени? В своей реальности?

    — Но что тогда это за хуйня с пистолетами?? – Спросил я, испытывая уже какое-то совсем сумрачное состояние. – Если это и есть настоящая реальность, а не те миры, в которые меня пинали бегемоты, если я на самом деле дома, то какого черта в этой реальности вы бегаете тут с пистолетами??

    — Вообще-то мы запаслись оружием на всякий случай, потому что были кое-какие сигналы насчет возможных провокаций со стороны Московии, но вот, как видишь пригодились…

    — Ага, вижу, — без энтузиазма согласился я. – Очень прямо офигенно пригодились. Теперь можно с озверелым видом целиться в маленькую девочку, ну просто пиздец какая радость-то!

    — В девочку? – Клэр с сомнением покачала головой. – В девочку ли, Макс…

    — Ну знаешь, — я взглянул на Настю, которая все с таким же безучастным лицом сидела на диване, — когда в последний раз мы ебались, она была девочкой. Если у тебя есть другие сведения, то может ты поделишься со мной ими?

    — Поделюсь, поделюсь…

    Клэр взглянула на часы, потом на Хидэки. Тот лишь пожал плечами.

    Нерешительно и с опаской, Клэр сделала несколько шагов к Насте.

    — Клэр! – Предупредительно взревел Коос. – Это еще что за дела? Ждем, пока не приедет команда.

    — Мне тут кое что в голову пришло…, — так же нерешительно проговорила Клэр и сделала еще несколько шагов.

    — Клэр!

    — Погоди…

    Встопорщенный, и почти что взбешенный Коос сменил свою позицию и встал прямо напротив Насти, чтобы удерживать ее под прицелом, в то время как Клэр медленно села на кровать в метре от неё.

    — Коос… Хидэки, послушайте. Ведь все оказалось не совсем так, как мы представляли. Макс жив. С ним все в порядке.

    — Ага… спустя три года комы! – Язвительно прокомментировал Коос. – Очень прямо в порядке.

    — Вы не понимаете, — встрял я. – После того, как я тогда вошел с бегемотами в контакт, они стали меня рассматривать. Точно так же, как мы рассматривали их. Но в их понимании «рассматривать» — это возвращать меня в разные временные реальности и смотреть, как я жил в то время, что со мной происходило. Для них было непонятно, что это несет в себе для нас какую-то угрозу – точно так же, как мы не понимали, что приподнять бегемота или немного сдвинуть его – это все равно, что нас перекинуть в прошлое. Для них перемещение в пространстве – аналог нашего перемещения во времени.

    Клэр уставилась на меня, слушала и переваривала. Хидэки тоже выглядел заинтересованным.

    — Но получилось так, что два бегемота несогласованно попытались меня «рассмотреть». Одним бегемотом был один из тех трех, кого мы обнаружили. Его зовут… Майя.

    Коос фыркнул и покачал головой.

    — Майя…

    Второй бегемот давно отделился от основной группы и ушел глубоко в недра Марса, вниз по жерлу. Он также эволюционировал химически, и в итоге между ними нарушились коммуникации. Поэтому и была несогласованность. И они меня одновременно «посмотрели», то есть сунули в прошлое, в котором помимо реальных событий были еще и нереальные. Ну то есть по их утверждениям это все равно реальность… тут я не знаю, я так и не разобрался, но суть в том, что из этого вот нереального прошлого я и вытащил Настю, и для того, чтобы вернуть меня в неискаженную реальность бегемоты сунули меня в состояние до зачатия. И вот там-то я, оказывается, и пробарахтался три года. Они не могли знать этого. Для них три года – как для нас может минута. И мне еще повезло, наверное, что прошло только три года…

    — Мы действительно этого не знали, — донесся голос Насти с кровати, и моя нижняя челюсть стала медленно опускаться.

    — Чччтоо? – Сумел выговорить я и снова впал в ступор.

    — Девочка, говоришь? – Хмыкнул Коос и осклабился. – А наши приборы говорят, что никакая она не девочка. А я приборам доверяю.

    — Настя…

    Я встал с кресла и направился к ней. Коос что-то опять выкрикнул, Хидэки ухватил меня за локоть, но без особого энтузиазма. Клэр лишь махнула рукой, и мой локоть остался на свободе.

    Я подошел к ней вплотную и сел рядом, взяв ее ладонь в свою.

    — Что значит «мы не знали»? Кто это «мы»?

    — Мы, бегемоты, — спокойно ответила она. – Ведь вы нас так называете? Мне нравится. Бегемоты красивые и сильные. И большие.

    — Но… глаза?

    — Это не проблема.

    В ту же секунду глаза Насти засветились ярким янтарным пламенем.

    — Тебе так больше нравится?

    — Ну… ну не знаю… наверное, да… пусть. У нас есть фиолетовые девочки, почему бы не быть девочкам с янтарными глазами. Но я думал, что вы не можете изменить вид своих глаз, что это обязательно, что если бегемот, то..

    — Ты никогда и не спрашивал. Да, нам так привычней, удобней, но это не значит, что мы не можем изменить цвет глаз так, чтобы они выглядели как у людей.

    — Но… зачем?? Ну то есть, почему ты мне не сказала, что ты — бегемот? Почему Майя ничего не сказала?

    — Потому что, милый мой Макс, — все с той же язвительной интонацией вмешался Коос, — что эти милые создания решили всех нас тут угробить, понятно? И вот эта чудесная девочка должна была тайком проникнуть на Марс, использовав тебя как лошадку.

    — Угробить?? Бред, — отрезал я, взял Настю и посадил ее к себе на колени. – Можешь убрать свою пукалку, кстати. Это не мой стиль.

    — Не твой стиль… я понимаю, — пробормотал он, опуская пистолет. – Только нам как-то тут не особенно до стилистических выборов…

    — Настя, я тебе не враг. Мы тебе не враги. Но мне надо разобраться. Я не верю в ту хрень, что бегемоты хотят причинить людям вред, и я не понимаю, что тут происходит. Майя ведь знала, что ты ее… подруга?

    — Конечно.

    — Значит вы в самом деле решили тайно проникнуть сюда таким вот хитрым образом?

    — Да.

    — Зачем?

    — Чтобы защитить себя.

    — От кого?

    — От людей.

    — Разве мы вам угрожаем?

    — Угрожаете. Спроси его, — она кивнула в сторону Хидэки.

    — Послушай, Макс…, — Хидэки покачал головой и уселся наконец в кресло. – Мы были обеспокоены. Время шло, ты находился в коме. Причем попал ты туда после контакта с бегемотами. Начались волнения. Люди стали обсуждать, мнения разделились…

    — Ладно, — перебил я его. – Оставь подробности для мемуаров. Что дальше?

    — Дальше… я сделал бомбу.

    — О! Это очень мило с твоей стороны. Бомбу! Чудесно… знаешь, нам на Марсе так не хватало бомб, вот честное слово, ужасно не хватало. И пистолетов, и бомб… а теперь совсем другое дело. Теперь все, как у людей. Надеюсь, вы уже начали собственное производство пушек и танков? Очень полезные штуки, надо сказать, для решения разных разногласий.

    — Мы считали, что нуждаемся в защите. Ты попал в кому просто от молчаливого контакта с бегемотами. Ты не считаешь, что…

    — Можешь даже не спрашивать. Ответ «нет, не считаю». Я считаю, что при встрече двух разумных сознающих существ, да тем более еще настолько фантастически отличающихся друг от друга, всегда неизбежны недопонимания и ошибки. В том числе и трагические.

    Хидэки наклонил голову, что, видимо, означало умеренное согласие.

    — Но это же не значит, что мы должны теперь намеренно устраивать войнушки! Клэр. Ты не согласна?

    — Сейчас согласна, когда ты жив и здоров. А когда ты выглядел как овощ… то не знаю…

    — Вот дерьмо… а кто сюда едет? Очередные горячие головы с очередными пукалками?

    — Ну типа того…

    — Весело вам тут… в общем вот что. Настала пора принимать решения. Хоть я и без трусов, но решения принимать в состоянии. Надеюсь, вы согласны подтвердить, что нашли меня в здравом уме и добром охуении. Решение первое – команда бравых бойцов разворачивается и едет обратно. Я так понимаю, что они с космопорта к нам летят на всех парах?

    — Из Пандоры.

    — За три часа??

    — Атмосфера, Макс. У Марса появилась атмосфера, не забывай, и ее с каждым днем все больше. Так что мы теперь летаем.

    — Вот пусть возвращаются и занимаются дальше своими делами. Оружие… у них тоже есть оружие?

    — Клэр отрицательно помотала головой.

    — А, ну и замечательно. Дальше. Кто-то способен убрать бомбу от бегемотов?

    — Я. – Хидэки поднял руку. – Я ее установил, я ее и уберу.

    — Ох, ребята…, — разочарованно промычал Коос и засунул, наконец, пистолет себе в карман. – Как бы ни пожалеть… Макс, может не стоит так торопиться? Посмотри. Ведь они тебя обманули. Они прислали своего агента! И для чего, как ты думаешь? Чтобы покрутить попкой?

    — Знаешь, Коос, если бы под нашу Пандору бегемоты заложили атомную бомбу, я бы посмотрел на тебя, как бы ты попкой стал крутить. И насколько честен ты был бы с ними, пытаясь проникнуть к тем, кто принимает решения. Так что не надо. Мне пока что упрекнуть их не в чем. Они ничего не сделали. Я понимаю, что вам это было неясно, глядя на мое тело. Я понимаю, что вам пришло в голову, что бегемоты попробовали уничтожить лидера, а значит и дальше от них можно ждать проблем. Но теперь этот вопрос решен, и обсасывать его нет смысла.

    Разведя руками, он подошел к окну и уселся, демонстративно повернувшись в пол-оборота к нам, словно складывая свои полномочия и умывая руки.

    — Настя. – Я положил руку ей на голые ляжки и другой приобнял за плечи. – Никаких бомб. Никакой агрессии. Мы все уберем, что наделали, и будем общаться дальше. Хорошо?

    Она кивнула.

    — А мне вот что интересно, если позволите, конечно, — снова воспрял из пепла Коос. – Можно вопросик, да?

    — Да ради бога, — устало отмахнулся я.

    — Настя, а что ты собиралась делать для того, чтобы решить проблему с бомбой?

    — Лучше тебе этого не знать, Коос. – Ответила она, мило хлопая своими длинными ресничками и прижимаясь ко мне.

    — Ага… а все-таки?

    — Уберите бомбу, вот и всё, о чем нам сейчас стоит говорить, — продолжила она неожиданно жестким тоном. – И между прочим, перед тем, как бросаться на нас с кулаками, вам следовало бы подумать о том, что если какой-то вид живых существ живет на планете сотни миллионов лет, то, видимо, у них нашлись кое-какие способы защитить себя от враждебных сил. Я достаточно определенно выразилась?

    Не ожидавший такой атаки от голого подростка, сидящего на моих коленках и игриво помахивающего ножками, Коос опешил и что-то пробурчал нечленораздельное.

    — Просто мне хотелось знать…

    — Вашему виду сколько лет? – Не унималась Настя. – Миллион? Четыре миллиона? И сколько времени из этих миллионов вы сидели на деревьях и грызли бананы, глупо щерясь на солнышке? Когда вообще впервые в голове млекопитающего зародилась мысль? И вы в самом деле думаете, что способны вот так прийти и взорвать бомбой бегемотов, псин или китов? На чужой планете?

    — Ладно, ладно… хорошо, я обезьяна, глупая и на чужой планете. Просто нам всем очень не понравилось то, что произошло с Максом.

    — Хватит этого перепизда, товарищи. – Подытожил я и снял Настю с колен. – Мне другое интересно. Если сейчас ты с нами в виде человеческого детеныша, и при этом, видимо, ты в то же самое время являешься неорганическим бегемотом, который сидит под Олимпом… то это вообще как? Не приведет ли это к каким-то неприятным парадоксам физического плана?

    — К парадоксам? – Удивилась она. – К каким?

    — Ну я не знаю… ты пришла сюда из прошлого… или вообще хрен знает из какого времени, и ты тут можешь пересечься сама с собой в настоящем.

    — Смотри.

    Настя подняла свои руки, развела их в стороны и медленно свела их вместе, сцепив пальцы.

    — Видишь? Ничего не случилось:) Никакого парадокса.

    — Я не совсем понимаю…

    — Я только что встретилась сама с собой. И ничего ужасного не случилось, просто одна часть моей личности соприкоснулась с другой частью.

    — Но где при этом центр твоей личности? Где твоё «я»? В этом теле, которое я вижу, или в том…

    — Везде. Мне непонятно, что именно ты хочешь услышать. Может быть, нашей сонастройки недостаточно для хорошего понимания… а может…

    — А может, мы просто слишком глупы, чтобы такое понимать, — с улыбкой закончила за неё Клэр.

    — Да, может и так, — спокойно согласилась Настя.

    — Слушайте… одежда тут какая-то есть? – Поинтересовался я. – И вообще, мне надо многое узнать, чтобы быть в курсе.

    — Прямо здесь нету. Сейчас принесу. – Коос встал и отправился куда-то из комнаты.

    После его ухода воцарилась тишина. Каждый о чем-то думал и что-то переваривал.

    — Ты ведь останешься с нами жить? В этом есть для тебя какой-то смысл? – Я погладил Настю по голове и заглянул в ее янтарные глазки.

    — Конечно. В этом есть смысл. Как минимум, мы можем продолжать обмениваться восприятиями из наших полос.

    — Да… это точно. Это, кстати, очень здорово. А что насчет Майи? Ольса?

    Настя отрицательно покачала головой, и я почувствовал укол боли. Мне не хотелось с ними расставаться.

    — С ними ты не сможешь никак контактировать. В этой реальности между вами не может быть пересечений, потому что мы из разных полос. Мы бесконечно разные

    — Ну не так уж прямо бесконечно, если мы можем интегрировать восприятия друг друга?

    — Это неизвестно. Мы воспользовались единственным шансом, который у нас был, переплетя реальности таким образом, что я теперь могу быть с тобой в виде органического существа. Мы и сами не знали, что такое возможно, и поэтому мы даже примерно не представляем, какие у всего этого есть перспективы. Мы просто принимаем реальность такой, какая она есть, какой бы удивительной она ни была. Сейчас она вот такая – я существую в том числе и как человек. Это значит, что мы до сих пор почти ничего не знаем о законах, управляющих восприятиями. Что и не удивительно, ведь у нас почти нет серьезного опыта интегрирования восприятий даже из ближайших полос.

    — И у тебя не возникает… деперсонализации?

    — Нет. Ничего такого. Мое состояние, конечно, крайне странное, и ему нет никаких аналогов за всё расстояние, пройденное всеми бегемотами. И мы будем его изучать.

    — Есть уже какие-то открытия, которыми и я мог бы воспользоваться?

    — Есть. Но я не знаю, как о них сказать. Ну разве что… разве что одна вещь будет тебе понятна. Оказывается, что интеграция восприятий из разных полос привносит в осознающее существо особый вид энергии.

    — Больше энергии?

    — Нет. Больше – это само собой. Но дело не только в том, что ее становится больше – это нормальный результат любого расширения спектра твоих восприятий. Дело в том, что это другая энергия. У нее другие качества, другие свойства.

    — Интересно…

    — Но пока это все, что я могу на эту тему сказать. Слишком мало опыта переживания ваших восприятий. Хотя теперь, когда я одновременно являюсь еще и человеком, мои возможности скорее всего резко вырастут.

    — Значит… впереди много исследований? У тебя, у меня… у нас с тобой?

    — Надеюсь что так.

    Коос вернулся, неся в руках кучку одежды.

    — Вот… тебе и Насте. А мне пора. — Он обернулся к Клэр. – Я поехал на завод. Вчера Инга предложила одну штуку, и Роджер говорит, что нам неплохо бы вместе на нее взглянуть.

    — Новая конструкция клещей для захвата комет?:) – Попытался пошутить я, но, кажется, не очень удачно.

    — Комет? – Как-то рассеянно переспросил Коос. – Нет, кометы тут не при чем… мы занимаемся…

    Он вопросительно взглянул на Хидэки, и тот махнул рукой.

    — Проваливай. А мы с Максом и Клэр… и с Настей, если она хочет, и если Макс не против… мы прогуляемся до зоопарка, и я введу его в курс дел.

    — Зоопарк? – Удивленно хмыкнул я. – С Земли?

    — Ну разумеется. Просто хочется, чтобы и на Марсе жили наши зверушки… всё своё тащим с собой, — ухмыльнулся Хидэки. – Вот и строим тут зоопарк. С новыми двигателями доставка грузов с Земли облегчилась неимоверно… ну вот об этом я тебе и расскажу.

    Изобразив галантный жест, он пригласил нас на выход, и мы всей кучей вывалились из уже успевшей надоесть комнаты. Краем глаза я заметил, что, выходя, Клэр аккуратно приобняла Настю за плечи, и та охотно и порывисто обняла ее в ответ. Жизнь налаживалась.