Если взглянуть на окружающий нас мир животных, растений, бактерий, вирусов свежим взглядом, а затем перевести его на наш человеческий мир, то нельзя не увидеть весьма странного различия между ними. Мы не замечаем его лишь потому, что привыкли не замечать, ведь в этом аспекте окружающий мир был точно таким же, когда мы родились, и когда читаем книги по истории, и даже когда соприкасаемся с археологическими изысканиями, не слишком глубоко уходящими в историю человеческого рода.
Различие это заключается в видовом разнообразии. В прошлом люди (более точно выражаясь – род Homo из семейства гоминид отряда приматов) тоже имели несколько видов, но по мере того, как прошло 3 млн. лет, видовое разнообразие прекратилось, и на фоне огромного, а порой и поразительного видового разнообразия всех остальных представителей животного и растительного мира мы видим уныло торчащий единственный человеческий вид.
Я думаю, что это явление можно объяснить довольно просто – тем, что человек вырос из животного и приобрел то, что мы называем «культурой». Эта культура в своих начальных этапах носит весьма специфический характер. Можно подискутировать о том – является ли этот характер неизбежным для любых животных, у которых вдруг по каким-то причинам началось бы превращение в разумное животное, или это такая грустная особенность злобных обезьян. Я скорее склоняюсь ко второму варианту, поскольку в дикой природе обезьяны являются довольно-таки злобными, агрессивными и в силу этого опасными существами несмотря на то, что полно и миролюбивых и даже ласковых животных и даже птиц.
Человеческая культура проявляла себя в подавлении и уничтожении всяческого инакомыслия и инако-действия. Предельное единообразие, своего рода воинствующий военный коммунизм играли, конечно, свою эволюционную роль в укреплении способности к жесткому сопротивлению в борьбе с другими животными, но насколько это было в самом деле необходимым для выживания – большой вопрос. Я считаю, что это не только не было необходимым, но даже существенно мешало, поскольку коллектив дружественных людей на самом деле гораздо более устойчив, чем компания злобных индивидуумов, готовых убить и сожрать любого, кто отличается. Не исключено, что эволюция человека протекала бы гораздо быстрее, проще, приятней, если бы она протекала в атмосфере дружелюбия.
Так или иначе, развитие человечества пришло к такому моменту, когда совершенно архаичные инстинкты начинают постепенно, очень постепенно отмирать и личные свободы закрепляются на уровне законов. Конечно, до сих пор мракобесие занимает доминирующее положение практически во всех сферах почти всех, даже самых развитых обществ, и все же за атеизм, анатомию, астрономию и генетику там уже не сжигают, не сажают, не предают анафеме, а даже наоборот – очень хорошо платят и даже уважают.
А это значит, что сейчас человечество находится на чертовски интересном моменте, на поворотном пункте, когда мы, наконец, окончательно отказываемся от наследия обезьян, и личная свобода, свобода творчества, самовыражения становится все более и более распространенным явлением, отвоевывая для себя все больше пространства. Происходят вещи совершенно, казалось бы, немыслимые еще пятьдесят лет назад (например, сейчас в школах Дании, Англии и Швеции школьникам предлагают показывать порно, чтобы они были ближе к реальности и чтобы меньше подавляли свою сексуальность, и авторы этих инициатив не попадают немедленно на зону куда-нибудь в Мордовию, а их предложения вполне серьезно рассматриваются и даже, как кажется, могут быть приняты).
Если бы мы перенеслись, скажем, в Швейцарию времен Кальвина, мы увидели бы очень странный мир. В том мире могли посадить в тюрьму за смех, за любой яркий цвет в одежде, за любую мысль, отличающуюся от списка «правильных». И не просто посадить. В те годы люди как в цирк ходили на публичные казни – и это был не «невинный расстрел», это было нечто трудновообразимое. При виде привычных тогда экзекуций современный, даже крепкий мужчина, вполне мог бы упасть в обморок от эмоционального шока. Что уж говорить о том, что творилось в застенках тех лет.
Не подлежит сомнению тот факт, что в данный исторический период, с огромным скрежетом, скрипом, делая порой шаг вперед и два шага назад, личные свободы все-таки пробивают себе дорогу – прежде всего потому, что свободный человек более экономически выгоден обществу. Капитализм и индивидуальная свобода личности – неразлучная пара лошадей, тянущая вперед повозку человечества, и друг без друга несуществующая.
Наступление эпохи личных свобод постепенно прекращает действие фактора, превращавшего человечество в единое стадо, где даже одной мысли, одного слова было достаточно, чтобы жизнь индивидуума прекратилась. Сейчас мы начинаем все больше и больше видеть разнообразие личностей как в психическом, так и физическом плане. Если ты уродился очень маленького роста – не страшно, ты можешь отлично проявить себя в шорт-треке. Если, наоборот, вырос чертовски высоким – волейбол и баскетбол. Если ты аутичен, то в тиши кабинета и обложившись книгами ты можешь стать ученым. Если ты экстраверт, то у тебя есть возможность реализоваться как менеджер по продажам. Короче говоря, количество ниш в окружающем нас мире огромно и продолжает расти. Даже инвалидность перестает быть фактором, который однозначно делает жизнь человека кошмарной. Инвалиды становятся даже моделями, не говоря уже о том, что перед ними открыта наука (вспомним Хокинга и Понтрягина), бизнес и творчество. Каким бы ты ни был, с помощь современных технологий ты можешь сделать свою жизнь весьма комфортной и интересной, найти свое место в обществе.
И как мне кажется, это неизбежно приведет к тому, что механизм формирования видового разнообразия начнет перезапускаться, а учитывая то, что мы только начинаем узнавать об эпигенетике, это будет происходить еще и очень быстро. Я не знаю, приведет ли это к тому, что со временем некоторые виды настолько обособятся, что потеряют способность давать потомство при межвидовом скрещивании, ведь это видовое разнообразие будет формироваться на новом витке спирали эволюционирующих животных, и у него вполне могут быть существенные отличия от того, что мы видим в живой природе. Думаю, что лет через двести мы сможем сказать что-то на эту тему уже более определенно (если, конечно, цивилизация сумеет устоять перед натиском агонизирующих в своем фундаменталистском оргазме ревнителей всякого рода «духовности»).