Русский изменить

Ошибка: нет перевода

×

Майя-6/2 Глава 13

Main page / Майя-6, часть 2: Белое небо Ронсевальской Земли / Майя-6/2 Глава 13

Содержание

     

    Поддерживать состояние переизбытка энергии – совсем не сложно. Я почему-то невольно ожидал какой-то борьбы – ничего подобного. Достаточно время от времени напоминать себе о недопустимости слива энергии, поддерживать внимательность к этому вопросу, и всё оказывается очень просто. Ну и конечно пресекать вспышки негативных эмоций.

    Всё просто.

    Я выпрямился, взглянул назад и вниз и осмотрел проделанную работу. Очень неплохо получается. Последний участок чем-то напоминал тропу от Санасы к Монку, и это тоже нравилось.

    В солнечных лучах сверкнула искрой «кроличья нога» — первая станция аварийной замены баллонов с жидким кислородом. Треки будут довольно длинными, так что через каждые пять километров я решил сделать такие станции. На всякий случай. Выбирая между нарочито-грубым дизайном в виде куска скалы и чем-то футуристическим, я выбрал последнее. Все-таки это аварийная станция, и она должна быть хорошо видна издалека.

    567

    Дизайн я нарисовал сам, а изготовление механизма заказал в Mars MechT – на 3-D принтере такая хрень распечатывается моментально, а сам механизм идентичен обычным вендинговым автоматам. Туристу стоит лишь поднести свой идентификационный биоимплант (ну или карточку или часы – есть еще немало тех, кто опасается вживлять себе под кожу импланты), затем нажать на панель выдачи, и в чаше появится мелкий серебристый баллон с жидким кислородом. Защелкнуть его в гнездо своего ребризера, сунуть использованный баллон в нишу – и всё, лишь несколько секунд. Когда полных баллонов остается мало, аппарат посылает сигнал на контрольный пульт. В будущем треков на Марсе будет много, поэтому такие штуки пригодятся.

    Показалось, что ненадолго стало чуть темнее, как будто облачко заслонило солнце. Я всмотрелся, но никакого облака не обнаружил. Значит, показалось.

    На этом месте особенно много камней, и тут я сделаю искусственную пещерку – сквозную. Будет прикольно. Надо будет подтащить сюда побольше камней, скрепить их цементом, можно добавить несколько металлических прутьев для каркаса, и получится клевый тоннель-пещерка длиной в несколько метров. Вообще по ходу маршрута можно будет делать разные интересные элементы.

    Еще интересно, что в состоянии перенасыщенности энергией возникает нежелание испытывать пузыристые позитивные эмоции. Как раз наоборот – возникает приятная серьезность, даже я бы сказал такая особая сдержанность в повадках, словно озеру энергии приятно лежать в динамическом покое, а не хаотически расплескиваться, как помои по ведру.

    Снова показалось, что стало темнее. И снова – никакого облачка. Что-то странное. Ну хрен с ним. Еще пару часов потаскаю к будущей пещерке камни, и назад.

    Я подумал еще о чем-то приятном, а потом упал.

    Лежа на боку, я еще усмехнулся и подумал, что сегодня что-то слишком много странного, и что вот так на ровном месте падать – это для меня несколько нехарактерно. Споткнулся и не заметил этого, будучи сосредоточен на наблюдениях за перенасыщенным состоянием?

    Я встал и потянулся за камнем.

    И упал.

    Это было очень странно! Как будто силы тяготения Марса изменили свое направление и неудержимо потянули меня вбок.

    Я встал на коленки и огляделся. Освещенность менялась – теперь это было очевидно. Иногда постепенно, иногда более резко, но менялась. В какие-то моменты как будто бы наступал отчетливый сумрак, а потом снова светлело. Я напрягал свои мозги, но безуспешно – ни одной идеи не появлялось в моей голове.

    Сзади раздался едва слышимый шелест – настолько слабый, что мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он вообще был. Обернувшись, я понял, что попал во что-то серьезное, и, возможно, небезопасное. На протяжении десятков, а может и сотни метров – отсюда было не видно – по песку тянулся след. Очень странный след. Как будто прошла лиса и протащила за собой очень пушистый и очень тяжелый хвост. Только вот следов своих лап эта лиса не оставила. Самодвижущийся хвост. Сбоку снова раздался такой же шелест. На этот раз я среагировал быстрее, но никакой лисы снова не увидел, зато след был еще более глубоким и широким. Причудливо изгибаясь, пересекаясь, меняя свою ширину, он тянулся очень далеко.

    Я вскочил на ноги и метнулся к геккону. Ровно через пару метров «тяготение» снова утянуло меня вбок и я снова упал, довольно больно ебнувшись ляжкой о камень.

    Значит, ни вставать, ни бежать не стоило. На четвереньках дойти до геккона… метров пятьдесят. Легко. Встав на четвереньки, я, сам теперь напоминая лису, двинулся вниз по склону.

    На этот раз опрокинувший меня удар в бок был уже вполне ощутим. Лежа на боку, я видел, как поблизости от меня, и на расстоянии появляются все новые и новые следы в виде тонких и толстых полос, и я никак не мог понять – от чего они возникают. Что-то со страшной скоростью носится под почвой? Нет, нереально. Непонятно.

    Пару метров я преодолел по-пластунски, и прямо перед моей физиономией возник глубокий, сантиметров в десять след. Это предупреждение? Что бы это ни было, оно явно реагировало на мои действия. Пока я лежал тихо, меня ничто не толкало и не пинало, но стоило только начать двигаться к геккону, и…

    Мои рассуждения были прерваны весьма неожиданным явлением: прямо передо мной возник смерч. Точнее, не совсем смерч… что-то очень, очень странное. Как будто пылевое облако в виде… червя? Равномерной толщины, причудливо изгибающийся и уходящий куда-то вдаль. Но если в какой-то момент я был почти уверен, что вижу его, то в другой это казалось лишь зрительной иллюзией, оптическим обманом. Но мои падения и вот эти странные следы на песке – уж точно не оптический обман.

    Я сел на попу, сложив перед собой ноги, и стал наблюдать. Ничего не происходило за тем исключением, что в разных местах, когда в сотне метров от меня, а когда в километре, появлялись все новые и новые полосы на песке. Несколько раз это происходило прямо на моих глазах – песок быстро взметался вверх и оставлял позади себя мелкие канавки. Теперь стало понятным, что это какое-то новое атмосферное явление. Марс еще далеко не изучен, и в нем еще, несомненно, нас ждет немало сюрпризов. Но вот почему я падаю? От этих почти неуловимых дуновений, поднимающих пыль, не то что человек – мышь не упадет.

    Я снова встал на ноги. Сделал шаг. Ничего. Еще шаг. И опять ничего. Я обернулся кругом. Ничего и никого. Магнитные возмущения? То есть получается, что это какое-то атмосферное явление, сопровождающееся магнитными возмущениями, которые каким-то образом вступили во взаимодействие с моим магнетаром, который затем каким-то образом оказал влияние на мой мозг, а точнее — на вестибулярный аппарат?.. Как-то замысловато. Но версия о том, что меня что-то толкнуло, не проходит – я не чувствовал никаких толчков и вообще никаких прикосновений.

    Я прошел еще два шага и упал. На этот раз я постарался очень внимательно проследить за всем происходящим. Никаких прикосновений ко мне не было точно, а вот едва заметное сгущение «песочного червя» — было, сбоку от меня, метрах в двадцати. И сразу после этого — очень легкий всплеск головокружения и очень странное состояние, когда просто падаешь набок. Точно. Это отказывает вестибулярный аппарат. Причем даже не просто отказывает, а его словно перекашивает, и мозг начинает воспринимать вертикальным такое положение тела, при котором я просто валюсь набок. То есть вестибулярный аппарат как раз отлично работает:), просто он получает искаженные вводные данные.

    Ну что ж, по крайней мере стало ясно, что происходит. Неприятная штука, кстати. Надо бы озадачить наших климатологов. Внутри наших куполов мы конечно защищены, но если такая хрень и дальше будет происходить в местах открытых передвижений, в районах работ на открытом пространстве, то это может повлечь за собой ряд проблем, в том числе и для моих будущих туристов-трекеров.

    Я быстро, как собака, пробежал еще несколько шагов к геккону. До него оставалось лишь десять метров, когда вокруг отчетливо потемнело. Вихри-черви слились в единый песчаный туман, и я отчетливо стал ощущать их «полизывания». Впервые за все время жизни здесь я почувствовал настоящий ветер! В сверх-разреженной атмосфере Марса это при обычных обстоятельствах невозможно. Но, во-первых, растапливая полярные шапки, мы уже заметно прибавили атмосфере плотности, и кроме того в условиях сосредоточенного вихря…

    Я продолжал о чем-то думать и прикидывать, сколько пробежек мне еще потребуется, чтобы добраться до геккона, когда тошнота резко усилилась. Я лег на землю, и даже мысль о том, чтобы поднять голову, сопровождалась сильной тошнотой. Во рту почему-то оказалось очень сухо. Горло першило и хотелось сглотнуть, но… было нечем! Слюна исчезла. Это означает сильную степень обезвоживания. Когда уже нечем глотать, это означает потерю десяти процентов воды. Еще десять процентов… и вообще-то это будет летальный исход. Если я продолжу терять воду такими темпами… что же блять вообще происходит??

    Тьма еще сгустилась.

    В ушах раздавались странные звуки, как будто едет трамвай или работает стиральная машина… или это уже галлюцинации от обезвоживания? Такие состояния возникают во время засыпания, когда образы, звуки, ощущения перестают различаться, как что-то отдельное, и сливаются в один конгломерат неразделимых ощущений. Неужели я сдохну вот тут, в десяти метрах от геккона?? Блять, какая глупая смерть. Нельзя быть таким расслабленным. Это все-таки Марс, о котором мы все еще так мало знаем… нельзя быть таким беспечным… при первых же признаках чего-то странного надо было первым делом…

    Из последних сил я дернулся, попытавшись встать на колени и доползти до убежища. Меня хватило на два или три метра. Голова сильно закружилась, небо куда-то закатилось, и я провалился в темноту.

     

    Капли дождя ударяли в морду и стекали по ней, приятно освежая. Струйки стекали на шею, затекали под воротник, и это уже было не так приятно. Я потянулся, чтобы затянуть воротник, но никак не мог его нащупать. Снова и снова я водил руками вдоль шеи, и никак не мог ухватить ускользающую ткань. Наконец это стало раздражать. Я выругался, но вместо слов из горла вырвалось нечто нечленораздельное. Заболела голова – несильно, но заунывно и царапающе. Дождь вконец надоел, и я стал выворачиваться всем телом, чтобы вылезти из-под него.

    — Очнулся…

    Это вообще кто говорит? О ком? Обо мне?

    Еще минута в полубредовом метании, и я, наконец, открыл глаза. Надо мной склонилась морда Маши, и это было самое приятное из того, что случилось со мной за последний месяц.

    Руки плохо слушались, и бредовые образы еще не совсем растворились, но я все-таки обнял ее и притянул к себе.

    — Стой…

    Отложив в сторону фляжку, из которой она обрызгивала меня водой, она вытерла сухой тряпкой мое лицо, шею, грудь, после чего позволила мне ее обнять и прижалась губами к моим губам.

    — Мы… куда-то едем?

    — Почти приехали. К тебе в логово.

    — Что случилось?

    — Случилось выключение связи, вот что:) Зачем ты обрубил связь?

    — Ну просто… захотелось побыть в одиночестве.

    — Ну и как тебе… одиночество?

    — Так себе…

    Я собрался с силами и сел. Рядом валялись два облегченных скафандра, которыми, судя по всему, только что пользовались.

    Мы уже подъезжали. Обернувшись, я увидел, что сзади едут еще два геккона.

    — Здорово тебя накрыло, — весело вякнул человек, сидящий за штурвалом, и я как-то даже не сразу понял, кто это.

    — Э… Конрад??

    — Он самый, — все так же весело откликнулся он, как будто вся эта ситуация была чертовски радостной.

    — Я все собирался к тебе заехать, но Ориноко все-таки далековато от Олимпа…

    — Ну вот теперь мы к тебе приехали:)

    Гекконы заехали внутрь купола и остановились у моей виллы – вчетвером они едва поместились на небольшой стоянке.

    Голова еще немного кружилась, но в целом я уже чувствовал себя совсем неплохо благодаря тому, что Маша упорно совала мне в рот трубочку и заставляла тянуть оттуда сладковатую жидкость.

    Меня покачивало, так что я не стал из гордости отвергать поддержку Маши, и вплыл в виллу, переставляя ноги довольно неуверенно.

    Вслед за мной вошли еще трое – два мужчины и одна девушка, то ли кореянка, то ли японка. Я их видел впервые, но на первый взгляд лица показались вполне симпатичными. Впрочем, на Марсе других людей не бывает, ведь приятность лица зависит в первую очередь от восприятий человека, и уж в десятой степени – от пропорций.

    — Чему он так радуется, а? – Тихо спросил я Машу, кивая на Конрада.

    — Макс… чему может радоваться ксенобиолог, а?

    — Новой каракатице какой-нибудь.

    — Вот именно…

    — А что, нашли каракатицу?

    Я плюхнулся в кресло, а вслед за мной прямо на меня плюхнулась Настя. Глаза у нее выглядели необычно – красноватые веки вокруг янтарных белков.

    — Ты плакала??

    — Немного…

    — Потому что… из-за меня что ли?

    — Ну да…

    Она прижалась ко мне, обняв за шею, и я прижал ее в ответ, поглаживая по голове. Маша села на широкую ручку кресла и тоже поглаживала Настю по спине и плечам.

    Я почувствовал, что лицо Насти стало горячим и несколько капель упало мне на шею.

    Потрепал ее по волосам, я приподнял ее мокрую морду и стал ее нежно целовать. Она улыбнулась и примостилась у меня на коленях, как огромная кошка.

    — Че за хрень? Кто расскажет?

    — Могу я, — продолжая выглядеть довольным, как Чеширский кот, ответил Конрад.

    — Ну давай ты…

    Он взял другое кресло, подтащил его поближе и сел напротив меня. Остальные тоже где-то расселись и разлеглись.

    — Сегодня ранним утром один из наших спутников зафиксировал у северного полюса странную активность. Атмосферную аномалию. Йунг была на дежурстве, — Конрад кивнул в сторону девушки, — и она запустила в спутнике программу слежения и стала вести запись. Аномалия началась в районе кратера Ломоносов, на Великой Северной Равнине.

    — Широта семьдесят два градуса, долгота – тридцать четыре… примерно, — вставила Йунг с отчетливым корейским акцентом. — Затем аномалия сдвинулась на запад. Мы вылетели на экраноплане в тот момент, когда аномалия пересекала девяностую долготу, и догнали её у кратера Миланковича. Но здесь она неожиданно изменила направление движения и направилась прямо к Олимпу, огибая Альбу. К этому моменту она стала более локализованной и мы получили вот такие фотки… Конрад, у тебя открыто?

    Конрад кивнул и пихнул мне под нос свой планшет.

    — Полюбуйся. Это – с увеличением…

    На экране я увидел нечто такое, чего не видел еще никогда ни на Марсе, ни где бы то ни было, и к чему очень хорошо подходил образ пылевого червяка.

    568

    — Черт! – Вырвалось у меня. – Ведь эти штуки и набросились на меня!

    — Мы послали предупреждение всем, кто в этом регионе, — чуть виноватым голосом произнесла Йунг, — и только один контакт оказался недоступным, – твой.

    — Аномалия перемещалась довольно неторопливо, так что мы просто решили немного ее опередить, — продолжил Конрад. – Мы приземлились на аэродроме в ста двадцати километрах от Эгиды…

    — Не знал, что тут есть аэродром! – Удивился я.

    — Есть. Им, правда, еще никогда не пользовались, потому что как-то не приходилось, но на всякий случай его сделали еще пару лет назад… ну как «аэродром»… просто обычная равнина, немного утрамбовали, поставили ангар с парой гекконов на всякий случай… вот и пригодилось.

    — И вы видели, что червяки летят именно сюда?

    — Да, мы непрерывно получали данные со спутника. Если раньше они немного рыскали из стороны в сторону, то теперь как будто прямо учуяли что-то…

    — Дичь они учуяли, — пробормотал я.

    — И в итоге мы опоздали. – Еще более виноватым голосом закончила Йунг.

    — Ну не то, чтобы совсем опоздали… но да, опоздали. Могло всё кончиться очень плохо…, — Конрад нервно потискал свою губу, потом заметил и быстро убрал руку.

    — Я хотела поехать к тебе, но они сказали, что не стоит, что это может быть опасно, и я осталась. — Настя уселась на другой подлокотник и поставила мне на ляжки свои лапки.

    — Да… мы попросили обитателей Эгиды не выходить пока из-под куполов, — подтвердил Конрад. – И это было правильное решение, как теперь ясно. И кроме того, мы же были уверены, что успеем. И у нас с собой были скафандры, оборудование, так что мы решили, что лучше не рисковать другими людьми. Кто же мог предположить, что аномалия вдруг понесется прямо к тебе, как курьерский поезд…

    — Если бы Настя без скафандра оказалась там, то спасать пришлось бы двоих, — заметил я, — так что решение конечно правильное, тут не о чем сожалеть. Совершенно не о чем, — повторил я более акцентированно, глядя на Йунг и видя, что виноватое выражение лица с неё пока не сползает.

    Она улыбнулась, провела обеими ладонями по лицу, проморгалась и, кажется, только теперь расслабилась.

    — А твое участие во всем этом…, — обратился я теперь к Конраду, — это просто так, на всякий случай, или есть какие-то основания предполагать, что это не просто атмосферная аномалия?

    — После всего того, что мы встретили на Марсе, Макс… после псин, китов, и уж тем более после бегемотов… я теперь, так сказать, дую на воду:)

    — Он теперь в каждом камне и каждом водяном потоке, стекающим со склонов, ищет особые формы жизни, — рассмеялась Маша. – Ну мы его не третируем по этому поводу. Пусть ищет. Может и найдет. А учитывая предстоящие планы на путешествие «Санты-Марии», особенно важно не только тренироваться во внимательности тут, на Марсе, в тепличных условиях, но и готовить команду помощников.

    — Команда… это вот эти? – Кивнул я в сторону двух парней, которые так и сидели всё время молча и даже неподвижно.

    — Они. Неплохие мальчики.

    — В каком смысле?

    — В этом тоже:), — рассмеялась Маша. – Ты же знаешь, я не могу пройти мимо ни одного симпатичного парня, чтобы не подвергнуть его тяжкому испытанию нападением бешеной матки.

    — Интересно, со сколькими парнями ты уже тут на Марсе трахалась?

    — О… это было бы крайне трудно подсчитать. Хотя… если взять все мужское население, разделить пополам… что-то примерно и получится.

    — До остальных еще не успела добраться?

    — Нет, я везде успела. К остальным просто не возникало никаких сексуальных желаний. Ну, по крайней мере пока не возникало…

    Я стащил с ее лап носочки, и теперь у меня на ляжках были четыре голые любимые лапки, которые тут же начали играть друг с другом и с моим хуем, который уже вполне отчетливо стал выпирать под ласковым натиском этих зверьков.

    — Как звать… «мальчиков»? – Поинтересовался я.

    — Я Бьёрн, — тут же отозвался один из них неожиданно низким голосом.

    — Норвежец?

    — Да. Бывший норвежец, — уточнил он. – Ксенобиолог с уклоном в генетику.

    — Брис, — откликнулся второй. – Француз, тоже бывший:), — поспешил добавить он. – Я больше по микробиологии.

    — О… у меня как раз полно вопросов по микробиологии… и по генетике, — пробормотал я, удерживая себя от того, чтобы и в самом деле завалить их вопросами. – Конрад, что там… что у тебя?

    Пока я знакомился с парнями и перепинывался фразочками с Машей, Конрад сидел, уткнувшись в свой планшет, и ожесточенно долбил пальцами по голографической клавиатуре. Видимо, что-то там у него происходило крайне любопытное, потому что в ответ на мой вопрос он сначала просто недовольно качнул головой, словно отгоняя надоедливую муху, потом на мгновение поднял ладонь, словно извиняясь и призывая к терпению, потом даже открыл рот, но ничего не сказал.

    — Сейчас, сейчас, — наконец выдал он и снова углубился в свой мир.

    — Я хочу пить. И хочу изюмный песочный кейк!

    Я встал, с сожалением выпутавшись из ножек моих девочек, и пошел к своему доисторическому чайнику. Любовь к песочным кейкам я бережно пронес, не расплескав, с тех самых пор, когда уедался ими в Намче сто лет назад.

    Спустя три минуты я вернулся обратно с подносом, на котором красовалась моя любимая чашка, формой напоминающая морского ежа, многократно изнасилованного сколопендрой, и к тому же разрисованная Настей в неподражаемом и любимом ею стиле буйного педофилического футуризма, отягощенного приапизмом и безграничным промискуитетом. Этот свой стиль она выработала не так давно, но созданный ею сайт, на который она выкладывает теперь плоды своей педо-фантазии, набирает подписчиков со скоростью, соперничающей со скоростью хорошего астероида. Неподготовленный земной зритель, попав туда, непременно испытывает шок, переходящий в мигрень и зубовный скрежет, так что на доброй половине старушки Земли её сайт уже был навечно внесен в списки проклятых и забаненных, что, конечно, никак не мешает людям из тех же стран ходить на него так исправно, как люди ходят на работу или, скорее, в туалет.

    Наконец, точка сборки Конрада сместилась окончательно. Он поднял голову и обнаружил на своем лице оскал, который вряд ли поддавался описанию. Более всего он сейчас был похож на собаку, укушенную вирусами бешенства и творческого восторга одновременно.

    569

    — Господи, что там, Конрад, — пнул его я, прихлебывая свой чай, но ему сейчас было не до нас, смертных.

    Он метнул такой взгляд на своих приспешников, что оба сорвались с места и сгрудились вокруг него. Последующие минуты наполнили нашу гостиную невнятными междометиями, обрывками терминов и восклицаний.

    Наконец, Конрад снизошел и до простых смертных.

    — Торкел прислал результаты, — объявил он нарочито спокойным голосом.

    — Торкел? – Удивилась Маша. – Этот-то здесь причем?

    — При том, что я дал ему кое-какую задачку. И он ее… не решил, пока что.

    — Ага…

    — Но это неважно. Не решил, так решит. Важно другое – он подтвердил мое предположение, что задача вообще имеет смысл!

    — Друг мой, — взмолился я. – Давай ближе к телу. Причем тут Торкел? Какое отношение специалист по дешифровкам, информатике и прочей вычислительной хрени имеет ко всей это истории?

    — Червяки… я позволю себе теперь так их называть…

    — А раньше ты как их называл? – Перебил я его.

    — Раньше мы называли их аномалией… а теперь я позволю себе называть их «червяками» с твоей подачи. Так вот червяки оставляли за собой весьма странного рода полосы на песке.

    — Я их видел. Да, весьма странные. Я даже видел, как они прямо передо мной возникали. И что?

    — Посмотри сюда.

    Конрад снова подошел, держа в руках планшет.

    — Вот снимки со спутника.

    570

    То, что показывал Конрад, выглядело в самом деле очень необычно – гораздо более необычно, чем то, каким это казалось мне внизу, на песке. Очень причудливое нагромождение тонких и толстых линий, завитков и прочего, что с трудом вообще можно было бы как-то обозвать.

    — Да… ничего так… и что?

    — Ты уже знаешь мою дурную славу, Макс. Я ищу жизнь. Везде. Более того, я ищу разумную жизнь.

    — И ты…

    — И я натравил Торкела. Конечно, я не стал ему говорить, что за хрень я ему подсовываю, но я думаю, он и так примерно догадался, ведь ты можешь догадаться – что сейчас на первых полосах новостных лент с того момента, как мы бросились тебя спасать…

    — И он…

    — И он напустил на эти картинки всех своих собак. Все его чертовы роботы, все его андроиды с искусственным интеллектом – вся свора начала работать над одной задачей – определить – это просто атмосферное явление или это послание.

    — И…?

    — Это послание, еб твою мать! Макс, это послание!

    Конрад выхватил у меня из рук свой планшет и снова стал хуячить по клавиатуре, вышибая последнюю душу из Торкела. Над ним сгрудились Бьёрн и Брис, и даже пронырливые руки Маши, которые, пользуясь случаем, облапили круглую попку Бьёрна, а затем проскользнули у него между ляжек, не смогли отвлечь его от процесса.

    — Этого не может быть, — раздался голос.

    Сначала ничего не произошло.

    А потом физиономия Конрада медленно вынырнула из-под тел его помощников, и на ней явно отражалась тревожность.

    — Что… что?

    — Этого не может быть, — повторила Настя предельно незаинтересованным тоном, как если бы просила откусить кусок кейка.

    Было видно, как на лице умудренного жизнью ученого борются мысли и эмоции. Всё-таки Настя для него даже в большей степени, чем для любого другого марсианина, представляла собою неразрешимую загадку. Я знал, что несколько раз они встречались наедине, и пару раз даже в нашем доме, и Настя позволяла ему поколдовать над ней какими-то приборами, отвечала на вопросы, но, как я понял, к разгадке тайны ее происхождения и существования он так и не приблизился ни на йоту. Во всяком случае, в разделе, посвященном исследованию Насти биологами – а такой раздел существует на сайте «Института ксенобиологии», который вел свою работу под чутким руководством Конрада – царила девственная пустота. Ничего не смог Конрад вытащить пока что такого, что было бы достойным размещения в статуте даже промежуточного результата. И такой холодный душ… и из уст именно Насти… это для него было, пожалуй, не менее важно, чем умозаключения всех андроидов, вместе взятых.

    — Почему…? — Огорошенно произнес он, взирая на нее то ли с почтением, то ли со страхом.

    — Бегемоты знают об их существовании. – Все с таким же безразличным лицом ответила она. – Это примитивные… животные неорганического происхождения. Они пасутся в некоторых районах Северного полюса, потому что там им комфортно – очень сухо, жарко. Туда не добираются потоки, стекающие со склонов каньонов.

    — Интересно… почему же они вдруг сорвались со своего места? – Словно размышляя вслух, тихо произнесла Йунг. – И почему мы раньше их не видели?

    — Что-то значит случилось. — Настя состроила задумчивую мордочку. – Я думаю, что дело в терраформировании. Мы растапливаем полярные шапки, и несмотря на то, что влага тут же уносится в центральные районы Марса, на севере все равно стало более влажно. Влага им нужна, но не в таком количестве. Они привыкли ее добывать в условиях сверх-сухих и сверх-жарких пустынь, а теперь ее стало слишком много.

    — То есть… это миграция? – Продолжала допытываться Йунг.

    — Вероятнее всего. Как пчелиный рой в какой-то момент срывается с места и перемещается в более комфортное место, так и они. Наверное, сегодня утром их рой решил переместиться.

    — Куда?

    — На юг. – Встрял Конрад, тыкая пальцем в планшет. – Уже переместились. Последний раз их видели в районе кратера Чемберлен. Среднего размера кратер, сто двадцать километров в диаметре. Там они потусовались и аномалия рассосалась.

    — Давай срочно объявим эту зону закрытой, Конрад, — посоветовал я.

    Он кивнул и погрузился в планшет.

    — Готово. Временно этой территории я присвоил статус национального парка. Взял для надежности радиус пятьсот километров… чтобы не было трагических случайностей, а там разберемся. Ну все равно пока эти регионы для нас фактически закрыты, так что невелика потеря. Мы потому туда пока и не совались особенно, что там слишком жарко и сухо. К счастью, этот регион очень высоко, так что когда на Марсе появится океан, их это не затронет.

    — Как сказать… влажность ведь все равно повысится… но если там будет пустыня, то как-нибудь приспособятся.

    — Ну… да, придется приспособиться, — не очень убедительно поддержал меня Конрад и снова взглянул на Настю. – Так что ты…

    — Эти песчаные черви не могут оставлять никаких посланий, — с абсолютной убежденностью повторила Настя. – У них просто нет для этого возможности. Эти черви… это слаборазвитая форма неорганического сознания.

    — Но Настя… Торкел твердо сообщил, что это послание. И лишь вопрос времени, пока он его расшифрует.

    Настя задумалась, прикрыла глаза и погрузилась в свой янтарный мир. Спустя пару минут тишины глазки открылись

    — Отменяю.

    Торкел набрал полные щеки воздуха и торжествующе выдохнул.

    — Это может быть послание… ну если Торкел так говорит. Но это не может быть посланием червей.

    Маша издала звук изумления, оторвавшись от попы Бьёрна, с которой она уже давно стащила штаны и теперь ласкала её голую, попутно тиская его яйца, но, словно дразня, не прикасаясь к хую, что не мешало ему во всю торчать, что вгоняло беднягу в ступор неловкости. Ничего, и он привыкнет. Все привыкают, потому что в конце концов это естественно.

    — Это не может быть… посланием червей…, — повторил Конрад. – Тогда… чье?

    — Не знаю. Мы не знаем, — поправилась Настя.

    — В смысле… бегемоты не знают? – Изумленно переспросила Маша.

    — Бегемоты не знают. И раз мы этого не знаем, то никто не знает, потому что другой осознающей формы неорганического сознания на Марсе попросту нет.

    Воцарилась мертвая тишина.

    — А киты или псины…, — начал было Конрад, но Настя сразу замотала головой.

    — Ни малейшего шанса. Органические сознания никогда не будут, да и не смогут передавать какие-то послания, используя неорганические существа, учитывая неразвитость червей. Можешь ли ты себе представить, что бегемот смог бы что-то сообщить, управляя стаей комаров? Это просто невозможно. Технически. Теоретически.

    — Хорошо, — вмешался я. – Значит поскольку это послание, и поскольку оно передано таким образом, то его автором может быть только другое неорганическое существо, так?

    — Не обязательно…, — Настя загадочно взглянула на меня и усмехнулась. – Не обязательно неорганическое…

    — Ты на что-то намекаешь?… Не органическое и не обязательно неорганическое… ты на ЭТО намекаешь??

    — Ну я не то, чтобы намекаю, я просто рассуждаю.

    — Ну да… и я рассуждаю.

    Я притянул ее к себе, прижав к своему рту ее ухо.

    — Собиратели багрянца?? – Прошептал я, и, отстранив, посмотрел в ее глазки.

    — Эй… че за хрень, Макс! – Возмутилась Маша, прыгнула на меня и прижала ухо к моему рту. – Мне тоже давай шепчи!

    — Собиратели багрянца! – Прошептал я и ей на ухо.

    Маша отвалилась и вопросительно посмотрела на Настю, но та только пожала плечами.

    — Я правда не знаю. Мы не знаем. Может быть мы узнаем больше, когда и если Торкел расшифрует?

    — А шепотом ты это… потому что секрет? – Поинтересовался Конрад.

    — Пока не знаю. Пока будем шепотом об этом. А когда Торкел расшифрует, там и посмотрим, — отрезал я, и Конрад без лишних возражений и вопросов молча согласился.

    — Но почему они меня чуть не убили? Что ты об этом думаешь, Настя?

    — Я не думаю, что они собирались тебя убивать. Они пришли именно к тебе, потому что кто-то воспользовался их миграцией и привел их туда. Они передали тебе сообщение… ну допустим, что передали, и никого убивать они и не собирались. Ты, как органическое существо, вообще не входишь в сферу их интересов, так сказать.

    — Но я чуть не умер!

    — Макс, ну если ты прыгнешь со скалы, то тоже умрешь! Будет ли в этом виновата скала?

    — То есть ты хочешь сказать, что это просто…

    — Они живут в пустынях, Макс. Там такая сушь и жара, какая тебе и не снилась. Для своих целей… я не смогу пояснить, для каких, им нужно чуть-чуть воды, и они умеют вытягивать ее из почв этих пересушенных пустынь. Это как ты дышишь, беря кислород из воздуха.

    — То есть они просто взяли воду из меня?

    — Они забирали воду оттуда, откуда придется. На вершине Олимпа тоже очень сухо, а тут ты – на девяносто шесть процентов состоящий из воды. Они просто стали забирать воды из тебя. Никто не хотел никого убивать.

    — Понятно, понятно…

    Я стащил ее с себя, опустив в кресло и встав. Водный баланс уже, видимо, полностью восстановился, во всяком случае чувствовал я себя отлично.

    — Значит, ждем результатов работы Торкела, — объявил я. – Это может быть и через пять минут, а может и через месяц. Нечасто ему приходится решать задачки, загаданные бог знает какой разновидностью сознающих существ, так что давайте не будет слишком оптимистичными.

    Конрад кивнул, выключил свой планшет и тоже встал.

    — Тогда мы, видимо, отправляемся обратно.

    — К экраноплану?

    — Да. А потом в Ориноко.

    — Мы с Бьёрном остаемся, — объявила Маша и пнула его к лестнице, ведущей в спальню. – Приедем позже. Завтра. Я хочу посмотреть на следы, оставленные червями, а Бьёрн мне поможет. Мы поживем с вами денек? Макс, Настя?

    Я молча кивнул – что тут обсуждать, а Настя накинулась на неё, как кошка, и они, рыча и грызясь, поскакали по лестнице вслед за Бьёрном и исчезли из пределов видимости.

     

    Вечером мы все – я, Настя, Маша и Бьёрн — собрались вверху, в комнате, примыкающей к спальне. Мы с Настей называли её «каютой». Обзор на двести семьдесят градусов делал эту комнату в вечернее время особенно уютной – можно включить мягкую подсветку снаружи виллы, и тогда всё помещение внутри комнаты оказывается залито едва видимым светом – достаточным, чтобы видеть предметы и лица друг друга, и в то же время оставляющим достаточно темноты для того, чтобы видеть звезды и далекие лампочки соседних вилл, свет от которых пробивался сквозь густые лапы деревьев.

    Вдоль стены стоял длинный диван. Настя вытянулась на нём, как пантера, уткнув свой нос в яйца Бьёрна. Его довольно длинный, полустоящий хуй лежал на её щеке. Её обнаженная попка лежала на коленях у Маши, и два пальчика были внутри. Все трое почти не двигались, и при взгляде со стороны скорее напоминали группу натурщиков, но впечатление ничегонеделания было ошибочным. На самом деле тела, находящиеся в состоянии отдыха, никогда не находятся в состоянии полной неподвижности. Шевельнется ляжка Бьёрна, и его хуй слегка шелохнется на Настиной щеке. Немного согнутся и чуть сильнее упрутся в нежную ткань пальцы Маши внутри попки. Если держать во рту хуй, то губы и язык всегда находятся в некотором микродвижении, прерывающимся состоянием покоя, что приводит к постоянной генерации тонких сексуальных и эротических восприятий. Всегда что-то происходит в состоянии покоя и расслабленности, но обычно люди на это не обращают внимания. Культ грубого целенаправленного действия сожрал с потрохами настоящую чувственность. Если ты откроешь любой порноролик, что ты там увидишь? Непрерывный экшн. Что ты увидишь, если заглянешь в спальню любого нормального человека, занимающегося сексом? То же самое. Такое впечатление, что люди поражены каким-то вирусом, заставляющим их двигаться помимо их воли. Мозги обычного человека проштампованы таким образом, что он просто не может положить руку на чью-нибудь попку и держать её так, вчувствуясь, испытывая мелкие вариации сексуальных и эротических чувств. И это вполне понятно, потому что у этого «нормального» человека никаких чувств, по сути, и нет – его жизнь – это копошение в помойной яме деструктивных восприятий. Но человек, который хочет навести порядок в своей жизни, вполне способен воспринять эту простую идею «медленного секса».

    Месяца полтора назад я обсуждал эту тему с Лисье, чьё рабство у меня мы постепенно восстановили по мере того, как моя жизнь стала входить в некое русло определенных желаний, и именно тогда родился термин «медленное порно». Лисье продемонстрировала практический склад ума, и на следующий же день появился специализированный сайт timelessnudity.com, предназначенный для выкладывания роликов с медленным порно. Любой человек теперь может зарегистрироваться как модель и выкладывать там свои ролики на продажу — после премодерации, конечно, чтобы сайт содержал только качественные и соответствующие тематике материалы. Настя тоже записала несколько своих роликов, в том числе и с моими лапами, так что и я стал порномоделью, что вызывало не только игривое удовольствие, но и возбуждение.

    — Медленное порно? – Подвесил я в пространстве вопрос, и Настя кивнула.

    Не знаю, о чем думал Бьёрн, всё-таки он был относительно новым членом марсианского государства, а я не думал ни о чем. Мне просто было приятно зависнуть посреди окружающего каюту космического пространства и словно перекатываться из одного восприятия в другое, препятствуя механизму подавления. От ярких звезд в небе возникало и чувство тайны, и зов, особенно если вспоминать о планах на исследование Солнечной системы, о непостижимых сознающих существах, живущих в глубинах газовых гигантов и в открытом космосе Облака Оорта. При взгляде на Настю и Машу возникали нежность и чувство красоты, и я снова и снова уничтожал мудацкую уверенность в том, что и слабые озаренные восприятия – это нормально, этого достаточно. Оказывается, у меня просто не выработаны навыки сосредоточения на приятных состояниях – как только они возникают, внимание становится рассеянным, дырявым, уходит в пузыристое довольство, а когда оно оттуда возвращается, то оказывается, что уже слишком поздно и озаренное восприятие рассеялось.

    Зеленая искра вызова. Смотря от кого. Вообще-то сейчас общаться не хочется. Торкел… Пара секунд сомнений. Нет, Торкелу надо ответить.

    — Слушай, Макс…, — взял он сразу быка за рога. – А что, если у нас ничего не получится?

    Начало не очень.

    — А что, есть основания так думать?

    — Сколько угодно оснований. Ни хрена не выходит, ну то есть абсолютно. Мы столкнулись с чем-то совершенно… нечеловеческим. Это даже не бегемоты, с которыми мы, кстати, тоже ведь так и не смогли наладить контакт… ну я не имею в виду Настю, это другое…

    — Ты сейчас только этим вопросом занимаешься?

    — Господи, ну разумеется. Конрад меня пасёт, я уж не знаю куда от него спрятаться.

    — Займись чем-нибудь другим. Посмотри сериал, книжку почитай… в шахматы поиграй…

    — Какие сериалы, Макс?? Конрад у меня на голове сидит. Требует как можно скорее. Просто терроризирует.

    — Ну так и я тоже хочу, чтобы было как можно скорее. Поэтому и предлагаю – отвлекись, забудь про червяков. Как Нура? Что делает?

    — Нура… Не знаю… не до этого мне.

    — Вот иди и узнай. Может ей нужен твой светлый ум. Еда нам, чтобы ты знал, нужна. Я люблю вкусно поесть, между прочим.

    — И я! – Всунулась Маша. – Давайте больше вкусной еды! Надо больше своего делать, здесь. Это важно, между прочим. А то мы присосались к Земле, как теленок к свиноматке… самим надо. Не нравится мне эта пищевая зависимость.

    — Я ей передам, — хмуро фыркнул Торкел и, подумав о чем-то еще пару секунд, отключился.

    Зависимость от поставок еды с Земли и в самом деле была не то, чтобы прямо неприятной, но несколько беспокоящей, так скажем, как и любая другая зависимость в каком-то очень важном вопросе.

    — Нам правда нужен какой-то прорыв в этом вопросе, Макс, — продолжала своё Маша. – Еды у нас конечно хватает, но…

    — Да я согласен, согласен. Песчаные червяки, «Санта-Мария» и прочие фиговины – это конечно замечательно, но разнообразная и вкусная еда – вопрос не только сбалансированности питания, но и элементарного удовольствия от жизни. Поверь, я прекрасно это понимаю и могу прочесть очень убедительную лекцию на этот счет:) Но ты же не хочешь лекцию?

    — Не хочу, — согласилась она. – А вот вкусно пожрать — хочу. Возможно, нам надо и в самом деле послушать, что думает об этом Нура, а?

    — Да, — кивнул я. – Надо. Я послушаю, правда. Ну брысь же.

    Маша еще хотела что-то добавить, но, увидев просительное выражение моего лица, усмехнулась и промолчала.

    — Попке хорошо? – Поинтересовалась она у Насти.

    — Попке офигенно…, — мечтательно отозвалась та и поглубже зарылась в мошонку.

    И снова наступила тишина. И звезды стали сиять еще ярче. Может, мне попробовать книгу написать? Ну не книгу, а, скажем, рассказ… Я бы попробовал. Может, что-нибудь и получится интересное.