Русский изменить

Ошибка: нет перевода

×

Глава 16

Main page / Майя 2: Происхождение видов / Глава 16

Содержание

    Погода была отличная, и экраноплан приземлился прямо на поверхность океана между Сипаданом и Мабулом. На фотках Тора уже видела эти места, но в реальности все оказалось неожиданно более ярким, обширным, горячим. Вода была такой температуры, что, казалось, в ней можно было бы плавать сутки напролет. Градусник показывал 37 градусов – с ума сойти! Вода такой температуры могла быть, по представлениям Торы, только в подогреваемых бассейнах.

    Два парня-попутчика тут же принялись нырять и плескаться в ожидании, пока к ним не подойдет катер. Через десять минут юркое, изящное суденышко на воздушной подушке бесшумно пришвартовалось к экраноплану, и Тора обнаружила, что мальчики тоже едут на Сипадан. С собой они выгрузили какое-то оборудование, видимо, довольно хрупкое, судя по тем предосторожностям, с которыми приборы перегрузили на катер.

    Прибыв на остров, Тора обнаружила, что новое оборудование заинтересовало островитян гораздо больше, чем ее персона. Говоря по правде, ее персона и вовсе никого не заинтересовала, и поскольку остров производил впечатление совсем крошечного, она решила обследовать его, тем более, что Трапп прилетал только завтра, а начало экспериментов и вовсе было назначено на четверг.

    Остров и в самом деле оказался крошечным – от силы метров пятьсот-шестьсот в диаметре. Раскаленная песчаная прибрежная полоса тянулась на десяток метров вглубь острова, а затем начинался густой пальмовый лес. Кто-то умудрился высадить тут персики, так что проголодавшаяся Тора с хрустом сжевала несколько сладчайших плодов, прежде чем отправиться в кругосветное путешествие по острову. От того места, где пришвартовался их катер, влево вела полоса мелководья, и Тора побрела по щиколотку в воде. Из-под ног со свистом вылетала разнообразная живность – мелкие крабы, десятки видов разноцветных рыб, креветки и бог знает что еще. Вода была просто горячей!

    Спустя несколько минут прибрежная полоса воды немного углубилась, и песок на дне оказался усыпан ракушками самых непостижимых форм, расцветок и размеров, от малышек размером с ноготь до гигантских половинок тридакн до полуметра длиной. Тора никак не могла пройти миом такой роскоши, и добрых полчаса она рассматривала, щупала, тискала эти удивительные создания, так сильно резонирующие с чувством красоты и силы. Множество мелких ракушек оказались заселены рачками-отшельниками, так что они находились в неторопливом постоянном движении – смотрится довольно смешно, как носится «пустая» ракушка, потом вдруг показываются длинные усы, лапы, а при малейшей опасности все это закапывается в песок.

    Дальше начались скальные участки – куски обнаженных пород весьма причудливых форм оказались довольно острыми, и Тора снова выбралась на горячий песок. Услышав в кустах шорох, она решила рассмотреть их обитателя – может какая-нибудь птица свила гнездо? Может даже там есть птенцы? Раздвинув ветки, Тора некоторое время, нагнувшись к земле, пыталась рассмотреть обитателя зарослей, и вдруг… вдруг целый участок «земли» перед ее носом зашевелился и отполз! Отпрыгнув, Тора увидела перед собой существо, от которого испытала и восхищение, и восторг – гигантский двухметровый варан, косолапо расставляя лапы и широко размахивая шипастым хвостом, опасливо отступал вглубь кустов. Раздвоенный на кончике, как у змеи, язык аккуратно трогал воздух, улавливая малейшие изменения в температуре и запахах. Сильное, опасное животное, с острыми как лезвия бритвы зубами, было готово исчезнуть в кустах в любой момент. Тора не стала его дольше тревожить и, обойдя, шагнула вглубь леса.

    Сюда жара не проникала. Под ногами участки плотной земли чередовались с пушистыми зарослями травы и ворохами сухих листьев. Судя по всему, лес был довольно густо заселен, но хижины были так искусно вплетены в заросли, что были почти незаметны и можно было легко представить себя в девственном лесу.

    По тропинкам иногда сновали люди – и взрослые, и детишки, но каждый явно был занят своим делом, и Тора не стала никого отвлекать. В самом центре острова обнаружился купол исследовательского центра – приподнимаясь над землей лишь на пару метров, он таил под собой, возможно, с десяток подземных уровней. Тора читала в кратком резюме, что в нижнем ярусе центра был сделан проход во внутренние пещеры острова, часть из которых открывалась в открытый океан на глубине от двадцати, до пятидесяти метров, так что аквалангистам здесь было раздолье – погружаться с аквалангом на Сипадане можно в любом месте – остров окружен кольцом богатейших жизнью рифов. Сначала – внутреннее кольцо глубиной в два-четыре метра, буквально кишащее живностью – рай для тех, кто ныряет с маской, трубкой и ластами. Черепахи с панцирем до двух метров в диаметре плавают здесь и по одиночке, и стаями, позволяют кататься на себе и чувствуют себя вполне комфортно в человеческом окружении. Сотни, если не тысячи видов рыб, населяют эти неглубокие пространства. Далее располагается кольцо рифов глубиной до тридцати метров. Здесь уже водятся рыбы покрупнее – макрель длиной до двух метров, таких же размеров тунец, рассе, а также множество акул длиной в полтора-два — два с половиной метра. Впоследствии Тора убедилась в их совершеннейшей безопасности и миролюбивости. Иногда аквалангистам удавалось тихонечко подобраться к лежащей на дне акуле и даже дотронуться до ее хвоста, но сразу после этого акула снималась с места и мощными, красивыми движениями хвоста и изгибаясь всем телом, уходила прочь.

    А дальше был провал, и океанское дно уходило отвесно на глубину шестисот метров – остров имеет вулканическое происхождение. Здесь искали развлечение глубоководные дайверы, и в любое время дня можно было увидеть их тусовку на глубине около ста метров – смешанные газы не использовались, погружались только на сжатом воздухе, так что требовалась серьезная акклиматизация и опыт, чтобы плавать на такой глубине. Где-то здесь группа Чока и столкнулась с дельфинами – в прямом и в переносном смыслах.

    Спустя два часа Тора, наконец, решила найти свою комнату и поспать. Несмотря на то, что кожа ее была темной – горное солнце превратило ее в мулатку – все равно кожа на плечах и спине немного чувствовала себя обожженной. В центре ей дали номер ее коттеджа, и вскоре она уже покачивалась в гамаке, растянутом между двумя высоченными пальмами, с компьютером в руках. Хотелось привести в порядок воспоминания последних двух дней.

    Позавчера Менгес, Трапп и Тора встретились с Лу. Перед встречей Менгес сказал, что первая встреча Лу с тигром произошла еще две недели назад. Они встречались примерно раз в два дня, и было принято решение не вмешиваться в эти встречи, так как тигр вел себя крайне настороженно, да и Лу утверждала, что уверена, что тигр боится. Сказать что-либо о содержании этих встреч, если вообще тут можно говорить о «содержании», было крайне затруднительно, так как Лу попросту не обладала достаточным опытом, чтобы суметь адекватно описать такие странные переживания, которые она испытывала во время своих контактов. Обладая зачаточными навыками в погружениях, в торможении самоидентификации, она и не могла дать существенной информации несмотря на то, что, судя по косвенным признакам, входила в какой-то очень глубокий контакт с животным. Среди тех описаний, что она могла давать, были крайне необычные, но слишком расплывчатые, чтобы на них можно было опереться. Но было кое что и определенное. Например, можно уверенно говорить о факте интеграции восприятий тигра, поскольку Лу определенно стала обладать навыками, не свойственными людям, но, вполне можно допустить, присущими животным. Не раз она демонстрировала способность узнавать наверняка – где находится то или иное растение или характер почвы, причем эта способность явно обострялась именно после встреч.

    Возможно, эта история не привлекла бы к себе столь пристальное внимание ученых, если бы не тот факт, что Лу довольно часто приходила к дайверам, проводила с ними время в разговорах или играх, или просто сидя и прислушиваясь к их разговорам. И, зная ее серьезность и несклонность к пустым фантазиям, дайверы вполне серьезно отнеслись к ее странным утверждениям, что она уверена в том, что тигр пришел, чтобы сообщить людям нечто крайне важное. Затем дайверы, активно исследующие вопросы интеграции восприятий морд Земли, осознали, что перед ними открывается довольно интересная перспектива. До сих пор животные оказывались вне сферы интересов дайверов в силу высокой своей подвижности – как личностной, так и чисто физической. Интеграция восприятий горы или ручья требуют определенного искусства от дайвера, но лишь от него, так как и гора и ручей всегда тут, под руками, в неизменном состоянии. Но раз оказалось так, что стала возможной интеграция восприятий с тигром… почему бы не воспользоваться этим? Отчасти для этой цели Менгес и выпросил себе Тору – в тандеме с Лу они могли попробовать наладить полноценный контакт. Следовало принять к сведению, однако, что опыты дайверов показали, что путешествия в мирах осознаний может быть не только увлекательным и захватывающе интересным, но и опасным, поэтому решено было максимально обезопасить участников.

    Неожиданный контакт с дельфинами внес свежую струю в проект – можно было попробовать совместить оба опыта в один. И буквально вчера новая идея Нортона получила одобрение на «зверинце» — привлечь к работе двух из трех «диссидентов», принявших решение на неопределенное время не возвращаться из погружения – Квейс и Магнус дали согласие на свое участие, так как в той позиции, в которой они сейчас находятся, они вполне могут оказаться полезными для стабилизации контакта. Не принадлежа, строго говоря, в данный момент ни к одному миру, они могли бы обладать необходимой подвижностью для подстраховки.

    На той встрече с Лу Тора убедилась, что девочка – вполне уже серьезный человек несмотря на свой пятилетний возраст – увлеченная, порывистая, искренняя. Они понравились друг другу.

    Окончательно эксперимент был задуман так: Квейс и Магнус создадут «место встречи» где-нибудь на нейтральной территории в области фессоновских миров. Предложение о встрече на территории вертикально-ориентированных миров было почти единодушно отвергнуто, несмотря на то, что есть основания предполагать, что животные чувствовали бы там себя в большем комфорте в силу предполагаемого отсутствия у них такой совокупности восприятий, как «осознание своей индивидуальности». Для того, чтобы ослабить эффект тысячелетнего инстинкта страха животных перед человеком, в состав совокупности состояний, из которых будет состоять «атмосфера» этого места, будет включено достаточное количество восприятий, интегрированных у камней, гор, ручьев, травы, облаков. Теоретически, насытить этими восприятиями место встречи можно было бы со сколь угодно высокой плотностью, Менгес и Тарден легко справились бы с этим, но тогда резко ослабла бы способность дайверов к последующей «расшифровке» событий на язык рассудочной ясности и к сознательному поведению во время встречи. Требовался баланс.

    Таким образом, Квейс и Магнус создадут место и будут динамически поддерживать его, Менгес и Тарден насытят его восприятиями морд Земли, Лу и Чок синхронно начнут осуществлять контакт – она с тигром, он – с дельфинами. Тора же будет независимым наблюдателем, свидетелем, регистратором. Фактически – чем-то вроде естественного магнитофона. Ее задача – воспринимать, впитывать всем телом, воздерживаясь от прямого участия, чтобы потом отдаться в руки экспертов, которые «развернут» ее воспоминания и расшифруют. Немного тревожило Тору участие в эксперименте группы Фоссы, чьей задачей было обеспечение безопасности, прикрытие. В случае непредвиденного и опасного развития ситуации члены команды Фоссы должны будут закрыть эксперимент, сопроводив каждого участника «на поверхность» обычного человеческого мировосприятия. Судя по всему, если в чем-то дайверы и могли сомневаться, то только не в способности Фоссы и ее ребят сделать свое дело – уверенность в их силах была абсолютной, и Тору живо занимал этот вопрос – что же это за люди? Фосса и ее ребята были привлечены к эксперименту на всякий случай. Как бы чего, значит, не вышло. Конечно, если Тора представляла себе, что ей нужна помощь, что ей угрожает опасность, то образ Фоссы и у нее вызывал полное доверие. Странный она человек… Ну а что, если Фосса неверно интерпретирует ситуацию и операция спасения начнется вопреки желаниям дайверов? Не могут ли активные спасательные операции и вовсе разрушить перспективу контакта? Про себя Тора решила, что обязательно встретится и поговорит с Фоссой – им надо научиться понимать друг друга, чтобы эффективно сотрудничать.

    Все развивается так быстро… Еще совсем недавно Тора занималась исследованиями в институте, и ничто не предвещало бурного развития событий. Потом – прыжок в Гималаи, плотный график обучения и практики, и теперь она – на самом острие событий, среди стольких необычных и интересных людей. И все же что-то явно тревожит… Перебирая образы, Тора отметила всплеск тревожности, когда она дошла до Фоссы – все-таки она беспокоит ее гораздо значительнее, чем казалось сначала… Завтра они поговорят – пусть Трапп их познакомит. На тревожность накладывался и ажиотаж от близкого общения с таких необычным человеком, необычным даже на фоне других коммандос. Например, и Чока и Нортона Тора уже знала по своему обучению у коммандос – они вели некоторые занятия, были подчеркнуто аккуратны в общении. Конечно, в реальной работе они будут более неистовыми и стремительными, это ясно, но вот ни Фосса, ни ребята из ее группы нигде не преподают ни в каких школах. Фактически, они так глубоко изолированы, что вовсе не пересекаются с обычными дайверами, так что тот «зверинец» с ее участием был единственным исключением. В этом есть и что-то тревожное, и загадочное, манящее. Завтра. Завтра Тора ее расшевелит.

     

    Солнце разбудило Тору уже в восемь. Ночью она просыпалась несколько раз – сначала, когда в коттедж пришли ребята. Кто-то провел рукой по ее голой спинке, кто-то стал целовать ее попку, похоже – девочка… Потом она проснулась, когда было совершенно темно. Где-то в паре метров от нее громко стонала девочка, все громче и громче, и вдруг начала кричать. Спросонья Тора не сразу уловила, в чем дело, но по характерным всплескам криков поняла, что орет девчонка от наслаждения – двое или трое парней трахали ее одновременно, шлепки тел слышались отчетливо. Мелькнула мысль, что сама Тора постеснялась бы вот так орать – несомненно, такие громкие вопли в ночной тиши разносились далеко и были слышны во многих соседних коттеджах. Девчонка орала, иногда начинала завывать и снова орала. Легкий всплеск зависти кольнул Тору: если бы девчонка кончала, то поорала бы и кончила уже давно, а раз она все орет, значит не кончает, значит умеет трахаться так, чтобы на грани оргазма испытывать такое сильное и длительное наслаждение. Здорово… я тоже так хочу! А может, как раз такая вот раскованность, что орешь во все горло, и дает такие ощущения? У Торы был похожий опыт.

    В коттедже уже никого не было. Вывалившись из постели, Тора подошла к огромному окну в пол стены. К босой лапе что-то прилипло – презик! Три использованных презика бесстыдно валялись на полу – значит сразу трое все-таки трахали ту девчонку… писька запульсировала, захотелось схватить ее за «шкирку», и тут Тора увидела, что один из презиков не пустой. Сперма! Ни фига себе! Возбуждала вообще сама сексуальная фантазия – трахаться с презиком, а тут еще и сперма. Тора сжала пальчиками презик, и сперма мягко переливалась в нем. Аккуратно развязав узел, Тора села на кровать, раздвинув ножки, и, потискивая пухлые губки, просунула язычок в презик и натянула его, не торопясь, так что кончик языка погрузился в сперму. Поболтав языком в сперме, она аккуратно высунула из презика язык – на его кончике осталась капля. Всего лишь одна капля спермы, а вкус быстро распространился по всему рту – удивительно возбуждающий, ни на что непохожий…

    На пляже было оживленно. Десятки людей – кто натягивает ласты, бултыхаясь с аквалангом у самого берега, кто только примеряет BCD, а от кого-то уже только видны пузыри. Дайвинг – всеобщее увлечение в этих краях. Спустя пятнадцать минут и Тора уже парила над кораллами. Еще несколько минут, и вот под ней – темный обрыв подводной пропасти, куда пара за парой уходят силуэты дайверов. Без акклиматизации Тора не пойдет глубже пятидесяти метров, лучше исследовать пещеру! Подхватив страховочный баллон и прицепив его к поясу, Тора включила налобный фонарь и вплыла в пещеру. Широкий вход продолжался узкими проходами вглубь, затем туннели извивались, множились, переплетались. Тора вплывала в боковые проходы, подныривала в уходящую вглубь темноту, где и два дайвера не смогли бы разминуться, и уже спустя десять минут безнадежно заблудилась. Еще десять минут она пыталась найти выход. Скелеты огромных черепах делали окружающий ее мир несколько зловещим; свет фонаря выхватывал то стаю необычных мелких мерцающих красных рыб, то причудливые формирования камней, то озерца воздуха, словно жидкая ртуть прилипшего к потолку пещеры. В какой-то момент Тора неловко развернулась и врезалась лбом в нависающий карниз. Фонарик потух. Трудно вообразить, что может быть ТАК темно! Зависшая в пещерной водной тьме, полностью потерявшая ориентацию, Тора зафиксировала мысль: «раньше ведь так и погибали». Насладившись необычными ощущениями, Тора не без сожаления сжала страховочный баллон, и в тот же миг вся пещера осветилась изнутри, и мерцающие указатели показывали путь к выходу. А у самого входы в пещеру на песке валялась огромная акула. Подняв нос, она неуловимым движением снялась с места и ушла.

    Оказалось, что Трапп уже на острове. Сдирая с себя снаряжение, Тора помчалась на его поиски, и уже через минуту увидела его валяющимся на песке, что-то обсуждающим с… черт, это же Фосса! Снова вспыхнула тревожность.

    Вблизи левый бок Траппа производил тяжелое впечатление – сине-черно-желтых цветов, видных даже на фоне загара. Усевшись рядом, Тора наткнулась на прямой взгляд Фоссы. Черт возьми, это был особенный взгляд. Каким-то образом Тора сразу поняла – о чем думает Фосса: уместно ли присутствие Торы при их разговоре. И Тора готова была поклясться, что если бы Фосса решила бы ее отстранить, то у нее не хватило бы воли даже возразить ей. Мистика какая-то. Откуда у этого человека столько силы? Да и что это вообще такое – «сила»?

    Взгляд Фоссы изменился – из оценивающего (отшить или оставить) он стал изучающим. Казалось – ничего не изменилось, Фосса просто продолжает в упор смотреть на Тору, а ясно, что она ее изучает. Интересно – что она обо мне думает?

    — Ты хотела со мной о чем-то поговорить, сейчас подходящее время. – Произнеся эту фразу, Фосса просто закрыла рот и стала ждать.

    — Да, хотела… хочу. – Тора медленно подбирала слова, но ей неудержимо захотелось задать совсем не те вопросы, которые она вчера обдумывала. – Почему у тебя такой взгляд? Как это тебе удается?

    — Искренность. Исчерпывающая, бескомпромиссная, познающая. Это не эпитеты.

    — Не эпитеты? В смысле?

    — «Исчерпывающая», значит фиксирующая все, что различает различающее сознание. Без исключений. Исключения почти наверняка означают вытеснения, самообман. Исключения возможны только после специальных тестов самоконтроля. «Бескомпромиссная» — значит оценивающая зафиксированное с безличной бесстрастностью, словно оцениваешь проявления другого человека. «Познающая» — значит помнящая о единой цели, предвкушающая открытия.

    — Значит – мера слабости моего взгляда отражает меру моей неискренности?

    Фосса не ответила и стало ясно, что она и не ответит.

    — Вопрос, наверное, дурацкий, но все же хочу спросить… — и тут по взгляду Фоссы Тора поняла, насколько глупо звучат эти предисловия. – Я знаю, что коммандос держатся изолированно, а твоя группа – особенно. И все же – есть ли возможность пожить с вами?

    — Такой возможности нет.

    — Вообще?

    — Сейчас для тебя этой возможности нет, а что касается «изолированности», то это еще вопрос – кто от кого изолированно держится… Ты как себе это представляешь – куча искренних и активных людей рвется в коммандос, а их не пускают? Так что ли?

    — Не знаю, я как-то себе это не представляла… Фосса, меня беспокоит наш эксперимент. Ты будешь нас защищать, но как ты узнаешь о том, что вмешательство необходимо? И как определить меру этого вмешательство? Время?

    — Горы не испытывают страха, реки не бывают нерешительными.

    — Угу… — Трапп, тебе понятно?

    — Думаю, что да. – Трапп говорил медленно, часто запинаясь от боли, возникающей даже от мелких резких движений. – То состояние, в котором будут находиться Фосса и ее группа, не может в принципе быть подверженным ни страху, ни нерешительности. Перед ними стоит задача – обеспечить эффективное прикрытие от неизвестных пока опасностей, и сияющее различение даст им все – и оценку ситуации, и способы действий, и прочее. И действовать они будут без оглядки, не заботясь ни о чем, кроме эффективности действий – ни даже о том, как потом их действия будут оценены, а их потом несомненно все будут оценивать, конечно у каждого будет свое мнение, но они к тому времени уже будут делать следующее дело, и скорее всего даже не поинтересуются – высоко или низки они были оценены. Когда я обо всем этом сам рассуждаю, я могу думать одно или другое, могу что-то одобрять или не очень, советовать то или иное, соглашаться или возражать, но когда встанет вопрос ребром – кто встанет на мою страховку в преддверии неизведанного, то…

    — То ты выберешь Фоссу.

    — Вот именно.

    — Фосса, тебе вообще наш эксперимент интересен?

    — Мне интересно все то, чем я занимаюсь. Что касается эксперимента, то я сомневаюсь, что мы получим результат, который даст прорыв.

    — Почему?

    — Пока мы оперируем типовыми величинами, нам не выйти из круга явлений, ограниченного самой природой этих явлений. Грубо говоря, если агрессивный человек ставит какой-то опыт, в результате его агрессия изменит направление или характер проявления, но останется агрессией. Агрессивный подчиненный может превратиться в агрессивного начальника, и будет и выглядеть и вести себя по-другому, но останется все тем же гниющим трупом. Для того, чтобы мы получили интересный результат, мы сами должны измениться – не фасад, а сам состав восприятий – там должно появиться что-то принципиально новое, чего раньше не было. Человек должен перестать быть человеком, чтобы стать более совершенным и глубоким существом. И не просто «новое» должно в нем проявиться, а такое, которое родилось в результате крайнего развития его творческих сил, его радостных устремлений. Я не говорю, что это невозможно, тем более, что это уже происходило в истории как минимум два раза, а скорее всего множество раз, но есть ли основания предположить, что это произойдет именно сейчас?

    — Но кроме прорывов…

    — Да, кроме прорывов есть обычное поступательное развитие, это интересно и прекрасно. Но мы, — Фосса произнесла слово «мы» с ударением, чтобы стало ясно, что речь идет о ее группе, — мы устремлены только в прорыв – такова специфика, такие мы собрались.

    — Что ты имеешь в виду, говоря, что это уже было?

    — Например, — встрял Трапп, — это то изменение человечества, которое произошло на рубеже первого тысячелетия до нашей эры. Если внимательно проанализировать дошедшие до нас материалы, то легко увидеть, как в течение этого тысячелетия формировалось понятие о «любви», которое, очевидно, следовало за участившимися проявлениями тех восприятий, которых и обозначали этим словом. И чем ближе мы к нашей эпохе, тем сильнее доктрина о первостепенной значимости «любви» пронизывает всю культуру – например это видно по тому, как христианство стремительно распространилось по западному миру, как буддизм сделал то же самое на востоке. И если литература 19-20 веков сплошь и рядом эксплуатирует эту тему, то этого нельзя сказать о литературе 17-го, например, века, а в берестяных грамотах, к примеру, и вовсе ни слова о нежных чувствах, а все больше о долгах и общественных событиях. Пролистай «Илиаду», посмотри – на сотни описанных актов агрессии, алчности, враждебности – лишь одно описание даже не любви, а желания обладания объектом привязанности. Примеров полно, отсюда и проистекает гипотеза, что такие ОзВ, как симпатия, нежность, по какой-то причине были просто неизвестны ранним людям, но в процессе их развития, в процессе эволюции человека эти восприятия появились.

    — А второй пример?

    — Собственно появление практикующих практику прямого пути и распространение, хоть и очень медленное, ясности в первостепенной ценности ОзВ. Искренность, преданность и многие другие ОзВ только в последнюю сотню лет стали если не нормой, то во всяком случае идеалом, целью.

    — А что может появиться… да, я даже и не думала, что и ОзВ – это ведь не конец эволюции человека! Странная мысль… — Тора рассмеялась. – Что может быть…

    — Мы не знаем, — Фосса легла на спинку и раздвинула ножки. Тора с любопытством осмотрела ее тело – раньше она не смотрела на Фоссу именно как на девочку. – Но если это и произойдет, то путь к этому лежит несомненно через экстатические ОзВ – в этом нет сомнений.

    — Мне случается время от времени их испытывать, — Тора припомнила несколько недавних эпизодов. – Но мне казалось каким-то… запредельным, что ли, даже мечтать о том, чтобы целенаправленно их добиваться.

    — Мы не считаем это запредельным, — твердо произнесла Фосса. – Мы над этим работаем.

    — Может ли интеграция восприятий морд Земли, или самой планеты Земля…

    — Не знаю, — перебила Фосса. – Но если здесь есть хоть один дополнительный шанс, мы его не упустим.

     

    По дороге в центр Тора наткнулась на стайку детишек – поймав крупного геккона, они гладили его животик, тискали цепкие лапки, разглядывали и чуть ли не целовали.

    — А варана не хотите потрогать?

    — Ага, его потрогаешь, — возразил один из них, протягивая и показывая свою ладонь – по всей ее длине шел шрам, от края до края. – Вот, потрогал.

    — Он напал на тебя? — удивилась Тора.

    — Еще чего, они не нападают. Просто с рук решил покормить. Столько крови было!

    — И визгу… — хмыкнула девчонка со смешными торчащими косичками.

    — Да ладно, я бы тоже вряд ли выглядела бы героем, если бы меня так цапнули, — поддержала пацана Тора. – Вы тут давно?

    — Скоро уже год.

    — Что делаете?

    — Учимся, — пацан с крупными глазами и мускулистыми ножками пристально посмотрел на Тору. – А ты кто?

    — Чему сегодня учили? – Тора сделала вид, что не заметила вопроса.

    — Вот, — та же девчонка ткнула в пластырь на левой ляжке, и тут Тора заметила, что у всех пяти детишек на обоих ляжках симметрично наклеены пластыри.

    — Тоже вараны покусали? – рассмеялась Тора?

    — Первая медицинская помощь, — пояснил пацан со шрамом. – На обеих ногам делаются надрезы, потом левую ногу активно промываем наслаждением, а правую – нет, и наблюдаем разницу. Левая рана заживает за три дня – это норматив, а правая дней десять будет болеть, вот смотри, — пацан отклеил половину пластыря с левой ляжки.

    Рана выглядела так, словно начала затягиваться.

    – А вот правая.

    Правая рана была еще влажной, воспаленной по краям, подсачивалась лимфа. К удивлению Торы, это и в самом деле была именно «рана», а не царапина и даже не порез. Глубокая – наверное в сантиметр глубиной.

    — Третий день сегодня заканчивается, и к вечеру пластыри с левой ноги мы уже поснимаем… а он уже и сейчас не нужен, — резким движением сорвав пластырь, он выкинул его в кусты.

    — А как надрезы делали?

    — Ножом, естественно.

    — Сами??

    — Конечно, а то кто же?

    — Не страшно?

    — Страшно:) А еще по теории относительности сегодня занимались, — девчонка с раскосыми глазками мечтательно причмокнула губками. – А я уже все это знаю, что нам сегодня рассказывали, я люблю физику… а ты знаешь про мысленный эксперимент со световыми часами в движущемся поезде, из которого следует, что при условии инвариантности скорости света время в движущемся поезде будет замедляться?

    — Что-то такое помню…, но не уверена, что это именно то, о чем ты говоришь, но в общем понятно, что постоянная скорость света… движущийся поезд… значит расстояние, пройденное светом, больше, да еще и надо учесть, что в движущейся без ускорения системе отсчета мы не можем заметить, что движемся, значит единственный способ разрешить парадокс – предположить, что время замедляется, и в итоге свет проходит большее расстояние за то же время… ну а отсюда несложно уже и сам эксперимент придумать, правильно?:)

    — А хочешь, я расскажу, как я это понимаю? – Девчонка присела на корточки, взяла в руку прутик и приготовилась чертить на земле. [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200]; глазки, горящие нетерпением все рассказать, поскорее поделиться – увлеченная девочка. Увлекающаяся. Такая может подскочить среди ночи и начать читать интересную книгу или побежать на свидание.

    — Давай. – Глядя на эту пупсятину, Тора вдруг испытала зов, преданность. Хотелось посидеть тут, послушать ее, впитывать в себя ее голос, [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200].

    — Смотри, — девчонка стала энергично чертить прутиком. Остальные детишки расселись и разлеглись вокруг. – Представим себе летящий равномерно экраноплан. В нем стоит аквариум, заполненный вязкой жидкостью. В середине дна и потолка аквариума – пружинки, которые пинают шарик. Ну этот шарик и движется вверх-вниз. Секунд пять шарик плавно поднимается вверх, и столько же идет вниз. Теперь посмотрим, как это выглядит для наблюдателя с Земли, — она передвинулась ближе к Торе и стала чертить новую схему. – Для наблюдателя с Земли шарик движется не просто вверх и вниз, но еще и летит по горизонтали вместе с экранопланом, и за эти пять секунд он пролетает, скажем, километр.

    — Старенький экраноплан…, — пробормотала Тора, — того гляди развалится.

    Кто-то прыснул от смеха. Девчонка задрала голову к небу.

    — Минута – двенадцать… час – семьсот двадцать… да, три километра он пролетит, а не один. Но тут все понятно, так как вертикальная скорость шарика складывается с горизонтальной, так что ничего удивительного, что с этой скоростью он и проносится это расстояние в три километра. А теперь, — она взглянула на Тору, — пусть вместо шарика у нас носится туда-сюда фотон, квант света. – Голос ее драматически возвысился. – Скорость фотона – величина постоянная, константа, ну в вакууме, естественно, но это сейчас неважно. Она равно примерно 299792,458 метров в секунду. То, что она постоянна, легко доказать экспериментально – опыт Майкельсона-Морли, например, ну и еще масса других опытов. А отсюда следует, — теперь ее речь заговорщицки замедлилась, — что в летящем экраноплане скорость фотона НЕ складывается со скоростью полета экраноплана, — в голосе девчонки зазвучали торжественные нотки. Не может скорость фотона ни с чем складываться – какая она есть, такая и есть – одна и та же всегда. Значит фотону потребуется некоторое время, чтобы, с точки зрения наблюдателя с Земли, по длиннющей диагонали (ведь экраноплан то летит) добраться от низа до верха аквариума. И при всем при этом внутри экраноплана – все как обычно, как и когда он не летел, а стоял на стоянке, ведь с точки зрения физики равномерное движение полностью эквивалентно покою. Относительно Земли экраноплан летит, а относительно летящего рядом другого экраноплана – покоится. Вот тут-то и возникает суть парадокса. С точки зрения человека, летящего в экраноплане, фотон пробегает лишь тридцать сантиметров – расстояние от низа до верха аквариума. А для человека с Земли тот же фотон пролетает гораздо большее расстояние в силу того, что экраноплан летит. А скорость-то фотона – ОДНА И ТА ЖЕ! – прутик полетел на землю. – Значит, единственный способ разрешить этот парадокс – что-то сделать со временем, ведь в формуле «расстояние равно скорости, умноженной на время», только время можно изменить, ведь расстояние и скорость определены твердо. Вот отсюда и вывели гипотезу о том, что в движущейся системе отсчета время замедляется по сравнению с той, относительно которой она движется. Тогда к тому моменту, когда экраноплан пролетит какое-то расстояние, на Земле пройдет чуть больше времени, чем в самом экраноплане – больше ровно настолько, чтобы его хватило фотону пробежать по диагонали. Мне все ясно, а тебе?

    — Да, все правильно, — вторая девчонка авторитетно кивнула.

    — Тебе СОВЕРШЕННО понятно? – настаивала девчонка, глядя на Тору.

    — Да, совершенно. Хотя…

    Девчонка с изумлением воззрилась на Тору

    — Неужели где-то не ясно? В каком месте? – прутик снова уже зажат в руке.

    — Ты сказала: «единственный способ разрешить парадокс». Я считаю, что это не так. Предположить замедление времени – лишь одно из возможных объяснений. С таким же успехом мы можем предположить, что в движущейся системе отсчета каким-то необычным образом меняется пространство, а мы, кстати, знаем, что оно меняется и в самом деле – как минимум сжимается в направлении движения, а может и не только. Или само понятие «скорости»…

    — Погоди, — перебила девчонка, — но мы точно знаем, что время замедляется в движущихся системах. Это легко экспериментально доказать в опытах с элементарными частицами в ускорителях.

    — Это другое дело, ведь я говорю о возможных объяснениях. И кроме того, — Тора положила руку на коленку девчонки, — частица в ускорителе ПРОЯВЛЯЕТ себя так, словно она моложе той, что не носилась по кругу. Но что там НА САМОМ ДЕЛЕ происходит, мы не знаем. Нельзя смешивать понятие «проявляет себя так, что это легко описать словами «время замедлилось»» и понятие «время замедлилось». Разница может оказаться какой угодно большой. Кто знает, может теория струн рано или поздно приведет нас к тому, что мы вообще пересмотрим понятия пространства и времени, как это уже было в начале двадцатого века, когда Эйнштейн создал свою теорию, а потом в конце этого же века, когда собственно были проработаны основы теории струн, и как потом в середине прошлого, двадцать пятого века, когда в теории струн удалось совершить фундаментальный прорыв, основываясь на результатах опытов в вихревом струнном ускорителе.

    — Теория струн…, — вздохнул пацан со шрамом, — это еще не скоро у нас будет, там нужно топологию знать, как таблицу умножения. Кремер сказал, что года три точно до теории струн не дойдем.

    — Я тоже на самом деле мало что пока знаю, но интересно, буду изучать.

    — Любишь физику? – девчонка с некоторым уважением посмотрела на Тору. – А еще я с осьминогами люблю играть, а ты знаешь, что осьминоги умеют разговаривать?

    — ?

    Они на своей шкурке узоры разные делают, могут целые картины рисовать. Они умные. И играть любят. Как ты думаешь, можно научиться нам понимать друг друга? И дельфинов я обожаю! [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200] — ребята наперебой стали перепинываться и беситься.

    — А кальмары тоже могут цвета менять, — продолжала та же девчонка, — но они не играют и у них глаза чужие, неинтересные. И каракатицы – смотрят своими глазищами на тебя, всем телом переливаются, и уплывают. Только осьминоги и дельфины любят играть!

    — Тебя как зовут? – Тора притянула девчонку к себе.

    — Омела. Ударение на «о». Я родилась в Лхасе, потом мы переехали на Ко-Тао, а год назад я приехала сюда.

    — Так ты тибетяночка?

    — Моя щенка – тибетянка, а от кого она меня зачала, она не знает да и знать не интересно, какая разница? Скорее всего от непальского парня. И мне так интересно – любой парень из деревни мог бы меня зачать – она страстная, [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200] Тора улыбнулась. – А по-тибетски ты знаешь что-нибудь? Я тоже жила в Гималаях, листала учебники, слышала тибетскую речь – звучит очень красиво, и на пуджах очень красиво поют.

    — Конечно, я по-тибетски могу разговаривать и немного могу читать. Хочешь вместе будем учиться?

    — Хочу! И с осьминогами хочу, и с дельфинами, познакомите?

    — Познакомим. Осьминоги всегда на одном и том же месте, у каждого своя нора в подводных камнях.

    — Двадцать третий десяток! – неожиданно вякнул пацан с мускулистыми ножками.

    Ребята на секунду-другую напряженно задумались, и один за другим, перебивая друг друга и стараясь всех опередить, протараторили: 2847564823.

    — Начало четвертой сотни! – снова вякнул тот же паренек.

    Неожиданно для ребят Тора опередила всех:

    — 72458700660631558817. Нравится память тренировать? – улыбнулась она. – Мне тоже. Я знаю число «Пи» до восьмисотого знака… примерно.

    — Я еще «божественную комедию» учу, первые шесть песен знаю.

    — А я «Илиаду»!

    — А я знаю площадь пятидесяти крупнейших островов Земли!

    Все говорили наперебой и чуть не подпрыгивали, такие энергичные, клевые пупсы. Пацан со шрамом и в самом деле стал подпрыгивать, и Тора заметила, что [этот фрагмент (1 страница) запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200]

    — Придем!

    — И друзей приводите:) Всем достанется.

    Сзади послышались шаги, Тора сдвинулась с тропинки, но шаги замедлились и идущий остановился. Оглянувшись, Тора увидела мужчину, уже довольно взрослого. С тех пор, как озаренные восприятия стали неотъемлемой частью культуры, и продолжительность жизни утроилась, стало довольно сложно определять возраст людей по их виду, а зачастую и вовсе невозможно, особенно когда речь шла о тех, кто занимается путешествиями в ОзВ и в мирах осознаний профессионально. Тора предположила, что мужчине уже под сто пятьдесят.

    — Сегодня перевалим за шестьдесят, так что вечером кое у кого будет кросс по пляжу:), — с улыбкой произнес он, обращаясь к ребятам.

    — А у меня вопрос есть, — девчонка с косичками дернула мужчину за шорты. – Я не могу определить озаренное восприятие. Я вчера свела в один файл все свои описания этого ОзВ, но из генерального списка ОзВ ничего не подходит.

    — Не может такого быть. Давай, — мужчина вынул из кармана джойстик необычного вида, Тора раньше таких не видела. Нажав кнопку, он протянул его девочке, и та, быстро найдя свой файл, открыла его голографическую проекцию. Быстро просмотрев текст, мужчина начал читать его снова, при этом открыв канал конференции.

    — Ребята, кто хочет обсудить ОзВ – подключайтесь.

    Полтора десятка прозрачных копий ребятишек появились и приготовились слушать.

    — Не может быть, чтобы твоего ОзВ не было в генеральном списке. Давайте посмотрим, — он обращался уже ко всем. – Хочу прочитать описание вслух:

    «Я – маленькая девочка-трехлетка. Солнечный осенний день, крупные желтые листья. Я вся в ожидании. Я смотрю на листья, тропинки. Я точно знаю, что что-то произойдет. И каждую секунду я замираю. Меня сильно тянет к этому. И кажется, что уже невозможно это переживать-переносить. Близость тайны, что-то торжественное и что-то такое, чего нельзя избежать. Огромная сила вдруг стала видимой, ощутимой. Я чувствую, что она приближается. Непонятно откуда – извне или изнутри или и оттуда и оттуда. Это чувство тяги, когда сильно влечет, притягивает, не знаю куда. Возникает смятение, ноющее чувство, что мне туда надо, мне туда очень хочется. Хочется что-то делать, куда-то идти, с кем-то разговаривать о чем-то важном. Я не знаю – что и как делать, но мне туда надо. Похоже на льва, выросшего в зоопарке. Он вдруг начинает чуять ночные запахи, ходить по вольеру. Он не знает – что такое «свобода» и не понимает – что с ним происходит, куда его так властно тянет, зовет. Его охватывает неизвестное, непонятное желание. Тут есть и чувство тайны, и отрешенность примешивается.»

    — Это «зов», — сказал один из мальчиков и немедленно отключился.

    — Нет, я прочла описания «зова», но это не то. Я назвала пока это ОзВ словом «тяга», — девчонка настаивала на своем.

    — Хорошо, — мужчина приподнял руку, — давай просто сделаем то, что мы можем сделать, и посмотрим что получится. Идем методом исключения, обращая внимание на характер тех слов, которые ты различила как резонирующие с «тягой», и использовала в описании. Смотри – там много слов, обозначающих движение: «туда надо», «куда-то идти» и так далее. Ясно, что это смыслообразующие образы, главные. И отсюда сразу ясно, что мы спокойно можем исключить сектора Блаженства, Ясности, Существования, Единства.

    — Да, — согласилась девчонка. – Ясно, что это сектор Устремленности.

    — Посмотри еще раз на описания «зова», — мужчина выжидающе посмотрел на нее.

    Девчонка притянула к себе голограмму, развернула описания. Минута, другая прошла в молчании.

    — Нет, все-таки «зов» — это пронзительнее, глубже, чем моя «тяга».

    — Это качества, — вмешалось сразу несколько голосов. – ОзВ может быть более или менее пронзительным, глубоким, всеохватывающим, но это остается то же самое ОзВ, а не другое.

    — Сейчас, — еще минута прошла в молчании, и еще несколько ребят отключились.

    — Им неинтересно? – шепотом спросила Тора у мужчины?

    — Скорее всего, им стало все ясно и стало ясно, что она сейчас и сама разберется, они…

    — Да! – Девчонка на этот раз выглядела уверенной и радостно-довольной. – Это «зов». Меня сбило еще то, что примешивались другие ОзВ, хотя я должна была догадаться их разделить.

    — Расходимся. – Мужчина схлопнул голограмму, закрыв конференцию.

    Сорвавшись с места и повизгивая, вся пятерка унеслась прочь по тропинке, и Тора почувствовала себя слишком неподвижной на их фоне. Но мужчина ее заинтересовал.

    — Шестьдесят, это, видимо, глубина, а кросс будет у тех, у кого будут признаки декомпрессионной болезни? – предположила Тора, возвращаясь к фразе, сказанной им.

    — Да, чтобы лишний азот вымылся из тканей, целесообразно активно двигаться. Мы уже начали учиться порционному дыханию с дробным выдохом, но все равно иногда ребята зарабатывают себе головокружение и тошноту. Ничего, научатся выдыхать в шестнадцать-двадцать дроблений выдоха, будут чувствовать себя поувереннее. Тут главное – научиться чувствовать золотую середину: мало кислорода – плохое снабжение мозга – начнет утекать сознание. Много кислорода – много и попутного азота, ну это все элементарно, многое зависит от акклиматизации и от ОзВ – как доберемся до шестидесяти, начнем практиковать непрерывные ОзВ на глубине – при ярких ОзВ азотные пузырьки даже если и образуются, то микроскопических размеров, кровеносные сосуды не забиваются… да, это я увлекся, — мужчина рассмеялся. – В общем, кое кому из них придется сегодня активно подвигаться.

    [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200] Ты учишь их дайвингу?

    — Не только. Учу всему понемногу. Специализируюсь на физике, математике, истории, медицине. Но, естественно, что когда кто-то подходит с вопросом по органической химии или по формальным практикам, то без разъяснений он не останется.

    — Я на прошлой неделе… кстати, меня зовут Тора, я из восьмой группы конкретных историков, вчера перебралась сюда для участия в эксперименте. Ты знаешь об эксперименте?

    — Кремер. Райнхард Кремер. – Мужчина улыбнулся, — здесь много проводится экспериментов. Кого здесь только ни встретишь. Так что на прошлой неделе?

    — Я смотрела, как пятьсот лет назад были устроены школы. Трудно поверить, что такое могло существовать!

    — Ну… тогда была такая жизнь, что во многое трудно поверить, — согласился Кремер. – И не только пятьсот лет назад, достаточно сбросить сто пятьдесят, чтобы наудивляться вволю.

    — Детей загоняли в школы, как стадо скота, — продолжала Тора. – Заставляли! Заставляли учить все подряд – нравится, не нравится… Твои детишки носятся по острову, и где соберутся, там и учебный класс. Что захотят учить – то и есть «программа обучения». Если им захочется вверх ногами стоять или трахаться при этом, или просто в небо пялиться или параллельно в шахматы играть, то это и есть «правильный процесс обучения». Естественно, что у них страсть к учебе, к исследованиям растет день ото дня, и в конце концов становится такой же неотъемлемой частью жизни, как сон, ОзВ, еда и секс. Это же надо было только удумать такое – заставлять учиться! – Тора, казалось, никак не могла привыкнуть к таким «перлам» прошлого. Заставь человека трахаться и жди от него, что он станет страстным, нежным и чувственным. Заставь его бегать и плавать, и жди, что он станет энергичным, что будет с предвкушением и наслаждением заниматься спортом. Ну кретинизм же полный! – Тора шлепнула себя по ляжкам, и сама рассмеялась над собой. – И главное, они же видели – поколение за поколением видели, как из их школ выходят тупые, мертвые дети, которым в жизни больше ничего и никогда не хочется учить. Озлобленные, хотящие только довольства, забвения. Да они ведь, фактически, все должны были постоянно хотеть умереть! Интересно – отдавали ли они себе в этом отчет? Вряд ли… Конечно, им наверняка хотелось только забвения, «настоящего отдыха», потому что во время обычного отдыха они только еще больше уставали. Пиво, жратва, телек, бытовуха, безнадежные попытки выдавить из себя позитивные эмоции, те же ссоры, негативные эмоции. А что тогда это такое – «настоящий отдых», в котором предается забвению все и вся? «Уколоться и забыться» — вот предел их мечтаний. Так может поэтому они и умирали так рано? Если так сильно и постоянно хотеть забвения, травиться негативными эмоциями, то смерть – естественный «свет в конце туннеля». И чем больше человек старел от своей тупости, серости и НЭ, от противоречий между жизнью и его бесчисленными концепциями, тем мучительнее была для него жизнь. Офигеть можно – как они могли так жить? Нет, мне никогда этого не понять.

    Тора замолчала, и минуту они просто стояли рядом. Ядовитый туман, наползший на Тору, когда она пыталась представить себя в шкуре обычного человека 20-го века, постепенно рассеивался.

    — Я думаю, они себе иного и представить не могли, да и не хотели пробовать представлять, — произнес Кремер. – Они были уверены, что человек по своей природе такой и есть – тупой, вялый, скучающий. Они верили, что если человека не заставлять учиться, то он сам никогда не захочет. И в этом отчасти они были правы – в самом деле, если с самого рождения так безжалостно насиловать людей, как это у них было принято, то и в самом деле – ничего уже не захочется. Некому будет хотеть — в живых никого не останется. Из школ и институтов выходили мертвецы. Без радостных желаний, без способности испытывать чувство тайны, предвкушения, творчества.

    Тора встряхнулась всем телом, как собака.

    — Сколько тебе лет? Сто пятьдесят?

    — Сто тридцать два. А тебе?

    — Двадцать пять. Ты кроме обучения детишек чем еще занимаешься?

    — Да в общем – ничем. Самообразованием, конечно.

    — То есть как, ничем?

    — Так, ничем. Сорок лет назад я перестал принимать участия в исследованиях. Мне с трудом даются «погружения» — возможно это от того, что меня не слишком увлекают эти путешествия; мне нравится возиться с малолетками. Я учу их тут… учусь сам тому, что интересно – очень много читаю, конференции конкретных историков тоже, кстати, стараюсь не пропускать, но в деталях разбираюсь слабо, предпочитаю следить за адаптированными новостями, чтобы не отставать от времени. Эта группа – двадцать ребят – приехали сюда год назад. Они закончили школу «щенов» и успешно поступили в школу «ежей»…

    — Ага, значит они «ежи»…, — пробормотала Тора, — клевые ребята… живчики.

    — Их собрали из разных мест и привезли сюда. Тут они проучатся год или два или максимум пять – это решают другие. Я не знаю, почему кого-то привозят сюда, и почему кого-то увозят и переводят в другие школы. Мне нравится возиться с ними и я занимаюсь этим. Мне нравится отдавать им все, что у меня есть – мои знания, увлечения, навыки. Нравится заражать их энтузиазмом, увлекать. Нравится испытывать к ним преданность. Они возьмут у меня, что смогут и захотят, и отправятся дальше. Я испытываю восторг, когда представляю, как они будут реализовывать свои желания, станут исследователями, путешественниками, может кто-то из них станет коммандос, а кто-то уйдет в институты, а другие будут возиться с другими малолетками. Будут испытывать предвкушение и устремленность.

    — А тебе не грустно расставаться с ними?

    — Грустно?? – Кремер громко расхохотался. – Ты довольно своеобразно представляешь себе тех, кто выбирает не быть на переднем крае науки и практики. Нет, я хоть и не коммандос и даже не «дайвер», но все же и не динозавр. Я люблю испытывать преданность. Малолетки-ежи – мой озаренный фактор. Когда я с утра до вечера отдаю им свое время, для меня это еще и практика испытывания преданности. Я занимаюсь этим сорок лет. Возможно, завтра я проснусь и почувствую, что меня тянет в другие области деятельности. Может я поеду очищать Антарктиду от мусора или полечу строить горнодобывающую фабрику на Луне, но вот уже сорок лет я просыпаюсь и засыпаю с восторгом, преданностью и предвкушением того, что буду возиться с ежами-малолетками. И может проживу так еще сорок лет. Я не знаю. Но жизнь моя насыщена до краев прямо сейчас. Я не эксперт в преданности, я – любитель. Но большой любитель!:) – он снова рассмеялся и встал на колени, разминая спину. Мышцы упруго и синхронно перекатились под кожей.

    — До меня дошло, что я еще ни разу не трахалась с мужчиной в твоем возрасте, — задумчиво произнесла Тора. – И не потому, что не возбуждает, а из-за концепции о том, что сто пятьдесят – это уже многовато… Если ты захочешь меня, приходи, пацаны тебе покажут дорогу, ОК?

    — Хорошо. – Кремер рассмотрел тело Торы, задержался взглядом на крупных сосочках, животике, попке, но ничего не сказал. Упруго вскочив на ноги, он отряхнул колени. – Приходи к нам на занятия. Многие приходят. Я понимаю, что принципиально нового ты ничего не узнаешь на наших уроках, но получить интеллектуальное наслаждение, например, от какой-нибудь красивой задачки по квантовой физике, — это легко.

    — А как, кстати, твои детишки учатся управлять наслаждением для заживления ран? Какой тип наслаждения вы используете? С чего начинаете?

    — Любое подойдет. [этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200] учим их использовать и интеллектуальное наслаждение, и прямое порождение в сердце – здесь, конечно, преимущество имеют те, кому легче даются ОзВ. Но радует то, что новым детям они даются заметно легче, чем это давалось людям моего поколения. – Кремер посмотрел Торе за спину, то ли шлепнул, то ли погладил ее по плечу, развернулся и побежал по тропинке легким, почти невесомым бегом.

    «Тоже живчик», подумала Тора с улыбкой, и вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть. Резко повернувшись, она оказалась нос к носу… с Фоссой! Та шагнула еще ближе, крепко взяла Тору за плечо и увлекла за собой в сторону от тропинки. Тора хотела что-то спросить, но Фосса, перебив ее, задала вопрос, который изумил Тору до невозможности: «А теперь я хочу знать – на чьей ты стороне».