Русский изменить

Ошибка: нет перевода

×

Глава 11

Main page / Майя 4: Жизнь для себя / Глава 11

Содержание

    25 окт.

    Мы снова в Лукле. Мелкий поселок в Непальских горах. Отсюда начинаются все маршруты к Эвересту. К Эвересту мы не пошли, зато пошли в Чукхунг, жили там неделю, чтобы акклиматизироваться перед восхождением на Мера-пик. Сарайчики, которые ночью превращаются в холодильник, но утром и днём, если светит яркое солнце, там очень клево. В следующий раз надо взять с собой спальник. Местные одеяла – толстые, тяжелые, непривычно придавливают и спать под ними не очень удобно.

    Клёвый трек к перевалу Амбулапча-Ла, 5800. Вышли туда вшестером – я, Алинга, Илан, Крыся, Карлос и Хэл. До дна огромной горной чаши, по одной из стен которой как раз и начинается крутая тропа вверх на перевал, идти примерно часа четыре. Охуенно красиво. В следующий раз возьму фотик.

    M4-10

    Озеро там по дороге офигенское – небольшое, почти идеально круглое, метров пятьдесят в диаметре, лежит глубоко — в воронке прямо под стеной высокой снежной горы. Как будто гигантский муравьиный лев сделал эту воронку и поджидает слонов.

    Ледниковое озеро со стороны Айленд-Пика намного больше, но не кажется таким красивым, хотя был туман, а при солнце может быть и оно будет красивым.

    Долина в виде чаши под Амбулапча-Ла… неохота и пытаться описывать – просто это такое место, где можно провести пару месяцев, наверное, просто сидя там, гуляя, особенно если было бы тепло. С палаткой может быть туда классно было бы прийти. Огромная. Вокруг на триста шестьдесят градусов – высокие, под самое небо, ледяные хребты, и только узкая извилистая тропинка вползает туда снизу из долины, чтобы дальше заползать на перевал.

    M4-11

    Хотели залезть на самый верх перевала, чтобы оттуда посмотреть на долины, ведущие тоже на Мера Пик – с другой стороны, противоположной той, с которой мы пойдем завтра из Луклы. Но снег не позволил. Много снега – глубиной по колено, иногда по пояс, но главное – очень круто, и без ледорубов, кошек и веревок – слишком рискованно. Не доползли метров пятьдесят до перевала, решили возвращаться, так как становилось слишком круто, и если сорваться, то пиздец.

    А спускаться оказалось намного сложнее и опаснее, чем лезть вверх, так как снежные наши следы подтаяли под солнцем и уже заледенели, и вообще когда идешь вверх, почему-то проще. Слезали в итоге попой к долине, мордой к склону, втыкая руки в снег вместо ледорубов, потом отогревая их. Спускались целый час, наверное. Опасно.

    Сейчас уже лень записывать впечатления от этого акклиматизационного выхода, просто хочется отметить самое важное.

    Странно, что не пришло в голову делать записи тогда. Видимо, слишком много было впечатлений, ну и горная болезнь прилично ёбнула день на пятый.

    Да, дофига было впечатлений.

    А всё равно – жаль что не делал записи. Хотя бы кратко, чтобы можно было бы потом пройтись по ним и вспомнить более детально.

    Смотрели «Хауса», и Алинга спросила – что происходит с негативным эмоциональным фоном, когда я смотрю кино. Ведь его вроде как нет. Есть впечатления от фильма, а негативный фон вроде бы исчезает. Поэтому люди и стремятся к впечатлениям – болтовня, фильмы, футбол, так как перестают замечать в это время свой негативный фон. Так что – он правда исчезает что ли?? Вопрос вроде элементарный, а ответить я на него не смог. Куда в самом деле девается негативный фон, когда я вовлечет в фильм или футбол?

    Интересно, что самые простые вопросы оказываются неясными – это показывает – насколько автоматична моя жизнь, в каком тумане я живу, и при этом ведь считаю, что в целом всё нормально.

    Пока пытался понять про негативный фон, дошло, что я ведь непрерывно его испытываю! Я это уже давно понимал и много раз. Куда девается это понимание?? Тонет во впечатлениях. Илан говорит, что это просто означает, что меня устраивает такая жизнь – устраивает испытывать НФ, так как хотя бы иногда он прерывается и я испытываю озаренные восприятия.

    Классно, что с нами пошла Илан. Хотя у неё, как она говорит, акклиматизация достаточная, чтобы сразу идти на Мера-Пик, и сначала она думала прилететь в Луклу вместе с Ташей и Майком, чтобы прямо оттуда пойти на восхождение. Классно, что всё-таки она пошла с нами в Чукхунг. С ней очень интересно – так же интересно, как с Алингой. Очень ласковая девочка. Было охуенно, когда мы трахались с Алингой, а Илан с нами целовалась, лапала нас… ещё так хочу. Вообще стало сильнее хотеться трахаться. Всё-таки я сильно устал от примитивного секса с обезьянками с красивыми тельцами, но напрочь лишенными психической жизни.

    В Лукле месиво из туристов – прилетают, улетают, каждый день по двадцать рейсов из Катманду. Но тут клёво – своя полянка, куда посторонние туристы не забродят, и по сравнению с Чукхунгом очень тепло, а на солнце вообще трудно долго сидеть.

    Пришел Майк. Он вместе с Ташей сегодня прилетел в Луклу и сразу свалил куда-то. Таша уже два часа просто валяется на коврике на травке и ничего не делает. Охуенские длинные ножки! На этот раз подошел и поцеловал её лапки, погладил коленки, ляжки. Могут увидеть другие туристы из этого гестхауза и местные работники, поэтому только чуть-чуть поцеловал. Вид ничего не делающего человека уже не вызывает напряжения, как раньше. По крайней мере этой психопатии наступил конец, кажется. Хотя… если вспомнить то, что говорилось о слепых уверенностях, то…

    Лицо Таши не выглядит отупевшим или скучающим. Лицо красивое. Она ничего не делает, и при этом выглядит как человек с насыщенной жизнью. Как умный человек.

    Можно ли вообще в таких случаях говорить, что человек «ничего не делает»? С этой фразой железно связаны ассоциации скучания, серости. Но ведь она не просто «ничего не делает» — она наверняка что-то испытывает. А почему я гадаю?

    Подошел и спросил – что она делает. Сказала, что греется на солнце, смотрит на горы и ей приятно представлять, что завтра выйдем на восхождение, приятно чувствовать сильное желание быстро бегать по горам. А иногда просто дремлет.

    Когда она «просто дремлет» — можно ли это называть «она ничего не делает»? Всё равно не хочу так это называть, ведь в этом состоянии она всё равно испытывает что-то приятное, а это и есть «делать» — делать что-то такое, от чего тебе приятно. Нахуя ещё для чего-то что-то делать??

    Клёво, что подошел и спросил. Приятно так делать.

    Крыся сделала интересное наблюдение: чем более слабая и глупая мать, тем более она квохчет над своими детьми и выжигает из них всю жизнь своей гиперопекой, и это связано с тем, что она сама воспринимает окружающий её мир как непонятный и пугающий и ищет защиты, и компенсирует эту свою потребность, предоставляя сверх-защиту для своих детей, делая их тем самым беспомощными.

    Крыся говорит нечасто, но с ней интересно.

    А кто из них часто говорит? Никто. Ну разве что Форест, когда его несёт:)

    И с ними очень интересно.

    Насчет негативного фона. Чтобы ответить на вопрос, пришлось понаблюдать. Получается так, что когда я испытываю негативный фон, ну например тревожность, я просто начинаю испытывать другие эмоции – более сильные, и на их фоне я уже не различаю его. И начинаю думать, что его нет. А он есть и отравляет меня, так что когда впечатления заканчиваются, я сталкиваюсь со скукой, серостью, и стремлюсь снова и снова испытывать яркие впечатления, чтобы снова перестать его замечать. То есть – это то, что называется «вытеснением» — я перестаю различать негативный фон. Но он есть в это время, и именно этим объясняется та серость и скука, которая буквально обваливается на человека, как лавина, когда он перестает смотреть кино. Клёво, что у меня давно уже такого нет…

    Пришли портеры. Восемь человек! Были мысли «это как-то неспортивно», но с другой стороны – я пришел сюда выглядеть спортивно или получать удовольствие? Они понесут наше снаряжение плюс общественный груз – еда в базовый лагерь, палатки жилые, палатки большие кухонные. Нам останется просто идти пешком с небольшим рюкзаком, в котором только то, что нужно, чтобы добраться до Кхаре – последнего поселка, начиная от которого уже будет только жизнь в палатках в штурмовом лагере. Спальник! Спальник надо не забыть взять с собой, чтобы не связываться с местными одеялами.

    Один гид. Дорогу вроде как все они знают, но на вершине надо провешивать веревку, и главное – он занимается портерами.

    Где-то в Тенгбоче Илан спросила – сколько времени я испытываю негативный фон? Этот вопрос тоже поставил меня в тупик. Что-то она такое сказала… проехалась на тот счёт, что Энди живёт такой насыщенной жизнью, что ему уже всё равно – сколько времени он испытывает негативный фон, даже если это сто процентов. Не сто процентов, конечно. Девяносто? Вряд ли. Ведь это очень просто – если сейчас, в данную секунду нет негативного фона, то это автоматически ведет к тому, что в эту же секунду я буду испытывать озаренный фон, причем скорее всего яркий. И сколько чистого времени в течение дня я испытываю яркий озаренный фон? Не такой, который перемежающийся, то ослабевающий, то усиливающийся, но всё равно колеблющийся где-то у самого дна? Бля. Да почти нисколько. Ну может одну минуту. Вот именно яркий, ничем не замутненный озаренный фон – радость или нежность или предвосхищение… Минута! Значит она права, и это была не шутка. Именно 100% времени я испытываю негативный фон, и почему-то меня это устраивает. А что мешает его устранять? Вот хрен его знает.

    Хочу создать список главных вопросов, иначе снова получится как в треке к Чукхунгу – куча впечатлений, и интересные для исследования темы как-то выпадают. Но сейчас хоть горной болезни не будет! Горная болезнь это полный пиздец – тут уже не до исследований, только наглотаться ибупрофена от головной боли, и потом ходишь как пьяный, особенно вечером и первую половину ночи, ещё хрен уснешь… хорошо, что это уже вроде бы закончилось.

    Список.

    1) Исследовать – что происходит, когда я хочу устранить негативный фон, а он вроде как не поддаётся. Это же позор, это пиздец, что это ВООБЩЕ ВСЁ, что я могу об этом сказать! Он не поддаётся. На самом деле понятно же, что тут куча разных состояний возникает, сменяя друг друга. Если я изучу этот механизм, то смогу… кстати, похоже на идею кластеров – хорошо узнав этот механизм, я смогу форсировать те или иные связи, то есть помогать вниманием.

    Илан не мамаша. Вот уж чего у неё нет, так этого точно нет. Ни одного слова от неё не добьёшься, пока у неё не возникнет интереса к твоим действиям. Иногда ведь и обида даже возникает на такое! Хочу научиться так же.

    2) Исследовать приятный кластер. Это очень интересно. Когда горная болезнь отпустила совсем – уже на обратном пути в Намче, был такой яркий всплеск. Каждый эпизод удалось тщательно прощупать. Удивительно, что всё оказалось в точности, как нарисовала Илан. Удивительно, что эти законы психики работают одинаково для всех нас, и значит можно передавать знания, можно обучать и обучаться.

    Сейчас получилось отложить озабоченность. Клёво. Думал на тему того — какой у меня сейчас негативный фон, различил, что есть озабоченность, что Илан, Крыся и другие девочки считают меня глупым и испытываю чувство превосходства. И сразу получилось отложить её. Возникло чувство красоты, кстати! Вот это интересно – я не смотрел ни на что красивое, не представлял ничего красивого, но как только «отложил» негативный фон, чувство красоты почему-то возникло.

    Всё правильно. Если сейчас нет негативного фона, то в ту же секунду есть озаренные восприятия, пусть слабые.

    Представлять состояние без озабоченности. Форсировать, таким образом, переход от озабоченности к её отсутствию — просто сопровождая вниманием, просто отдавая себе отчет, что озабоченности может сейчас не быть — это увеличивает вероятность выхода из негативного фона.

    Подарок Алинги, кстати. «Почему бы тебе не отложить просто свою тревожность или озабоченность на пять минут? Хочешь их испытывать – испытывай, но ты же можешь просто на пять минут их отложить, Энди»?

    Могу.

    Тревожность – такая зараза. Всё время есть опасение, что если я перестану испытывать тревожность, то стану беззащитным! Тревожность помогает помнить об опасностях. Полная хуйня. Помнить помогает блокнот и ручка. А тревожность как раз парализует мозг, делает его пришпиленным, зажатым, и не готовым отреагировать адекватно на складывающуюся ситуацию. Логически ясно, а ебаная уверенность всё равно есть. Хочу прошибить её в лоб – просто раз за разом откладывая тревожность на пять минут. Потом ещё на пять.

    3) Исследовать отдельно эпизод «предоргазменного состояния», когда комок наслаждения собирается где-то с задней стороны шеи и там постепенно образуется приятное напряжение, готовое сорваться вниз по позвоночнику лавиной наслаждения. Приятно, конечно, когда лавина сходит, когда возникает пробуждение периферических частей тела, испытывается наслаждение там. Наслаждение в голенях! Ебать:) Никогда не думал, что это возможно. Интересное потом возникает ощущение «содранной кожи». Илан говорит, что оно может достигать такой интенсивности, что любое прикосновение, даже самое легкое, к этой части тела становится обжигающим. Но всё-таки хочу исследовать накопление этой лавины в шее, так как периферическое наслаждение, как говорит Илан, может возникать и без лавины – просто в процессе испытывания наслаждения в других частях тела – оттуда возникает что-то вроде радиации.

    Я просто ребенок по сравнению с Илан.

    И всё равно воспринимаю её как маленькую девочку – нежную, игривую. Это очень необычно – с одной стороны я недоразвитый щенок по сравнению с ней, и в то же время она для меня – маленькая нежная девочка.

    Мне понятно, почему Алинга любит её.

    Ещё, что стало ясным: наблюдение приводит к различению, а различение приводит к тому, что ты становишься более открытым для влияния радостных желаний, в том числе – для формирования связей кластера.

    Хочу испытать твёрдость. Это единственное, что мне очень туманно известно из приятного кластера. Кажется, было что-то такое пару раз. Кажется было. Ну будет ещё, значит.

     

    26 окт.

    Перевал очень красивый. Острый как зазубренный нож гребень, лезешь вверх и вверх. Четыре часа от Луклы. Немного снега на перевале, холодный ветер и жаркое солнце. Портеры ушли ещё в четыре или пять утра, обогнали их на подъёме. Улыбаются. Теперь вниз. До ночлега примерно час по словам Хэла. Такое впечатление, что устал только я, остальные выглядят так, словно только позавтракали и никуда не ходили. Хотя усталость какая-то перемежающаяся – то она есть, а то нет. Сейчас нет.

    Зартва-Ла или Чаттра-Ла? Я так и не понял, как называется этот перевал. Кто-то называет его так, а кто-то так.

    «Ла» по-тибетски «перевал». «Лук» — овца, так что «Лукла» — овечий перевал. Овец я там не видел. Не сезон, наверное. Гид держится в стороне, не мешает. Насколько я понял, он уже не первый раз с ними ходит и знает их привычки.

    Язык шерпов очень похож на тибетский. Фактически, это и есть тибетский, хотя шерпы с этим не соглашаются – им почему-то хочется отличаться от тибетцев. А что тут странного? Всем хочется отличаться. Мне тоже хочется.

    Интересно – Алинга хочется отличаться?

    Говорит, что хочет.

    Зачем?

    Есть чувство тайны, зова, предвосхищения, когда она понимает, что в силу её индивидуальных особенностей ей предстоит самостоятельно разбираться в каких-то состояниях. Нравится делать открытия. Нравится учить.

    Пусть меня вот учит…

    Посёлок под перевалом. Несколько примитивных гестхаузов, но очень красиво – в разрывы тумана показывается лежащая далеко внизу долина – нам спускаться прямо туда! Всё, что набрали сегодня, завтра придётся сбрасывать. Но зато потом непрерывно вверх и только вверх – вплоть до вершины.

    Еда примитивная, но после такого перехода пиздец какая вкусная:)

    Холодрыга. В столовой топят печку.

    По сравнению с треком к Эвересту тут всё дорого – туристов мало, и видимо содержание гестхаузов совсем не такое выгодное, как на проходных тропах. На человека пятьдесят долларов в сутки получается жильё и питание. Основные деньги тратятся на еду.

    В Намче и Лукле снова немного вернулся к цивилизации – есть интернет, кафе с вкусной едой, плюшки, а тут – опять ничего. Вообще ничего – даже нет электричества. Возникают всплески скуки, но на самом деле всегда есть чем заняться – шахматы, книжку можно почитать с ебука, преферанс, и постоянно возникают интересные разговоры – это самое интересное.

    Ночью что-то слишком холодно. Даже в полартеке и куртке. А высота всего лишь 4200. Надо забрать у портеров пуховку.

     

    27 окт.

    Оказывается, я неправильно понял – спускаться надо не в долину, что стоит под поселком, а уходить по гребню влево. Примерно час идти прямо под острыми скальными верхушками, а потом уже вниз, в долину к реке. Впереди охуенно красивые горы.

    Очень красивая тропа. Вниз по зарослям рододендронов по зигзагообразной тропинке. Попадаются деревья с яркими белыми пушистыми почками. У одного такого дерева сильно захотелось просто постоять и смотреть на него – на небо сквозь его ветки.

    Стоял минут десять. Алинга тоже села рядом, когда подошла. Говорить ни о чем не хотелось. Просто посидели и пошли дальше.

     M4-12

    Очень приятно видеть её. Иногда хочется прикоснуться. Офигенно приятно поцеловать её спинку, плечи – прямо через футболку. Приятно вдыхать её запах.

     

    Ночевать будем в Котэ. Тоже непонятно – одни называют этот посёлок Котэ, другие Готар. В общем, светлый посёлок, на берегу реки, охуенно красивая тропинка до этого посёлка вдоль реки.

    Прошлись немного вперёд – и там очень красиво. Целая долина покрытых толстым мхом круглых камней. Желто-красно-оранжево-коричневый мох. И река течёт очень красиво. И вообще нет туристов.

    Туристы всё-таки появились, но немного. В десятки раз меньше, чем на Эверестовском треке.

    Ипать! Оказывается, они шли сюда тоже от Луклы, но не через перевал, так как это якобы сложно, а вокруг, шли целую неделю! Идиоты. Пройти мимо такого охуенского перевала.

    Усталости вообще нет. Немного наваливается, особенно перед ужином, а потом чувствую себя совсем свежим. Вот так в горах очень клево – без горняшки!

    Ну всё-таки не очень клёво. Комфорта сильно не хватает. Вместе с треком к Эвересту у нас получится почти месяц в горах. Постепенно накапливается желание комфорта – горячей ванны, вкусной еды, теплой погоды. Сделать бы здесь клёвый отельчик… окупится?

    Интересные разговоры о бизнесе. Неожиданно, что они все так или иначе вовлечены в свои бизнесы. Насколько я понял, часто они выступают соинвесторами в своих проектах. Интересно слушать их планы, идеи маркетинга. Опять я «отстающий» — мой бизнес довольно мелкий и я мало внимания ему уделяю, и по сути даже не знаю – что там сейчас происходит. Для них это и что-то вроде компьютерной игрушки в цивилизацию, но только цивилизация при этом реальная, что намного интереснее.

    Ага! Та база в Индонезии, оказывается, принадлежит Курту. Удобно. Можно свои исследования проводить, тусоваться с друзьями, и заодно зарабатывать на туристах, постепенно развивая это направление. Место там очень красивое, конечно.

    Баз таких, оказывается, несколько. Клёво! Очень хочется участвовать – что-нибудь вместе строить, развивать, зарабатывать.

    Деньги… в этом вопросе я всё-таки ханжа. Снова слепая уверенность, ебать её в рот. Деньги – что-то низкое, приземлённое, а я такой возвышенный. Нищий я, а не возвышенный. Очень необычно и приятно смотреть на девчонок (парни-бизнесмены привычны, а девчонки – нет), когда они обсуждают детали бизнес-проекта. Обсуждают постройку коровьей фермы:) В Индии, в Керале! В Керале я был. Туристический поселок в Варкале. Странное место. Красная земля, высокий обрыв над морем, чтобы искупаться, надо идти вдоль берега, пока он не снизится настолько, что можно выйти на пляж. Песчаные блохи там искусали, кстати. Дерьмовые создания. Густая трава – очень зеленая, очень густая, и пасущиеся коровы – это хорошо запомнилось. Рядом с коровами прыгают и ходят белоснежные мелкие аисты. Скоро, значит, где-то там будут ходить стада коров, принадлежащих Алинге и ещё кому-то из них. Пока неясно – как у них решаются финансовые вопросы.

    Да, они просто собираются кучей и инвестируют в тот или иной проект. То есть у каждого – свой капитал, которым он сам распоряжается. А меня возьмут?

    Возьмут! Ура!! Я буду выращивать коров!:)

    Коровы???

    Я спятил.

    С Алингой я хоть червяков буду выращивать.

    Идея червяков им не очень понравилась, вернулись к коровам.

    Очень нравится таскать с собой везде блокнот и делать записи. Ручкой! Ручкой по бумаге. Несколько раз пытался завести файл с дневником, и бросал каждый раз. А здесь – блокнот в клетку и ручка. Приятно писать ручкой по бумаге. И еще классно делать списки в конце блокнота. Когда этот блокнот кончится, я заведу себе новый. А этот будет лежать. И через сто лет у меня будет сотня таких блокнотов. Будут лежать кучкой и я смогу заглянуть в то, что писал сто лет назад.

    Хочу сделать список тех участков тела, в которых я испытывал наслаждение хоть когда-либо. Не просто протекающее наслаждение, а такое, как будто оно в этом месте останавливается и пульсирует, как будто ему тут хорошо и спокойно.

    Верх груди, горло, сердце, верх горла, основание шеи сзади, левое запястье, сгиб в локте левой руки.

    Интересно – наслаждение смещено влево. Причем вправо оно тоже иногда убегает, но мало опыта, а вот влево оно уходит легко.

    Хочу сделать список достаточно сильных желаний. До циклонов мне видимо еще расти, а сильные желания есть. Ну по крайней мере бывают. Почему-то приятно сделать их список.

    Трахаться; выведать у Хэла про осознанные сновидения; изучать приятный кластер; учить английский до свободного владения; учить малайский; бегать по горам; заниматься боксом; много плавать; смотреть фильмы – фантастику, боевики, просто художественные; понаблюдать за каким-нибудь озаренным восприятием, например за чувством красоты; поспрашивать Илан о том – что такое сплавы озаренных восприятий. Читать научно-популярные книги – обо всём подряд.

    Странно, что мне не пришло в голову раньше спрашивать у Хэла про осознанные сновидения. Они говорили о тупике, но я же не знаю – в каком месте у них этот тупик!

    У речки сидеть вечером очень классно. В пуховке!:) Подошел к Таше и Илан, сидящим на большом камне над рекой. Стащил кроссовок с правой ножки Таши и с левой – Илан, целовал им ножки в носочках – тёплые, пахнут девочкой. Потом стащил носочки и прижимался к лапкам лицом, целовал их так нежно, как целуют в губы. Они не обращали на меня внимания, а я не вслушивался – о чём они говорят, я слушал шум реки и думал о своём и потом даже достал хуй и подрочил, целуя ножки. Классно, когда они не обращают на меня внимания – можно наслаждаться их ножками, дрочить и чувствовать, как наслаждение переливается из хуя в сердце, из сердца в левую руку, оттуда обратно и снова вниз, куда-то в глубину, очень глубоко за хуем – намного глубже, чем это возможно чисто физиологически. Это очень необычно, странно – ощущения за пределами ощущаемого тела. Когда-то давно так уже было, я уже забыл, а сейчас – снова.

     

    28 окт.

    Вот сегодня было тяжело. Вышли слишком поздно – было приятно валяться в постели, когда в окно светит солнце, и ночной морозильник сменился жарким солнечным утром. Вокруг горы, покрытые густыми лесами. И шумит река.

    Утащили завтрак туда, на мшистые камни, и валялись, разговаривали.

    Переход до Тагнага оказался почему-то тяжёлым, хотя дорога шла довольно плавно вверх. Возможно, это остаточные глюки горной болезни. В Тагнаге жить вообще невозможно, кроме как в палатках. Гестхаузы совершенно уж какие-то свинарного типа. Оставаться там не хотелось, и несмотря на надвигающийся туман решили идти, как и планировали раньше, до Кхаре. Портеры наверное уже там.

    До Кхаре шли два часа. Чуть не сдох в самом конце, и ещё и наполз окончательно туман и стало холодно.

    Гестхауз среднесарайный. Но это на фоне Тагнага. А так конечно жуткая дыра – стенки фанерные, так что если в соседней комнате кто-то пошевелится, то слышно так, будто это у тебя под ухом. Просто два деревянных топчана и между ними пространство в полметра – это и есть комната. В окнах дырки. Это поразительно. Они даже пальцем о палец тут не ударят, чтобы хотя бы дырки заделать. Впечатление тотального похуизма.

    Отопление кухни газовой горелкой – двести рупий с человека. Без неё сидеть сложно – слишком холодно. Завтра утром выходим в штурмовой лагерь!

    Ближе к ночи облака разошлись. Прямо над головой – острые снежные горы. Везде выше нас – снег. Завтра будет клёво.

    Совсем не хочется ничего исследовать. Хочется каких-то очень простых впечатлений – книжка в самом лучшем случае, а ещё лучше – преферанс. Кажется, я чувствую себя хуже всех. Хэл перебирает снаряжение, а мне совершенно лень этим заниматься. Завтра утром.

    Что я сейчас испытываю? Хрен поймешь. Надо спать.

     

    29 окт.

    Солнце!

    С самого утра – яркое солнце.

    Блять как холодно!!

    На солнце клёво.

    Правильно, что не стал вчера заставлять себя разбираться со снаряжением – сейчас приятно всё делать.

    Гид советует одевать пластиковые ботинки и кошки, так как тропа прямо начиная от гестхауза покрыта снегом. Таша авторитетно заявляет, что кошки тут нахуй не нужны – тропа утоптанная, можно идти по следам, и без тяжелых пластиковых ботинок и кошек будет идти намного легче.

    Карлос сомневается, ведь погода может измениться.

    Пришли к консенсусу: первый час идём вместе с портерами, и они тащат наши пластиковые ботинки и кошки, а мы идём налегке. Там будет крутой подъем, и после него уже точно будет ясно – что дальше.

    Тот самый крутой подъем оказался очень красивым, но несложным, хотя без ледоруба там не пройти, но выбор – пойти просто в кроссовках, был правильным. Гид несколько раз снова предлагал одеть ботинки и кошки, пока Таша на него не посмотрела как-то так, что он поднял руки, рассмеялся неловко и больше ничего не предлагал.

    Портеры идут, опираясь только на свои палки. Это кажется странным – как они умудряются там удержаться на склоне, но никто не срывается.

    Сразу после крутого взлёта — длинный пологий подъем до высоты пять восемьсот по снежному полю, испещренному угрожающими трещинами.

    Это ведь высота Амбулапча-Ла! И Чукхунг-Мэйн такой же высоты. Чукхунг-Мэйн очень приятная вершина – красивый подход по острому скальному ребру, затем траверс вправо под самой вершиной и вверх по кулуару, заполненному огромными, размером с грузовик, валунами. Но там было тяжело, а в штурмовой лагерь зашлось как-то очень просто.

    До штурмового лагеря шли часа два или три, не смотрел на время – оно тянулось как-то однообразно среди этих снежно-ледовых полей. В разрывы облаков иногда показывались скалы, а иногда скрывались, и тогда вокруг был только снег.

    M4-13

    Место для стоянки гид выбрал прямо под скалой. Пришлось ждать ещё час, пока подошли портеры, но было солнце и очень классно – сидеть прямо на краю обрыва высотой метров двести – справа вдалеке вершина Мера-Пик, кажется не очень далеко. Но идти-то к ней не напрямую, а в обход, и подъем к ней отсюда – целых восемьсот метров. На такой высоте – совсем не мало.

    Клёво! Портеры поставили ресторанную палатку – в ней можно стоять в полный рост.

    Угу… не так уж клёво. Оказывается, это не палатка, а навес – стен у неё фактически нет! Просто свисают края сверху почти до земли, но именно «почти». Вечером туда дует очень прилично, так что сидим в пуховках, приподняв коврики так, чтобы они немного закрывали эти щели. В следующий раз надо проследить, чтобы была нормальная палатка, а не такая хуйня.

    Наш повар мне нравится. Улыбчивый непалец. Выносливый как лошадь. Тащил корзину с едой, там наверное килограмм сорок! На вид худой. Они все улыбчивые. Блять – как им это удаётся?? Они получают пятнадцать долларов в сутки, значит за все десятидневное восхождение получат сто пятьдесят долларов. И вряд ли им повезет сразу же пойти еще куда-то, хоть сейчас и сезон – портеров много. Все в кедах! Интересно… а если был бы глубокий снег, то что? Мы бы никуда не пошли? По снегу-то они как бы тогда пошли?

    Карлос говорит, что в такие детали влезать нет смысла. Гид очень опытный, портеров он подбирал сам, так что они сами между собой и разберутся.

    Что-то совсем не до исследований. Постоянно какие-то мелкие дела. Надуть коврик, разложить в палатке спальник и свои вещи, вернуться в палатку и найти шапку, одеть её, снова вернуться в палатку и переобуться из кроссовок во внутренние ботинки, которые не так-то просто вытащить из пластиковой шкуры.

    Хотя состояние в целом нравится.

    Блины со сгущенкой! Но сначала макароны с тушеным мясом. Мясо – это трындец. Оказывается, наш повар купил где-то по дороге огромную ногу яка. Ну при такой температуре наверное это безопасно?

    Обсуждаем – что делать завтра. Варианта два. Первый — завтра никуда не идём – просто сидим на месте, сделаем небольшой акклиматизационный выход может быть. Второй – сразу, не откладывая, идём на вершину, тем более что самочувствие у всех нормальное, и погода отличная. Отличная погода – важный аргумент.

    Идём завтра на вершину.

    Рядом с нашими палатками – японцы. Выглядят они как-то странновато – трудно представить, что они могут дойти даже досюда, не говоря уже о вершине.

    Японцы выйдут в три утра! Офигеть. Вообще до вершины нормальным шагом три-четыре часа. Они выходят в три, в полдень планируют подняться на вершину и часам к трём вернуться в лагерь. Ночью ведь будет пиздец как холодно… чё-то мне так не хочется.

    Разговоры полностью съехали с восприятий и исследований. Все темы – про горы, про путешествия вообще. Карлос знает какое-то бесконечное количество разных баек про альпинистов. Оказывается, он много ходил раньше. Вообще по нему видно. По ним по всем, вообще-то, видно… я тут самый слабый, как ни странно.

    А чего тут странного?? Ничего странного. Сильно хочется тренироваться. По несколько часов в день.

    Портеры повесили под потолок обеденной палатки диодную лампу, стало хотя бы немного светло – можно даже почитать или просто посидеть, хотя и тесно. Для восьмерых палатка явно тесновата – чё-то гид тут недодумал.

    Нет, при таком освещении хрен почитаешь, только если с налобным фонариком, который светит всем в лицо. Долго сидеть на ковриках по бокам палатки напротив друг друга не очень удобно.

    Выходим завтра часов в восемь-девять.

    Неохота больше ничего писать. Очень неудобно, затекает спина.

     

    30 окт.

    Ночью переполох. Пол-четвертого! Что-то случилось. Снаружи наш гид оживленно о чем-то говорит с Майком. Или с Карлосом? С обоими. Таша там же. Алинга дрыхнет рядом, ей всё пофиг.

    Вроде ничего существенного – интонации гида взволнованные, а у наших – спокойные. Так и уснул дальше.

    Ебать! Куча впечатлений утром. Оказывается, ночью сорвался японец! Поймал себя на том, что хочется острых впечатлений. Испытал сожаление, когда узнал, что японец выжил. Подъем идёт под наклоном в сторону обрыва, и ночью японец видимо споткнулся и покатился прямо к пропасти. Таша говорит, что как раз вышла пописать в это время и увидела цепочку огоньков, растянувшихся по склону, и вдруг один огонёк быстро покатился вниз-влево, к пропасти, и потом где-то прямо у обрыва задержался – видимо там склон выполаживается. Пропасть там пиздец какая… отсюда с нашего лагеря она как раз отлично видна.

    Гид торопит. Оказывается, выходить ночью удобно ещё и тем, что ночью нет ветра, а днём ветер может быть очень сильным.

     

    30 окт., после восхождения.

    Внизу стало тепло от быстрого шага, так что в лагерь вернулись уже согревшиеся.

    Сначала был длинный пологий подъём, все расслабились, и вдруг начал дуть ветер со стороны вершины. Постоянный и всё сильнее, сильнее. Вместе с ветром несутся облака мелкого снега, который сдувается со склона. Очень необычно… стоишь посреди какой-то бесконечного снежного поля, горы вокруг исчезли и только белая бесконечность вокруг, и когда смотришь прямо на ветер, такое впечатление, что вся вселенная несется тебе навстречу. Возникает даже страх, дезориентация. Тропинку занесло за десять минут! Только что перед нами была хорошо протоптанная японцами и ещё кем-то тропа, и вот её вообще нет. Вообще! Просто ровное бесконечное белое поле, несущееся на тебя. А если разворачиваешься – вся вселенная уносится от тебя.

    Гид хорошо знает дорогу и идёт уверенно. Связались веревкой. Неудобно, но как-то совсем не хочется улететь вот туда – вниз по склону, куда улетел японец.

    Когда завернули «за угол» горы, ветер стих, идти стало легко и жарко. Разделись.

    Вообще описывать подъем невозможно. Идёшь, идёшь, идёшь, идёшь… передвигаешь ноги в пластиковых ботинках и кошках, шаг в шаг, связанные веревкой. Вокруг картина гор меняется очень медленно. Когда идешь и чувствуешь себя хорошо – жизнь кажется насыщенной, а описывать совсем нечего.

    Вышли на предвершинное плато, снова ветер. Когда подошли непосредственно к вершине, она оказалась мощной ледовой полусферой, возвышающейся над плато. Ветер стал очень сильным. Гид говорит, что на вершине сила ветра иногда достигает двухсот пятидесяти километров в час, причем он может внезапно налететь, сдуть тебя нахуй с горы и улететь, так что даже в связке нельзя подниматься, не пристегиваясь к протянутой снизу до вершины веревки. Но это уже только пятьдесят последних метров.

    Забираться вверх очень понравилось. Пришлось преодолевать даже участок с отрицательной крутизной, то есть нависающий лёд! Почему-то именно в этом месте стал чувствовать себя очень уверенно.

     M4-14

    На самой вершине была куча позитивных эмоций – попрыгали, потолкались, не отстегиваясь от основной перильной верёвки, и полезли вниз.

    Вниз шли так быстро, что почти бежали – всем было очень легко. Тем удивительнее было, когда нагнали группу японцев. Одну женщину два гида тащили вниз, как овцу – один идёт спереди и тащит её на верёвке, другой идёт сзади. Неожиданно она упала в снег прямо рядом со мной и стала хрипеть, стонать – было видно, что у неё нет даже сил чтобы встать. Гиды стали ею заниматься. Это они так ещё часа четыре будут спускаться… Остальные японцы – тоже в полуобморочном состоянии, медленно шли дальше, и такое впечатление, что толкни их – упадут и не встанут. Так что им повезло, что ветер был не очень сильный. Обогнали их и ускакали вниз.

    После того, как спустились – опять куча позитивных эмоций. Все прыгают как обезьяны, обсуждают восхождение. Карлос наконец-то тоже стал похож на ребёнка, как и все – до этого он производит немного мрачное впечатление, а сейчас как-то ожил. Алинга виснет на нём, он её «катает» между палаток. Крыся оседлала Хэла, но настоящего боя не получилось – везде острые выступы скал, места на самом деле очень мало, и легко обо что-нибудь удариться.

    Вообще снова лень много писать, хотя по-прежнему испытываю сильное удовольствие, когда вожу ручкой по бумаге и записываю просто тупо всё подряд, что запомнилось.

    Блин, повар изготовил нечто выдающееся! Типа блинов, свернутых в трубочку, а между слоями теста какое-то варенье. Всё бы классно, только тесто наполовину сырое:) В общем, не стали мы это есть, так что портеры счастливы – им досталась большая кастрюля этого ужаса, и они едят его, как деликатес.

    Поход на попис! Это отдельная история:) Тут туалетов не делают – просто все писают на снег, на землю, в камни. Ну это ещё ничего, хотя несколько странновато – стоять и писать, когда ты прекрасно просматриваешься из двух десятков палаток… А вот чтобы покакать… это сложно. Я так и не понял – почему местные турфирмы не сделают там совместными усилиями тубзик – выкопать яму с обратной стороны от той скалы, под которой все ставят палатки, поставить прочный тент… или тут ничего не выстоит под ветрами? Ну по крайней мере можно ставить тент, когда группа приходит, и потом убирать? Так что мой покак был вчерашней ночью образцом виртуозного владения телом. Добрался до самого обрыва, выбрал плоский небольшой камень, и умудрился в точности попасть на него, после чего запустил его в пропасть. Вообще в таких восхождениях физиологические вопросы перестают быть такими острыми, как-то само собой люди примиряются с тем, что писают и какают на глазах у других людей.

    Как-то не ожидал… Сейчас ушел в палатку, прихожу в себя. Вышел из столовой, спустился к своей палатке, засунул туда голову… а там Алинга сосёт хуй Хэлу. На меня ни он, ни она внимания не обратили. Посмотрел несколько секунд на них, и внезапно ёбнула ревность. Подполз поближе. Стало казаться, что она уж очень с большим удовольствием ему сосёт – мне сосала как-то более равнодушно. Тискает его яйца. Как-то слишком нежно, мне кажется тискала грубее. Ну в общем ясно, пиздец…

    Отполз обратно в столовую, сижу и обтекаю. Мерзкое гавно – ревность. И может ёбнуть так же внезапно, как горная болезнь – зачастую вопреки всякой логике.

    Отпустило так же внезапно.

    А может это проявление горняшки? Вообще-то мне казалось, что ревность – давно пройденный этап.

    Алинга, войдя в обеденную палатку, сразу посмотрела на меня. Хрен что от неё скроешь:) Но я уже нормальный, ревности уже нет.

    Хэл спросил – если ревность прекратилась, чего я тогда не пошёл смотреть, как они трахаются?

    Они значит трахались.

    Приехали – снова ревность. Что же за хуйня…

    Хэл снова доёбывает – почему не пришел смотреть, если ревности больше не было, ведь Алинга моя любимая девочка, разве не приятно посмотреть, как моей любимой девочке приятно? Разве на хочется её потрогать, смотреть ей в глазки?

    Ответ в общем понятен – страх, что ревность возникнет снова.

    Нет, это не всё.

    Страх помешать. Страх негативного отношения к себе с их стороны. Страх совершенно глупый, конечно, ведь если бы им захотелось потрахаться наедине, они так бы и сказали просто, они не стали бы подстилаться и терпеть меня, испытывая недовольство и агрессию. Откуда тогда такой глупый страх? Да всё оттуда же – ревность. Значит ревность всё ещё была, когда мне казалось, что её больше нет.

    Снова захотелось различать восприятия. Вообще все эти дни, начиная с выхода из Луклы, я был слишком погружен во впечатления – сейчас впервые захотелось просто сидеть и различать восприятия. А может, просто горная болезнь отступила? Хрен его разберешь – где горняшка, а где какое-то свое психическое нездоровье.

    Майк говорит, что на самом деле совершенно всё равно – по какой причине возникает ревность и другие негативные эмоции. Важно, что они возникают, и значит необходимо бороться, а не думать о том – почему они возникают, что виновато, кто виноват… виноват тот, кто их испытывает – вот позиция, которая позволяет максимально конструктивно с ними работать.

    Согласен.

    Наползли облака, идёт небольшой снежок.

    Неожиданно навалилась усталость и сонливость, и кажется на всех, не только на меня. Попёрлись спать.

     

    31 окт.

    Ночью снова приключения. Японку, которую спускали с горы, привели только часам к шести вечера в совершенно нереальном состоянии. Гиды выдохлись не меньше чем она, кажется, так как фактически тащили её на себе. Вроде как у этих японцев мало отпускного времени, или они экономят, так что стараются зайти побыстрее и минимизировать время на акклиматизацию и расходы на портеров и гидов?

    Интересно – сколько зарабатывает гид на этих гуляниях?

    Двести пятьдесят долларов за одну попытку восхождения из базового лагеря до вершины. Ну, для Непала это очень солидные деньги! Неудивительно, что гиды очень довольны собой и жизнью. Хотя даже очень нищие непальцы выглядят так же, так что дело не в деньгах.

    Странные люди эти японцы. Жизнь им не очень дорога, похоже.

    Так вот эта японка ночью совсем собралась помирать – посреди ночи какие-то стоны умирающего со стороны японских палаток, возня, разговоры, кто-то куда-то хрустит по снегу, наверное носят ей таблетки. А что тут сделаешь? Тут таблетки вряд ли помогут в таком состоянии и ночью, когда горняшка обостряется. Ночью её отсюда и не спустишь, а при обострённой горной болезни как раз немедленно спускать и нужно человека, а то может быть вообще всё, что угодно – отёк легких, отёк мозга и смерть. То есть сначала она довела себя до полного изнеможения, когда пёрлась на вершину, причём все равно ведь не дошла, а потом ещё и ночью её окончательно прихватило. Но вроде не умерла – утром её так и увели вниз, привязав как овцу между двумя портерами. И что она получила от этого всего?.. Удовольствие??

    Снег вроде прекратился, а утром снова начался несильный снегопад, очень красиво! Снег медленно опускается, солнце из-под облаков подсвечивает его в падении. И солнце, и снегопад в одно и то же время. И полное безветрие.

    Мы просто сидим. Время идёт очень медленно, сегодня – день отдыха, а завтра сделаем ещё забег на вершину – посоревнуемся, кто быстрее.

    Снег усиливается. Гид чувствует себя как-то неспокойно.

    Снег не перестаёт. Сыграли в преферанс. Илан почти уже начала рассказывать – что такое сплавы, Хэл её достал, но в последний момент передумала, предлагает всем, кому интересны сплавы, выписать список аккордов озаренных восприятий, которые они могут испытать. Аккорды – это когда два или больше озаренных восприятия переживаются одновременно.

    Начал делать список известных мне аккордов.

    Нравится так. Сидишь на краю пропасти, вокруг на триста шестьдесят градусов острые заснеженные пики и хребты, и перебираешь одно за другим озаренные восприятия.

    Если я так легко могут их испытывать – почему я не делаю этого чаще?? Интересный вопрос.

    Хэл говорит, что не испытывает озаренные восприятия чаще, потому что испытывает довольство – есть часто озаренный фон, то есть слабые озаренные восприятия, растянутые по времени. Есть приятное состояние тела, и большего просто не хочется. Почему не хочется большего? На это он ответить не может.

    Карлос тоже не может ответить на этот вопрос. Не возникает желания и всё тут, ну не возникает просто.

    Крыся несогласна. Не всё вот так просто. Напоминает, что когда есть выраженные озаренные восприятия, то их очень хочется испытывать снова и снова. А когда есть довольство, то и так хорошо.

    Не все ясно понимают – что такое «довольство».

    Никто не понимает – что такое «довольство»! Никто не исследовал его. Насчет Илан не знаю, она больше слушает и задаёт наводящие вопросы.

    Сейчас мы испытываем довольство. Почему прямо сейчас не возникает желания сделать очень простое усилие и вызвать к жизни любое озаренное восприятие? Сейчас всё клёво – мы сидим в обеденной палатке, тепло, вокруг симпатичные люди, ничто не тревожит.

    На этом месте мы и споткнулись. Илан спросила «ничто не тревожит?», и тут мы и затормозили. В самом же деле ничто не тревожит. Вроде бы. Но это уже обсуждалось. Вытеснение. Я начинаю испытывать что-то интенсивно приятное, и негативный фон перестает различаться. Я начинаю смотреть комедию и могу забыть о том, что меня гнетёт на протяжении долгого времени – люди так и делают. Они перестают различать неприятный негативный фон, вызывая у себя другие интенсивные восприятия. Значит… получается, что рабочая гипотеза такая: когда есть довольство, негативный фон всё равно при этом хоть и слабый, но есть. Он отравляет. И он отравляет несильно, но в достаточной степени, чтобы не возникало желание озаренных восприятий!

    Кажется очень правдоподобно.

    Очень нравится такой коллективный штурм, когда сразу несколько человек что-то конкретное одновременно испытывают и обмениваются наблюдениями, гипотезами. И конечно, Илан тут подложила нам подсказку. Странно, что у меня по-прежнему сохраняется настороженность к ней, по-прежнему я считаю, что она недостаточно открыта, скрывает что-то, не хочет нам помогать, но каждый раз, когда кто-то делает что-то существенное – именно делает, она содействует – хотя бы просто выслушав и показав выражением мордочки – интересно ей или нет, а ведь это тоже содействие – это фактически указание на «горячо» или «холодно». А иногда она задаёт вопросы-подсказки.

    Время идёт ОЧЕНЬ медленно. Иногда вдруг всплесками возникает скука, но в целом приятно просто ходить между палатками по камням, думать о чём захочется, смотреть на падающие снежинки, потом возвращаться в палатку, что-то сказать из того, что обнаружил, послушать их разговор. Необычно свежее самочувствие. Вроде ничего особенного не происходит, но чувство свежести постоянно тут, и когда оно есть, то уже и не скучно и не хочется спазматически чем-то забить время.

    Гид говорит, что если снег так и будет идти до ночи и всю ночь, то пойти на вершину скорее всего не получится, так как увеличивается опасность лавин, да и путь к вершине станет намного более сложным. Идти по пояс или даже по колено в свежем снегу… это, конечно, совсем не то же самое, что шагать по вытоптанным снежным ступенькам и по натоптанной тропинке. Ну ни о каких там «забегах на время» уже думать не придётся, ясный пень.

    Да, кажется завтрашнее восхождение накрывается тазом. Снег идёт даже ещё гуще.

    Группа какая-то. Вынырнула прямо из снежной пелены. Человек десять. Не в самое лучшее время они сюда пришли… Один из них еле держится на ногах и выглядит плохо. Его поддерживают, усаживают, снимают с него ботинки и кошки. Ещё один страдалец с коротким отпуском?

    Это, оказывается, иранцы! Интересно посмотреть на них. Иранцы… что-то такое… бесконечно непонятное.

    Интересно не только мне – Таша пошла знакомиться, потом Майк – ну это понятно, Майка хлебом не корми – дай понаблюдать разные этнические группы.

    Я не пошел, мне они не нравятся – похожи то ли на военных, то ли хрен в общем поймёт.

    А ведь это важное открытие, важная ясность – о довольстве. Что в довольстве чаще всего не возникает желания совершать даже мелкие усилия, чтобы испытывать озаренные восприятия, именно потому, что в этот же самый момент есть какой-то негативный фон. Хочу сделать в блокноте список открытий. Или просто помечать как-нибудь, чтобы легко их было найти, пролистывая блокнот.

    Вернулся Майк. Говорит, что Таша выискала себе наиболее контактного иранца и окучивает его. Остальные держатся очень официально, хоть и дружественно. Впечатление такое, будто они постоянно «под колпаком». От иранцев ничего другого я и не ожидал.

    Пришла в голову классная мысль. Слепые уверенности не могут изолированно существовать среди других восприятий. Каждая слепая уверенность должна подпитывать тот или иной негативный фон. Сильнее или слабее, но должна! Например, если девочка уверена, что она – второй сорт по сравнению с мужиками, неужели эта уверенность может вот просто жить и ничего не менять в составе восприятий? Конечно нет. Такая уверенность ОБЯЗАТЕЛЬНО будет отравлять. Капля за каплей. Капля за каплей такая уверенность будет подпитывать негативный фон чувства ущербности, страха поражения в любых делах.

    Крыся подпрыгнула от удовольствия, когда рассказал ей. Понеслась рассказывать другим.

    Приятно чувствовать себя человеком, способным хотя бы небольшой вклад внести в общее исследование. Значит у меня есть тоже чувство неполноценности? Ну наверное есть. Очевидно, что они опытнее во всех этих вопросах.

    Ну и что, что опытнее? Это само по себе не означает необходимость испытывания чувства ущербности. Но всё-таки есть что-то такое. Если бы не чувство собственной важности, не возникала бы и ущербность в ситуации, когда у них больше опыта – это переживалось бы приятно, даже радостно – вот есть люди, которые знают и умеют больше, у них можно поучиться. Так что если возникает ущербность – это точно из-за чувства собственной важности.

    Индюк.

    Сейчас мысль о том, что завтра может быть никуда не пойдём из-за снега, уже не вызывает сожаления. Тут интересно! Так можно посидеть хоть несколько дней, а потом – когда будет хорошая погода – сходить ещё раз.

    Обратное тоже верно, кстати. Если есть какой-то часто возвращающийся негативный фон, то он должен откуда-то подпитываться. Должна непременно быть слепая уверенность, которая его и вызывает, иначе его легко было бы отбросить.

    Интересно…

    В обеденной палатке идёт обсуждение. Добавил им ещё вопрос: интересно, если устранять негативный фон, ну например накапливать фрагменты эмоциональной полировки, не приведет ли это к угнетению слепой уверенности? Чистая гипотеза, ни на чём не основанная, вызванная к жизни какими-то растительными ассоциациями: если постоянно обрывать листву растения, то и корни в конце концов отомрут и оно умрёт целиком. Значит – есть фон тревожности будущим. Поконкретнее. Фон тревожности – удержусь ли я в этой компании, не стану ли им неинтересным. Это конкретно и это точно есть. Значит, есть соответствующая слепая уверенность. Её можно описать словами, сформулировать её описание. Например: «они испытывают пренебрежение к тем, кто глупее их и менее опытен». А может есть и ещё более общая формулировка: «вполне естественно испытывать пренебрежение к тому, что глупее и менее опытен». Вот это точно. Такая слепая уверенность наверняка у меня есть, так же как и у любого человека, выросшего в России – там вообще все отношения замешаны на чувстве превосходства и борьбы за то, чтобы занять позицию, позволяющую поплёвывать на других. Интересно, что в Непале такого очень мало. Удивительно смотреть на непальских детей. Это самое, наверное, удивительное. Особенно в сравнении с российскими. Дети в любом возрасте – от пяти до пятнадцати, да в любом возрасте, часто очень нежно возятся с малолетками! Таскаются с ними везде, обращают на них внимание, в том числе в компании своих приятелей. Обнимают, объяснят, утешают. Когда смотришь на такое, впечатление нереальности происходящего. Просто диаметрально противоположно тому, что происходит в России, где дети изо всех сил стараются избавиться от общества малолеток. Кстати, европейские дети тоже испытывают пренебрежение к малолеткам. У них это не выражено в такой агрессивной форме, но презрительности и пренебрежения к малолеткам полно.

    Мне кажется, что вырасти в обществе непальских детей – это настоящее счастье для ребенка. Я бы очень хотел, чтобы в детстве меня бы сунули вот в такую очень дружественную обстановку, где все дети без исключения если уж не дружат между собой, то по крайней мере ведут себя так, словно они хорошие приятели. Особенно поразительно, что это характерно даже в ситуациях, когда дети встречаются друг с другом впервые. У них, кажется, вообще не существует ни малейших признаков аутизма – ни у взрослых, ни у детей. Два непальца, впервые в жизни случайно столкнувшиеся где-то и вынужденные провести совместно время, могут обнимать друг друга за плечи, держаться за руки, свободно разговаривать. Я бы ни за что не поверил в то, что такое возможно, когда жил в России. Если бы увидел такую видеозапись – ну просто не поверил бы, как не верю в реальность инопланетян в художественном фильме.

    Не уверен, что правильно понимаю термин «эмоциональная полировка». Алинга объясняет так: нужно представлять себе, что где-то внутри твоего тела происходит яркая вспышка света. Эта вспышка одним резким ударом очищает «внутреннее пространство» от всякого мусора, вычищает его от всех неприятных восприятий независимо от того – различаешь ты их или нет. Так же, например, если ты будешь с завязанными глазами пылесосить комнату, то пылесос втянет в себя весь мусор независимо от того – знаешь ты о его существовании или нет. Многократное повторение такого образа приводит к тому, что сами собою возникают усилия по прекращению поддерживания неприятных состояний. Ожидание «очищения» тоже, в свою очередь, является форсированием перехода к этому чистому состоянию.

    Значит всё правильно. Значит вот такая гипотеза о возможном угнетении слепых уверенностей через эмоциональную полировку. Обрывая листья, убиваешь в конце концов и весь сорняк. Как проверить – хрен знает. Илан говорит, что тоже не знает, как проверить.

    Хэл говорит, что его мало интересуют академические вопросы, и для него важно другое – приведёт что-то к результату или нет. Это кажется глупым, ведь исследования как раз и позволяют выяснить механизмы, влияя на которые можно потом и добиваться результатов!

    Хэл согласен, что неверно выразился, что он имел в виду, что независимо от того – верна эта гипотеза или нет, так или иначе эмоциональная полировка, снижая интенсивность негативного фона, будет приводить к желаемому результату.

    Алинга встопорщилась и наехала на него. Очень простые аргументы. Не прошло и минуты, как Хэл уже сдался: его «неверно выразился» было неискренностью. Мне тоже показалось, что в этом есть фальшь, но я промолчал из неловкости и пиетета. Он ведь осознанные сновидения исследует! Ну и что? Тем более для него важно иметь ясную голову и быть искренним, значит моё молчание – это не просто акт некой неловкости или добродушной вежливости. Это фактически предательство. Заметив неискренность симпатичного тебе человека закрывать на это глаза и даже не попробовать ему разъяснить – это предательство.

    Рассказал об этом.

    Майк снова сходил к иранцам. Таши и того иранца там уже нет, куда-то свалили. Неужели ей удастся его раскрутить на секс?? Что-то слабо верится.

    Снег усиливается, кажется? Вообще трудно это понять в наступающих сумерках, но палатки неумолимо заносит. Портеры начинают периодически обходить наши палатки и стряхивать с них снег.

    Да, завтра уже никуда не пойдём. Можно выйти немного вверх – просто потоптаться по снегу, поработать ногами, ну это если захочется.

    Очень длинный день. Приятно длинный.

    Хочется жрать несмотря на то, что никуда не ходили. Повар начал работу. Через час будет еда. Меню не очень разнообразное, мягко говоря:)

    Они притащили сюда целую коробку свежих яиц! Значит будет яичница и вареные яйца и омлеты – это клёво. И хлеб у них есть, значит будут тосты, это тоже клёво.

    Пришла Таша, рассказала смешные вещи про иранцев. Иранец в неё влюбился (если можно так сказать, конечно…), они целовались и он даже позволил себя немного потискать за хуй через штаны. Хочет встречаться с ней в Катманду после трека, но при этом только днём! На ночь прийти к ней в номер он не может, так как старший группы обходит вечером и ночью их номера и проверяет, чтобы все были на месте! Охуеть! Когда она ему сказала, что они живут в тюрьме, отпирался, говорил что это так начальник за режимом следит, чтобы они в форме были. О какой форме идёт речь, если они будут уже после восхождения? Понятно, что иранец всё равно стоял на своём. Живущим в тюрьме он себя не считает, говорит что у всех есть какие-то ограничения – у одних одни, у других другие, надо просто с умом к этому подходить.

    Охуеть!! Оказывается, каждый иранец каждый день должен в конце дня написать отчёт и сдать его начальнику!! Отчёт о том – что делал, с кем и о чем разговаривал. Я конечно понимал, что Иран – это не очень свободная страна, но чтобы настолько?? А ведь в СССР при коммунизме так же, наверное, было для тех, кто уезжал в загранкомандировки? И конечно, он всё равно не считает, что живёт в тюрьме.

    Показать свой хуй отказался категорически. Ну можно ли было ожидать другого… Интересно – в диктаторских, мракобесных государствах секс подавляется жестко и даже жестоко. «В СССР секса нет» — вот вплоть до этого. Секс сводится к функции деторождения. Секс – это общественно-полезная функция. Удовольствие?? Извращенец, оппортунист, враг народа. Только функция, и не заикайся об удовольствии. Далеко ли от этого ушло современное западное общество? По-моему, совсем недалеко. Значит ли это, что по мере развития личных и экономических свобод будет расти и сексуальная свобода? Думаю что да.

    Чуть не облил свой блокнот чаем!

    Совершенно необязательно делать такие незначащие записи. Может это я уже от скуки начинаю сюда писать?

    Скуки нет. Просто нравится фиксировать происходящее. Обычно я этого не делаю, и потом «просыпаюсь» в конце дня с мыслью «бля, а как я прожил этот день?» Уж лучше сделать несколько незначимых записей, чем вернуться в сонное состояние «потока событий», который захлестывает тебя и ты вообще забываешь – кто ты, чего хочешь.

    И наверное интересно будет потом – через несколько лет – пролистать блокнот и наткнуться в том числе и на такую мелкую запись. Это как опорные точки для памяти. Многие события, состояния легче вспоминаются, если есть детали.

    Смешная арифметика от Майка: допустим, что нереализацию радостного желания мы обозначим как «минус единица». Чем больше желаний не реализуется, тем жить становится менее интересно, накапливаются минусы. ОК. Илан улыбается – видимо, эта задачка ей знакома. Реализованное радостное желание обозначаем «плюс единицей». Чем больше желаний реализуется, тем приятнее жить.

    Каждый ли раз, когда я говорю и слышу термин «радостное желание», я понимаю, что это «желание, сопровождаемое предвкушением»? Кажется нет, в итоге значение «радостного желания» размывается, перестает категорически отличаться от желания «механического», обусловленного «надо», «положено», «нельзя не сделать», «будут ругать».

    Дальше про арифметику. Если человек делает то, чего он делать не хочет, например из жалости или чувства долга – неважно, то он тоже получает «минус единицу» — ну тоже понятно. Когда делаешь то, что не хочешь, насыщенность снижается.

    Если человек оказывается делать то, чего он делать не хочет, он получает плюс единицу.

    Ну вот, теперь представляем ситуацию. Девочка хочет трахаться, а мальчик не хочет и отказывает ей. У неё минус один – желание нереализовано. У него при этом плюс единица – отказался себя отравлять, продолжил делать то, что хочется. В сумме – ноль. То есть в их паре нулевой баланс – будем считать, что нулевой баланс означает, что в целом отношения в этой паре не ухудшились.

    Если теперь они меняются местами – парень хочет, а девушка отказывает, то получается тот же ноль в общей сумме, причем ноль в сумме получается и по каждому человеку в отдельности по сумме этих двух ситуаций.

    Теперь – нормальная семья. Парень просит, девушка не хочет, но уступает, убеждая себя, что несложно потерпеть и так далее. В сумме снова ноль. На следующий день девушка хочет, но парню сейчас не до этого, но он думает – сейчас я ей откажу, а она потом мне будет отказывать… ладно. В сумме – снова ноль.

    Если девушка очень редко не хочет трахаться – эту ситуацию не рассматриваем, так как ясно, что в данном случае количество её «минусов» станет вскоре столь огромным, что тут ни о каком балансе вообще говорить нет смысла.

    Согласно такой арифметике получается, что если парень и девушка будут трахаться только тогда, когда оба этого хотят, и не будут трахаться тогда, когда хотя бы один из них этого не хочет, то отношения в их паре, а также общая насыщенность их жизни, будет в точности такой же, как если бы они каждый раз уступали бы друг другу, трахаясь даже тогда, когда они этого не хотят.

    С точки зрения арифметики всё верно. А как обстоят дела в реальности?

    Задачка кажется простой, но захотелось посидеть и повспоминать – как это бывало.

    Во-первых, если я хочу трахаться, но девушка не хочет, то можно ведь потрахаться с кем-то другим! Значит минуса тут нет. Понятно, что эта девушка может быть сильнее возбуждает, но всё равно…

    Нет, этот вариант не прошел. Майк говорит, что если парень получит плюс от траха с другой, то девушка получит минус от ревности. Ну и для простоты вообще пока можно рассматривать вариант, что трахаться больше не с кем.

    Хорошо, но можно подрочить, посмотреть порно, то есть всё равно это не полноценный минус – его можно смягчить.

    А… Крыся нашла более уязвимое место в этой арифметике – если откладываешь реализацию радостного желания, то вообще в этом нет никакого минуса! Интересно – почему я сам этого сразу не увидел?? Действительно, ведь хотеть, испытывая предвкушение – это приятно.

    Майк говорит, что если этот ответ сразу не показался очевидным, то это означает, что недостаточно опыта наблюдений за процессом реализации радостных – именно радостных желаний. Недостаточно опыта того, что откладывание их реализации само по себе приятно. Причем настолько, что иногда откладываешь только для того, чтобы побольше попредвкушать.

    Да, согласен.

    Народ рассасывается по палаткам – читать, спать.

    Снегопад не ослабевает. Ну и ладно.

    Кажется, поплохело теперь иранцу, который пришел сюда в таком разобранном состоянии. Снова какие-то болезненные стоны. Но спать это не помешает, плотное шуршание снега о палатку всё приглушает.

     

    1 ноя.

    Вот это жопа!!

    Проснулся от скребущих звуков – кто-то снаружи снимает с палатки целые сугробы снега. Портеры обходят палатку за палаткой, работают за нас. От каждого движения в палатку пробивается свет. Оказывается, уже рассвело, но под плотным снежным покровом внутри палатки темнота!

    M4-15

    Чтобы вылезти из палатки, сначала надо хорошенько похуячить изнутри по стенкам, чтобы снег свалился вниз, но всё новый и новый снег немедленно ложится на место старого.

    Всё в сугробах! И снег продолжает идти. Круто… Если и сегодня будет целый день снегопад… то мы можем вообще уже не подняться на вершину. Не повезло.

    Почему не повезло? Как будто забежать ещё раз на вершину – единственная цель. Такой снегопад – разве это не классно? Чувство полной оторванности, сидя тут, на высоте пять восемьсот. Японцы собирают палатки. Иранцы… тоже, кстати. Ещё одна группа дальше по склону – «далеко» от нас по местным масштабам, целых двадцать метров – тоже самое. Все уходят.

    Гид спрашивает – что будем делать. Крыся и Хэл решительно хотят ждать завтрашнего дня – может получится всё-таки сходить ещё раз. Мне тоже хочется подождать. Всё-таки состояние вчера было не самым лучшим, и хочется сходить на вершину, чувствуя себя совершенно легко – горы воспринимаются совсем по-другому, когда бегаешь по ним, как снежный барс, а не плетешься как отпускная японка.

    В общем, остаёмся ещё на ночь, хотя гид считает, что смысла в этом нет – всё равно там сейчас сугробы по пояс, и пока снег слежится, должно пройти дня два-три. Но мы в общем и два-три дня тут можем пожить – тут клёво.

    Выводят иранца. Да… хватает ртом воздух, громко стонет, с обоих боков его поддерживают напарники, но тут это непросто – очень узкая тропинка вдоль скалы, по которой надо, увы, подняться, прежде чем начать спуск. Подъем совершенно смешной – ну наверное метров пять по высоте, и длиной метров двадцать – очень пологий, простейший путь, но он даже одного шага не может сделать вверх!

    Несут. Донесли, поставили, теперь он может по крайней мере сам делать шаги вниз.

    Что-то там не то.

    Недолго он прошёл. Упал.

    Фигасе! Иранец умер. Кто-то плачет.

    Видимо, не выдержало сердце на фоне острой горной болезни, или скоротечный отёк мозга – это теперь разберут уже патологоанатомы. Гид сходил к ним, говорит, что хотели вызвать вертолет, но какой вертолет в такую погоду прилетит?? Так что тащить им его до самого Кхаре, а то и до Тагнага. Через полчаса процессия двинулась вниз, и мы тут остались уже совсем одни. Теперь можно спокойно писать где угодно (ударение можно ставить в любом месте).

    Вообще ничего не видно. Занавес. Остаётся сидеть в обеденной палатке, пить чай с печеньем и играть в шахматы, преферанс, эрудит. Эрудит на английском как-то не очень мне даётся…

    Оказывается, у нас есть две пары боксерских перчаток, так что можно потренироваться под снегом.

    Очень быстро выдыхаешься на такой высоте, но классно тренироваться! Может быть сделать спортзал где-нибудь в районе Чукхунга? Но будет очень дорого стоить – материалы возить или вертолетом от Луклы, или на портерах пять дней пути. А сначала их надо ещё дотащить до Луклы – самолётом, наверное. И как часто мы там будем заниматься? Надо, чтобы ещё и тепло там было, электричество, обогрев, значит – генератор, значит – топливо для него тоже надо таскать… нет, глухой номер. В хорошую погоду там отлично можно и без всякого зала потренироваться, где-нибудь на большом травяном плато перед подъемом на Чукхунг-Ри, там будет клёво – полчаса бегом вверх, потом там попрыгать и назад. Хочется.

    Оказывается, Таша боксирует намного лучше меня. У неё немного длиннее руки, что даёт ей некоторое преимущество, но это не главное – главное в том, что в неё попасть невозможно! Реакция удивительная, и как-то это получается у неё элегантно. Если начинаю уворачиваться я, то всё равно не второй, так третий удар пропускаю. Очень нравится смотреть, как она двигается, хотя двигаться, казалось бы, тут и негде. Портеры пялятся открыв рот – они такого никогда в жизни не видели – боксирующая девочка!

    Несколько часов читал. Захотелось почитать что-нибудь нормальное про вторую мировую, что-нибудь настоящее, без коммунистической придури, на которой до сих пор основаны все учебники истории в России. Интересно – коммунизма уже двадцать пять лет как нету, а в учебниках по истории так и осталось стопроцентное враньё про вторую мировую. Суворов написал свои книги, и прочли их и в России и по всему миру, но в России эти книги словно упали в небытие – вроде они есть и продаются даже в каждом книжном, а вроде как их и нет. И конечно, всякий учитель истории плюётся ядом при упоминании Суворова. Да и не только учителя истории. Почти все, на самом деле.

    Начал читать сразу две книги – Крафта «Фронтовой дневник эсесовца» и ещё выкопал какого-то Энгла «Советско-финская война». Про эсесовца очень интересно. Вообще всё было, оказывается, не так, ну просто бесконечно не так, как это вбито в головы коммунистов и их потомков. Про советско-финскую войну тоже оказалось интересно в принципе, но читать трудно такие сухие академические фолианты.

    На улицу можно и не выглядывать – непрерывный снежный шорох по пологам палатки говорит сам за себя. Портеры периодически выползают из своей кухонной большой палатки и чистят наши палатки, прокладывают тропинки.

    Что-то эти их очистные вылазки учащаются.

    Интересно, а это не опасно?

    Майк говорит, что у нас с собой еды на неделю минимум, так что можем тут спокойно сидеть, а если что, так всегда можно уловить кусочек хорошей погоды и вернуться обратно – идти-то тут вниз часа три нормальным темпом, совсем ничего.

    Но вот сегодня, например, ни о каком кусочке хорошей погоды и говорить не приходится. Когда уходили иранцы, видимость ещё временами возникала сквозь разрывы снегопада, а сейчас что-то совсем глухо стало. Когда видимость десять метров, и в принципе уже давно нет никаких троп, легко сбиться с дороги, а вокруг множество трещин, я помню, какие они угрожающие и сколько их!

    Крыся рассказала немного про свою жизнь до того момента, когда она встретилась в Карлосом. Оказывается, сначала они случайно пересеклись на каком-то психологическом сайте в интернете, потом договорились встретиться, и сначала он прилетел к ней в Польшу, а затем она к нему, и так и осталась. А потом стала его рабыней. А потом сюда же приехала и Юстыся, тоже положив толстый хуй на свою прошлую жизнь, если это вообще можно назвать «жизнью»… Крыся жила чудной жизнью. С мамой, папой и сестрой. А потом у неё появился чудный жених – сын друга отца. Все были рады, что у них намечается такая чудесная пара, и стали уже готовить шумную свадьбу. Когда этот жених ебал её, возбуждения она почти никогда не испытывала, но разве не она сама в этом виновата? Что-то с ней не так, значит, ведь вон он какой статный, красивый, девчонки на него заглядываются и завидуют ей, между прочим! Так что лучше помолчать. Хорошо, что он и не спрашивает. Как-то раз Крыся потянулась рукой к своей письке и стала трогать клитор, когда жених в очередной раз чесал свой хуй об неё. «Чё это ещё за выкрутасы!» — возмутился он, и Крыся больше таких гадостей не делала – просто лежала по лёжке «смирно», удовлетворяя будущего мужа.

    Под равномерный шум снегопада и участившиеся порывы ветра её рассказ проникал глубже, что ли, чем если бы это было в обычных условиях. И ещё само по себе состояние было чистым и словно нежным, и тут несколько факторов – и то, что пришлось вынырнуть из привычного поглощения впечатлений и перебороть наползающую скуку, в итоге насыщенность жизни увеличилась. И то, что наступило приятное пробуждение после того, как прекратились все признаки горной болезни.

    Конечно, трахал он её без презика, ведь это его вещь, зачем ещё на резинки тратиться? И конечно он твердил то, что твердят все мудаки на свете, что мол с презиком не те ощущения. Эта байка так распространена, что одно время я и сам засомневался – может чего не понимаю? Потрахался специально и с презиком и без, чтобы проверить. Было удивление, когда подтвердилось, что разницы в ощущениях нет. Не то, чтобы нет «большой разницы» — вообще нет разницы. Удивило – насколько это наглая ложь, и насколько она повально распространена. Своего рода молчаливый заговор мужиков, чтобы трахать своих самок так, как это им проще и престижнее, что ли. Своего рода печать собственности – ебу тебя без презика, значит ты моя. А если залетишь, ну… твои в общем проблемы, самой надо было следить…

    У Крыси так и было. Когда вдруг наступила задержка месячных, любящий жених просто дал ей выпить таблетку. А что? Удобно. Подумаешь, что эта таблетка так хуячит по организму… женская доля, чё там… Кроме того, у неё он был первый, и само собой – единственный, поэтому всё в нём было прекрасно, сравнивать-то не с чем. И он конечно же был ей верен, во что она верила свято. Правда трахаться стало совсем неприятно, но… может так оно и надо?

    Когда Карлос приехал к ней, первым делом он, послушав эту историю, потащил её в венерологическую клинику, где и нашли у неё, само собой, кучу заболеваний, так что ещё бы годик-другой, и получился бы полный инвалид.

    Маму она называла «маменькой», а папу – «папенькой». Ебать…

    Непонятно – как так получается, что некоторые выбираются из этой мёртвой жопы?

    Карлос этого не знает.

    Майк тоже.

    Никто этого не знает. Просто кто-то выбирается, а подавляющее большинство – нет.

    Рождённый ползать летать не может? Может дело в том, что люди изначально сильно разные? И всё, что мы можем, это бросить им спасательный круг ясности, а ухватятся они за него или нет, зависит не от цвета круга, не от его размеров и вообще ни от чего бы то ни было, кроме одного – рожден этот человек ползать или летать?

    Майк разводит руками и говорит, что вообще-то все его исследования как раз и есть на тему прогрессорства – возможно ли оно, каким оно может быть, но у Карлоса больше информации.

    Что-то не похоже…

    Карлос в общем тоже разводит руками.

    Хорошее дело…

    Ну так это и есть самое интересное – как получилось так, что Крыся вдруг сбросила шкуру червяка? Как так вдруг получилось, что она смогла взглянуть открытыми глазами и на своего муженька, и на своих любящих родителей, которые обосрали её с ног до головы, когда поняли, что она замуж не собирается, а собирается уматывать к Карлосу. Карлос говорит, что полно случаев, когда родители просто с кипящей ненавистью материли девушек за то, что они сбиваются с пути истинного, и это ничего не меняло – всё равно девушки оставались покорными овцами и уезжали к маменькам. Как так получается, что у некоторых происходит внутренний переворот? Ну, собственно, это всё тот же вопрос про слепые уверенности. Никто не знает, почему они меняются или не меняются.

    Рожденный ползать летать не может?

    Неужели именно так, и ничего изменить нельзя? Если человек родился с потребностью в искренности, свободе, то он проснётся, если его растолкать. А если родился ничтожеством, то толкай не толкай, ничего не будет – человек вернётся к своим слепым уверенностям, продолжит вытеснять то, что вытеснить, казалось бы, просто невозможно, и вернётся умирать в свою старую жизнь.

    Хуёво как-то…

     

    2 ноя.

    Снилась какая-то полная хуета.

    Вообще всё хуёво.

    Настроение хуёвое.

    Ничего нельзя изменить.

    Этот мир – мир уродов, и ничего нельзя изменить. Уроды рожают детей, делают из них уродов, и эти уроды потом рожают новых детей и делают из них уродов, и вбитые в детей слепые уверенности делают их инвалидами и превращают в уродов – как в фильмах про вампиров – укусил вампир красивую девочку, и она превращается в мерзкого вампира.

    Ведь это именно то, что происходит везде. Как с этим можно жить?

    Ну как можно жить и радоваться жизни, когда гнойные вампиры день за днём превращают в таких же как они миллионы, миллиарды мальчиков и девочек?

    И я ничего, совершенно ничего не смогу сделать.

    Год назад трахал девочку в Камбодже — страстная, пупсовая, восемнадцать лет, студентка. Потом она у меня ночевала несколько раз. Я пользовался ей просто как мясом, потому что ничего другого с ней сделать было нельзя, и мне так стало как-то легче. Сначала я ее гладил, тискал, целовал, и лицо у неё было напряженное и готовое в любой момент стать отчуждённым. А потом как-то поплохело от этой безнадёги – ну не оживить её, ведь для неё секс – это грязь, и чем более она страстная, тем более грязная, тем больше винит себя, и стало так хуёво, и почему-то стал просто ебать как мясо, и она тут же стала вести себя как влюблённая! Получается что? Чем больше их пользуешь как кусок мяса, тем больше они тебя любят. Блять, это невыносимо. Я так жить не хочу.

    Что-то вообще жить не хочется.

    Вообще хочется, но вот так не хочется, а иначе я не умею и не знаю как. Ясно одно – изменить это нельзя. Миллиарды людей калечат друг друга и детей – каждую минуту, каждый час, каждый день, каждую неделю, каждый сраный месяц, каждый ебаный год. Кто может изменить это?

    Общество меняется, это факт.

    Изменить его нельзя, это тоже факт.

    Оно меняется по каким-то своим законам, и никто не может ничего с этим сделать – ни диктаторы, ни благодетели. Никто. И я ничего не смогу. И Майк не сможет. Никто не сможет.

    Джо. Он ведь тоже не сможет. Тысяча Джо ничего не смогут. Даже миллион Джо ничего не смогут. Всё будет идти своим путём, всё будет по каким-то своим законам изменяться, и ничего изменить нельзя.

    Можно изменить себя, и можно совместно работать над этим с теми, кто тоже меняет себя.

    Прогрессорство – полная хуета, прав Хэл.

    Всё, что мы можем – дать человеку намёк, подсказку. Если он отворачивается и морщится – пошёл он на хуй, что с ним делать? Карлос показал мне записи… это же полный провал, как этого можно не видеть?

    Целый час пытался доебать Майка и Карлоса, что все их попытки влиять на людей ошибочны изначально. Влиять можно только на тех, кто хочет этого влияния, кто стремится к нему. Вот Таша. Конечно на неё можно влиять. Ну так она стремится к этому. А любое приманивание обречено на неудачу. Приманить человека несложно – начинаешь вокруг него прыгать, по сто раз объяснять одно и то же, постепенно он к тебе привыкает, привязывается, и это интерпретируется как проявление его интереса, а это всего лишь проявление привязанности, а человек остается в точности таким же, каким и был.

    Хэл стал на меня посматривать… с уважением, что ли. Вроде бы я перестал быть для него пустым местом. А я как раз стал совершенно пустой. Как жить дальше? В норе, подальше от людей? Можно и так. А что делать то? Рассыпать приманки и ждать. Если живой человек появится, взять его к себе и дать ему возможность жить так как он хочет.

    Трудно с этим смириться, что вот все эти люди вокруг безнадежны – все за исключением крохотной кучки. Вот все пупсовые, красивые девочки – все они безнадежны, все хотят только презрительного мужа, стать свиноматкой и прислуживать ему, жалеть уёбищ родителей и быстро превращаться в таких же вампиров. Как-то это гнусно…

    И снег только усиливается. Как вообще отсюда выберемся через такие сугробы?

    За завтраком гид сообщает, что сидеть дольше бессмысленно. Во-первых, в ближайшие несколько дней всё равно на вершину не пойти, а во-вторых, если снегопад будет идти несколько дней, то зависнуть тут будет довольно опасно.

    И ещё начался сильный ветер.

    Сборы. Портеры, кажется, рады, что уходим. Я в общем тоже. Что-то расхотелось бегать на вершину. Голова совсем другим занята.

    Погода совсем пиздец стала. Майк советуется с гидом, тот уверяет, что найдёт дорогу, он тут уже раз пятьдесят был. У меня сомнения. В хорошую погоду можно хоть сто раз тут ходить, а когда видимость пять метров и уже какой-то ураганный ветер задувает снег в лицо…

    Портеры ушли, а мы ещё натягиваем кошки, связываемся верёвкой. Невероятно, но портеры так и пошли – в кедах!

    Кстати, это мне кажется ошибкой, что портеры ушли вниз без нас – ведь у них палатки, и если заблудимся, уже не получится встать на ночлег и переждать до следующего дня или сколько надо ещё. Гид уверяет, что необходимости в этом нет, что портеры тут ходят тоже давно и они сейчас протопчут тропинку и мы пойдем прямо за ними.

    Ну хорошо. После портеров и в самом деле видна целая траншея, не то что тропинка. Но как они тут ориентируются, хрен знает, ведь не видно вообще ничего. Сейчас вдоль скалы конечно мы пройдем и спустимся, а вот дальше… немного левее или правее, и попадем в трещины.

    Может быть Хэл потому и лезет в осознанные сновидения с таким упорством, что здесь он уже ничего не ищет? А куда лезет Джо? И чего ищет он?

    Всё, выходим. Если останемся в живых – потом продолжу.

    M4-16